Район на вершине холма сильно отличался от кварталов, растянувшихся вдоль берега цепочкой домов. И хотя у некоторых из них наверняка был отличный вид на море, не это определяло цену. Думаю, дело было скорее в повышенной безопасности, потому что почти все дома здесь были окружены каменными стенами. Все эти стены были выше меня, и походили на каменные версии деревянных заборов вроде тех, что были у нас дома. Участки за заборами не проглядывались со стороны дороги или с нижних этажей соседних домов. Здания располагались достаточно близко друг к другу, так что существовала возможность заглянуть за ограждения и во двор, но она зависела от высоты домов. Ворота передо мной были в основном металлическими и казались весьма внушительными, как и сами ограждения. Несколько я могла видеть сквозь ворота, участки были ухоженными и густо засаженными растительностью. Уж не знаю, само это все выросло или здесь просто хорошо постарались садовники. У нас дома, в Миссури, чтобы обладать таким шикарным двором пришлось бы кого-то нанять либо вкалывать над этим делом самостоятельно все выходные. Волшебным образом само там ничего не вырастет.

— Я насчитал три машины «скорой помощи», — сообщил Эдуард.

— Не многовато ли? — спросил Дев.

— Ага, — в унисон ответили мы.

— Значит, есть выжившие?

— Возможно, — ответила я.

Дом, возле которого столпились машины, был окружен одной из этих каменных стен, и выглядывал из-за нее лишь кусочком крыши — по крайней мере, это все, что я могла увидеть. Мне хотелось спросить Никки или Дева, который был еще выше, а значит, мог видеть больше, но, во-первых, я стараюсь не подчеркивать свой рост, а во-вторых, это не тот вопрос, который задал бы полицейский. Мужчины не просят других мужчин — тех, что повыше, посмотреть, что там, за стеной, если только речь не идет о сидящих в засаде врагах, которые могут начать стрельбу. В некоторых вещах мужчины не признаются, если только ситуация не грозит смертельной опасностью, и это был как раз такой случай. Я слишком долго работала в полевых условиях под мужским началом, чтобы не знать этих правил. Если хочешь играть с парнями — учись играть как один из них.

Перед металлическими воротами, ведущими во двор, стоял офицер в форме. Он остановил нас, потому что теперь с нами не было Нолана, и у нас не было полномочий для самостоятельных действий на территории чужого государства. Нам нужен был ирландский полицейский, чтобы нас пропустили внутрь. Эдуард предъявил свое удостоверение маршала, на что офицер среагировал спокойно. Это означало, что даже если он не знал Теда лично, он был в курсе, что тот помогает полиции в этом деле. Однако он все равно не позволил нам войти.

Эдуард обратился к нему в своем лучшем ковбойском стиле, манерно растягивая слова:

— Я ценю, что ты слышал обо мне, приятель. Ты не мог бы найти суперинтенданта Пирсона или инспектора Шеридан, чтобы кто-то из них проводил нас внутрь?

— А это кто такие? — спросил полицейский, кивая на нас.

Я показала свои документы, и тот факт, что они были того же вида, что и эдуардовские, казалось, успокоил офицера.

— Нам сообщили, что из Штатов прибыли еще люди.

Я улыбнулась, стараясь казаться полезной и ободряющей:

— Мы только приземлились и сразу же направились сюда, — сказала я.

Офицер бросил взгляд на остальных четверых. Я ждала, что у них он тоже потребует документы, но он этого не сделал. Он оглянулся на ворота с домом и вздрогнул. Нечасто такое увидишь у опытных полисменов. Либо он был моложе, чем выглядел, либо нечто в доме позади него серьезно его нервировало.

— Я знаю, что мы должны думать о них, как о гражданах с неизлечимой болезнью, и сами они ничего с этим поделать не могут, но… это никакая не болезнь.

— Мы здесь для того, чтобы найти и остановить их, — сказал Эдуард.

— Надеюсь. В смысле, надеюсь, что вы их остановите. Их всех. — Теперь в его голосе слышался гнев.

— Приятель, позволь нам пройти и мы тут же откроем сезон охоты.

Полицейский потянулся к воротам. Он хотел пропустить нас внутрь, но мы не были с ним знакомы. Как следовало поступить копу? Я бы хотела, чтобы он нас впустил, но понятия не имела, в какой заднице он окажется, если сделает это.

Зазвонил телефон Эдуарда.

— Инспектор Шеридан, я тут, у ворот, мы пытаемся пройти. Да, маршал Блейк стоит рядом со мной. — Он послушал секунду и обратился к офицеру. — Инспектор хочет поговорить.

Офицер колебался, но все же взял телефон. Он много раз повторил «да, мэм», «нет, мэм» и, наконец, вернул телефон Эдуарду, который улыбался ему со всем теплом своего тедовского обаяния.

— Можете войти. Инспектор Шеридан встретит вас у дверей. — Он открыл нам ворота и все мы вшестером вошли внутрь.

Инспектор Рэйчел Шеридан была высокой, стройной, ее прямые были почти черные, и спадали на плечи. Концы были завиты щипцами или, может, бигудями. Мои волосы были настолько курчавыми, что я ничем подобным не пользовалась, но, что бы она ни сделала, это смотрелось хорошо. Она умудрялась быть одновременно бледной и смуглой, словно могла загореть, если на ее долю выпадало достаточно солнца. Возможно, белая рубашка на пуговицах делала ее лицо смуглее. Черный брючный костюм был ей велик, словно она резко схуднула. Ее лицо было мягким треугольником, а его костная структура, как и кисти ее рук, была изящной. Что-то в этом было эльфийское, даже при том, что она выше меня дюймов на пять (12 см. — прим. редактора), если не больше. Но несмотря на свой рост, Шеридан казалась хрупкой и симпатичной. Будь она немного фигуристее, я бы назвала ее красивой, но мне хотелось понять, была ли она худой от природы или от голоданий. Если первое, говорить есть о чем, а если второе — я никогда не понимала женщин, которые сидели на листьях салата или того меньше для поддержания каких-то мифических идеальных параметров.

Она позволила нам войти, чтобы укрыться от дождя, но потом остановила, потому что нас оказалось на четырех человек больше, чем она ожидала:

— Я рада, что вы здесь, Тед и маршал Блейк. С удовольствием послушаю ваше экспертное мнение, но остальных я не знаю.

Мы тут же представились. Шеридан не могла пожать нам руки, потому что на ней были резиновые перчатки, в которых она уже осмотрела место преступления. У нее на ногах были бахилы. Она бросила Эдуарду улыбку, которая казалась интимнее деловой, а когда я представила ей наших спутников, она улыбнулась еще теплее Никки и Деву. Наверное, у каждого есть свой типаж, и у Шеридан была слабость к голубоглазым блондинам. Не могу сказать, что она вела себя непрофессионально, но она точно была рада им чуточку больше, чем Джейку и Каазиму. Я мысленно сделала себе пометку, чтобы в будущем убедиться, что она не потратит слишком много времени на флирт с мужчинами, которые уже были заняты. Я сталкивалась с одной женщиной-детективом в Сент-Луисе, которую бесило, что я «притворяюсь», будто бы Натэниэл не мой бойфренд, из-за чего она решила, что ее водили за нос. Не понимаю женщин. Шеридан предложила всем нам коробку с перчатками.

— Даже если не все войдут в дом, я не хочу тратить время на устранение ваших отпечатков с места преступления.

Никто из нас не спорил. Мы просто надели бахилы и натянули перчатки. Никто из допущенных к месту преступления теперь не наследит и не испортит улики, и мы не подарим судмедэкспертам набор отпечатков, которые не соответствуют уже найденным в доме.

В холл вошел высокий мужчина — он был даже выше Дева. Практически лысый, лишь с ободком коротко подстриженных темных волос. Его пиджак был приглушенного серого цвета, брюки — глубоко серого цвета, а рубашка белая, на пуговицах — она, казалось, выдавалась всем детективам в Америке, — сверху был галстук в тон пиджаку. Когда-то я бы сказала, что все это было одного цвета, но я слишком долго встречалась с Жан-Клодом и Натэниэлом, и они научили меня видеть разницу.

— Форрестер, хорошо, что ты здесь, и вы тоже, маршал Блейк. — На нем были перчатки, так что с этим инспектором тоже обошлось без рукопожатий. Его представили нам, как суперинтенданта Пирсон. Он окинул взглядом людей вокруг нас. — А эти джентльмены кем будут?