— Я собираюсь взять тебя с собой на место преступления. Считай это моим извинением.

— Кровь и расчлененка меня не парит, и ты знаешь об этом.

— Одна из тех черт, которые я в тебе люблю, — заметила я.

Он улыбнулся:

— И это одна из причин, по которой я люблю тебя.

— Так вот почему ты в меня не влюблена — я не в ладах с мокрухой, — констатировал Дев.

Я оглянулась на него и не была уверена, что бы ему ответила, но тут Нолан спросил:

— Теперь я запутался. Почему он получил поцелуй, если ты не влюблена в него, в отличии от тех двоих?

— А ты целуешь только тех, в кого влюблен? — поинтересовалась я.

Он выглядел удивленным, а потом усмехнулся:

— Нет. Нет, Блейк, я определенно целуюсь с женщинами, в которых не влюблен. Откажись я от этой привычки, то наверняка еще был бы в браке со своей второй женой.

— Два развода? Очевидно, твоя мать превратила твою жизнь в ад, — прокомментировал Эдуард.

— Она считала, что в первый раз я поспешил с женитьбой, и оказалась права. Хотя второй развод ее огорчил. Ей нравилась Кэтлин. Она всем нравилась. Такой вот она человек.

— Жаль, что у вас ничего не вышло, — сказал Эдуард.

— Как и мне, — он посмотрел на меня. — Сколько еще поцелованных с собой захватишь, Блейк?

— На место преступления больше никого, а так — троих, может, четверых.

— Каждый раз, когда я пытался встречаться с несколькими женщинами одновременно, они узнавали об этом, и моя задница оказывалась в опасности.

— Может, в этом-то и проблема, — сказала я.

— В чем?

— Ты сказал, что они «узнавали», а значит, ты им изменял. Все, кто есть в моей жизни, в курсе об остальных.

— Никогда в жизни не встречал двух женщин, которые бы не убили меня или не бросили, если бы я переспал с другой.

— Ох, капитан, вы встречаетесь не с теми женщинами.

— По крайней мере, двое из близких Аниты — женщины, — добавил Эдуард.

— М-да, что тут скажешь. Ты действительно меня уделала, Блейк.

В этот раз я не стала спорить. Я чувствовала, что победила. Никогда не спорьте, если побеждаете.

Первое впечатление от Дублина мне создало море. Никки с Каазимом первыми вышли из машины, потому что были телохранителями, и потому что сидели рядом с выходом. Вообще, технически, первым, что я увидела в Дублине, была мостовая, на которую я ступила, но такое я видала и дома. Первым, что отнюдь не было домашним, и что я увидела поверх широких плеч Никки, оказались серые просторы Ирландского моря. Натэниэл вышел из машины вслед за мной, взял меня за руку, и я позволила ему это, потому что никогда не думала, что буду стоять в Ирландии, глядя на Ирландское море. Сама мысль об этом казалась мне невозможной экзотичной, крутой — в общем, что-то типа того. Я позволила себе пару секунд насладиться видом, прежде чем мне придется смотреть на совсем другие вещи.

— Позже за ручки подержитесь, — шепнул Эдуард.

Натэниэл первым выпустил меня и обернулся, чтобы сказать:

— Извини. Это плохо, что я рад быть здесь с Анитой, когда у нас под носом место преступления?

— Это не плохо, — ответил Эдуард, — с нашей работой надо ловить момент, иначе начнешь верить, что плохое — это единственное, что есть в этом мире.

Я обернулась и посмотрела на пологий склон, ведущий к длинной веренице машин и «скорых», которые в значительной степени перекрывали улицу. Оградительная лента и униформа не были привычными, но место преступления — оно и в Африке место преступления. Уже по числу людей я знала, что это либо убийство, либо нечто похуже простого убийства, либо этот город был просто слишком маленьким, и в нем нечасто случалось подобное. Вряд ли последнее. Дублин — большой город, а во всех крупных городах происходило достаточно преступлений, чтобы полиция не расслаблялась.

Мы смотрели на море между рядами домов, которые громоздились скорее не на берегу моря, а на краю скал, которые высились над волнами. У многих домов, казалось, были крытые террасы, или просто веранды. Температура была не выше десяти градусов, и дождь усиливался, пока мы стояли — он перешел от редкого накрапывания до мороси.

— Добро пожаловать в Ирландию, — сказала Донахью. — И прежде, чем спросите — да, здесь льет каждый день.

— Решай, кто идет, а кто остается в машинах, — сказал Эдуард практичным эдуардовским тоном. Тягучий акцент Теда полностью исчез. Я задалась вопросом, что заставило его отбросить притворство в последние несколько минут.

Я оставила у тачек почти всех, кроме Никки, Дева, Джейка и Каазима. Мы понимали, что всех четверых на место преступления не пустят, но это был минимум телохранителей на чужой земле. Я просто сказала, чтобы они никому не мешали, и мы направились вслед за Эдуардом на холм. Он аккуратно поправил свою ковбойскую шляпу, укрываясь от дождя. Мне пришлось натянуть капюшон, хотя его хватало, чтобы дождь не попадал мне в лицо — это ограничивало мое периферийное зрение, да и движение волос под капюшоном могло ухудшить слух. Паршиво.

Никки натянул кепку с длинным козырьком и поверх набросил капюшон. Казалось, он просто решил закрыться от дождя, но на самом деле это позволяло ему незаметно осматриваться и прислушиваться. Ему не впервой. Он много чего уже делал по части насилия и преступлений, потому что когда-то был по другую сторону закона.

Каазим просто натянул арафатку и поднял капюшон; Джейк сделал то же, что и Никки с бейсболкой. Дев поднял капюшон, но потом опустил его. Думаю, он решил, что лучше промокнуть, чем ухудшить слышимость и обзор. Предполагалось, что он мой телохранитель, так что я не возражала. Я очень жалела, что не заплела свои волосы в косу или, по крайней мере, не убрала их в хвост, прежде чем запихнуть под капюшон. Я последовала за Эдуардом и Ноланом по холму.

Народ начал пялиться на нас, и на этот раз это вряд ли была моя вина. Нолан был в полной тактической экипировке. На нас пялились не только зеваки. Очевидно, даже в полиции не привыкли к тому, что на место преступления приезжает кто-то в полной боевой экипировке. Нолана остановил мужчина в костюме, который оказался чиновником из полицейского управления. Я бы сказала, что он — детектив, но мне его не представили, и говорил он, как офисный клерк, а не как полисмен, потому что его слишком сильно напрягал вид Нолана и то впечатление, которое он произвел. Народ полагал, что в доме находится кто-то вооруженный, или что там удерживают заложников, а может, и то, и другое, потому что только это объясняло бы присутствие здесь Нолана в таком виде. К нам чиновник не прицепился, поэтому Эдуард продолжил идти, а мы пристроились за ним. Мне не понравилось, что нам пришлось оставить позади своего, но если Эдуарда не парило, что его заклятого друга задержали, то кто я такая, чтобы возникать? К тому же, я еще не добралась до места преступления, и все еще ожидала, что против меня или парней со мной кто-нибудь начнет возражать. Пока этого не произошло, мы продолжали свой путь по дороге под непрерывной моросью дождя. Ощущение было такое, что здесь осень, хотя я знала, что на дворе июль, как и дома. Воздух был влажным и холодным, свежим от дождя, а постоянный рокот моря звучал под треском полицейских раций и тем гомоном, который всегда сопровождал места крупных преступлений. Мы будто сменили не только страну, но и время года. Мне хотелось спросить, всегда ли здесь такая погода в июле, но если мой акцент услышат, то тут же поймут, что я не местная. А если я буду держать рот на замке и просто пристроюсь к Эдуарду, глядишь, что-нибудь и разнюхаю.

Блондинистая шевелюра Дева почти сияла под дождем, когда мы поднялись на вершину холма. Кепки Никки и Джейка были сплошь покрыты водой, но не так обильно, чтобы она стекала. Моросью была покрыта и белая ковбойская шляпа Эдуарда. Это была та самая шляпа, которую я увидела на нем, впервые встретив его альтер-эго, так что поля у нее были подогнаны вручную, и она сидела на нем просто отлично. Меня все еще парило, что шляпа была белой. Это казалось каким-то неправильным, как лживая реклама. Под дождем цвет шляпы скорее казался старой слоновой костью, чем белым, и это было уместнее. Эдуард не был плохим парнем в черной шляпе, но и парнем в белой он тоже не был. А вот в не совсем белой — это уже про него.