Больше двух дней я обходил различные адреса. Кого-то удалось вспомнить самостоятельно. Кого-то назвали опрошенные. Меня принимали за сотрудника соцзащиты, что с нашим прошлым не вызывало удивления.

Почти никто не поддерживал с Лесей связь, кроме одной её подружки. С той сестра иногда созванивалась. Она же подсказала, куда сестра пошла учиться. После смерти родителей опеку над ней до совершеннолетия взял друг семьи — Константин. Дядя Костя, как я называл весёлого усатого приятеля отца. Его приход всегда означал семейные застолья, забавные истории и мелкие подарки. Он помог ей не пропасть и поступить в институт на финансовое направление.

Попасть в общежитие оказалось несложно, даже по стене лезть не пришлось. Мягкое внушение и, назвавшись, родственником одного из студентов, которому я собирался сделать сюрприз, я прошёл на нужный этаж.

Одногруппники не видели Лесю уже больше недели, но истории, которые о ней рассказали, вызвали у меня нешуточную тревогу. Сестра с тех самых пор замкнулась в себе. Сторонилась людей. Не искала дружбы или новых знакомств. Не ходила на вечеринки и квартирники. «Вписки», как сказал какой-то синеволосый студент. А в последнее время выглядела усталой, дёрганной и нездоровой. На тех, кто проявлял обеспокоенность, она лишь срывалась и требовала оставить её в покое.

Один из ребят, явно имевший романтический интерес к сестре, вспомнил, как несколько раз её забирал на машине какой-то тип «со скользким взглядом». Так и сказал. Номер «помидорно-красная бэха» имела запоминающийся — Х999ХХ.

Дальше — дело техники. Десять лет назад мне пришлось бы искать диск с базами данных на Горбушке у подозрительных лиц. Сейчас — в одном из мессенджеров за несколько тысяч я получил адрес регистрации Болеславского Павла Валентиновича 94-го года рождения.

Вот в жилой комплекс, где прописался этот товарищ, проникнуть оказалось сложнее, чем в общагу. Вход на территорию осуществлялся через КПП — дом явно не простой. А забор в высоту составлял больше трёх метров без возможности на что-либо опереться или зацепиться.

Обойдя ЖК по кругу, нашёл не сильно освещённую точку, и с разбегу перепрыгнул через кирпичную стену. Спасибо алхимии, которую в своё время на меня спустили с годовой бюджет Миальфана. В победе над Драэгаматом был кровно заинтересован весь Ниаттис.

Пристроившись за одним из жильцов, попал в подъезд. Так я оказался на двадцать первом этаже перед внушительной входной дверью. Убедившись, что на лестничной площадке пусто, залепил жвачкой ближайшие дверные глазки и вонзил Лазарь в замочную скважину. Лезвие пробило сталь, не почувствовав преграды. Щель получилась не очень толстой, сразу и не заметишь. Убрав меч, толкнул дверь, открывая проход в квартиру Павла. Именно так звали молодого человека, с кем неоднократно видели Лесю.

Жил владелец на широкую ногу и даже не скрывался. Остатки белого порошка я нашёл прямо на прикроватной тумбочке, рассыпанными на мелком зеркальце. В самой же тумбочке что-то вроде табакерки, блестящей, сука, набитой всё той же химией.

На полу пустые бутылки с яркими этикетками. На кухне — грязные тарелки и ещё больше бутылок. Если бы не богатая обстановка, решил бы, что тару он собирает со всего района, чтобы сдать за мелочь.

Я искал какие-то записи, когда в дверном замке провернулся ключ. Створку я просто прикрыл за собой. С перерезанными ригелями закрыть её не получилось бы при всём желании.

— Какого хера?.. — голос с лестничной площадки растягивал гласные и не скрывал крайнее опьянение юнца.

Широкими вальяжными шагами он ввалился в гостиную и заворочал во все стороны телом, будто у него отказала шея. Ступив из тёмной спальни, я подсёк его ногу и заломил руку, с силой ставя на колени.

— Мразь, ты кто такой?! Ты хоть знаешь, кто мой отец?! Тебе конец!

Поток словесной грязи лился из его рта неостановимо, как прорвавшаяся канализационная труба.

Прикосновение покаяния.

«Павел привык к хорошей жизни. Отец-депутат с детства внушил ему, что в мире есть лишь две категории людей: те, кто доит и те, кого доят. Если он хотел чего-то добиться, следовало следить, чтобы не оказаться во второй группе. Для этого полагалось заводить связи. Оказывать услуги. Узнавать ценную, часто грязную информацию. И самые полезные знакомства заводились именно в институте. Отец обещал пристроить Пашеньку в бизнес, а потом и на своё место. Нужно было лишь подождать.

Леся ему даже не нравилась. Слишком худенькая, слишком замороченная. Он любил пофигуристее и поглупее. Просто Славик-дружок поспорил, что ему не удастся замутить с этой недотрогой. Только олух не учёл, что у Пашеньки имелся болт с резьбой на каждую хитрую гайку. Предложение подвезти, настойчивые уговоры и бутылка воды со снотворным. Это всё, что потребовалось, чтобы разложить тупую сучку на заднем сиденье. Не нужно было выкаблучиваться и отказываться по-хорошему!

Несколько постыдных фотографий, с точки зрения девицы, конечно, и Паша смог вертеть ею по щелчку пальцев. Он же подсунул Лесе первую дозу, просто чтоб меньше возникала и морозилась. Сука подсела быстро и начала бесить, а тут ещё и люди Гюрзы наседать стали. Долг требовали. Почему бы не решить обе проблемы одним махом? Паша слыхал как-то краем уха, что они с девицами делали, но ему было плевать. Всегда будут те, кто доит и те, кого доят. Главное оказаться в нужной категории».

Новообретённое знание пронеслось в голове вихрем, и я почувствовал, как глаза застилает алая пелена. Вкус крови во рту. Слишком сильно сжал зубы.

— …Ноги оторву нахер, слышишь, утырок! Бу-шь выбитые зубы собирать сломанные руками!

Павел оклемался слишком быстро для пережившего Прикосновение покаяния, может, из-за алкоголя или наркоты в организме.

Я ощутил, как пальцы, до сих пор лежащие на его шее, судорожно напрягаются.

Моя! Сестра! Девочка, которая приносила с улицы бездомных кошек. Нарисовала во втором классе нашу семью на ИЗО. В пятом испекла мне яблочный пирог, гадкий, как подошва сапога. Я съел его целиком и даже не поморщился. Боялась грозы. Любила танцевать под Рианну.

Лиса контролирует эмоции… Но я не лиса!

Напрягаются и, словно в масло, входят в плоть. Я зарычал, выплёскивая ненависть. Сжатое тело юнца закричало. Захрипело. Замолчало.

С мокрым чавканьем, ощущая, как отрываются жилы, я вырвал кусок гортани вместе с трахеей этого ублюдка. Изучая залитые кровью руки, пожалел лишь о том, что не могу убить его второй раз.

Гюрза, значит? Теперь я иду за тобой.

Вдох. Выпад. Выдох. Блок. Вдох. Подшаг. Выдох. Пируэт.

Я перетекал из одного положения в другое, замирая в них на долю секунды. Защищался от невидимого противника и сам старался достать его мечом. В восточных единоборствах это называлось бы ката, но Ульфрик — мой наставник среди Арбитров именовал эти движения стойками.

Принять вражеский укол на Бастион — мой щит. Отвести его в сторону. Крутануться на месте, вбивая Лазарь обратным хватом в призрачную спину. Подскочить, пропуская под собой широкий взмах. Коленом сломать челюсть и перебросить тело через себя. Добить быстрым выпадом в горло.

Из-за скромных размеров комнаты приходилось двигаться на небольшом пятачке, который я освободил, сдвинув всю мебель к стенам. И тщательно следить за руками. По началу чуть не развалил книжный шкаф ударом меча.

В мыслях царили равновесие и покой. Внутренний монолог отключён. Тренировка успокаивала, не давая переживать из-за сестры или горевать по родителям. «Если хочешь решить огромную задачу, кажущуюся невыполнимой, раздели её на блоки. А их на ещё меньшие блоки». Так учил меня Идакалис, и это работало. «Шаг за шагом двигайся вперёд, и ты не заметишь, как грозная вершина будет покорена».

В Ниаттисе у меня было два наставника. Идакалис и Ульфрик. Человек и драконид.

Первый научил меня в первую очередь мыслить, рассуждать и принимать решения, а потом уже магии. Слишком опасно было доверять её непроверенному человеку. Странники навещали Ниаттис и раньше, и никто не хотел повторения бойни, учинённой Гаспаром.