Лишь раз увлечение солдат пленницей перешло границы. Один из новобранцев — приземистый, мускулистый молодой человек по имени Корбо с ярко-красным родимым пятном на пол-лица — пробрался в шлюз с ножом, но не стал сопротивляться, когда проходивший мимо техник выгнал его. После инцидента Намир поговорил с ним наедине.

— И зачем ты хотел увидеть ее? — спросил сержант.

— Она убила моего фелинкса, — ответил Корбо.

— Не знаю, кто это.

Новобранец пожал плечами:

— Питомец. Не важно. Губернатор посчитала, что слишком многие из них одичали и портят внешний вид города.

— И это худшее, что она сделала?

— Нет, — ответил Корбо. — Но этого я не могу простить. Оба некоторое время молчали.

— Не думаю, что мог бы что-то ей сделать, — добавил Корбо. — Просто хотел посмотреть на нее. — Он сжимал и разжимал кулаки. — Я покину роту, если вы посчитаете нужным.

Намир вздохнул.

— Я могу быть уверен, что это не повторится? — спросил он, догадываясь, каким будет ответ.

«Не дури, — думал он. — Соври мне».

— Не знаю, — ответил Корбо.

Намир мысленно выругался.

— Если я поставлю охранника, — сказал он, — и прикажу ему пристрелить тебя, как только сунешь туда нос, это будет по-честному?

— Вполне.

— Хорошо. Погибло много солдат, кто-то должен их заменить. Новобранцы должны доучиваться и вставать в строй, а не бежать с корабля.

И на этом, как подумал Намир, инцидент был исчерпан, потому капитану решил не докладывать.

Остальные были не так скрытны.

— Не люблю Имперский правящий совет, — заявил Гадрен, узнав о неудачном нападении Корбо на Челис, — и не я один. Но женщина, лишившаяся власти, заслуживает жалости и презрения, а не гнева.

Намир, Гадрен и с полдесятка других сидели в Клубе — низком, тускло освещенном помещении над машинным отделением корабля, которое подпрыгивало от каждого импульса гипердвигателя. Среди металлических труб, тянущихся от пола к потолку, стояли ящики, набитые ненужными тряпками, и покосившийся стол, реквизированный из какой-то разгромленной кантины. Намир просматривал составленную после сражения опись припасов, которая сводилась к выводу «недостаток оружия». Гадрен, Аякс, Головня и Дергунчик играли в карты. Таракашка наблюдала за ними, сидя на любимом месте Красавчика, который все еще был в лазарете. Сержант не знал, как новенькая пробралась в Клуб. Обычно новобранцы месяцами добивались приглашения, а он уж точно ее сюда не звал.

— Она нашептывает капитану, — пробормотала Дергунчик. — По мне, она не беспомощна.

Аякс пропустил ее слова мимо ушей, он смотрел на Гадрена.

— То есть ты не попытаешься пристрелить ее, если случай подвернется?

— Я уже стрелял в нее, — ответил инородец.

Головня смотрела сычом, пока все не отошли от стола. Таракашка оторвалась от карт и перевела взгляд на свои руки, сплетая и расплетая пальцы быстрыми, неловкими движениями.

Глянув на девушку, Аякс коварно усмехнулся:

— А может, новенькая надеется, что ей выпадет шанс. В конце концов, эта тетка правила ее планетой.

Аякс вступил в ряды Сумеречной после разгрома Тридцать второго пехотного батальона Альянса. Из четырехсот солдат тогда уцелело лишь пятеро, и он до сих пор с гордостью носил жетон своего батальона — «Нежных головорезов». Аякс был той еще занозой, но гранаты кидал с поразительной точностью. Намир считал его терпимым в малых дозах.

Таракашка по-прежнему разглядывала свои пальцы. Глядя на нее, Гадрен заговорил с Аяксом:

— Новенькая знает, что не одна. У каждого из нас свои шрамы, и мы вместе справляемся с ними.

Таракашка стиснула кулаки так, что костяшки побелели, и наконец посмотрела на Гадрена.

— У вас есть шрамы?

Дергунчик сделала заход, от которого все вздрогнули. Гадрен продолжал говорить, тасуя колоду. Его голос был спокойным, непринужденным, словно он уже тысячу раз отвечал на этот вопрос.

— Империя забрала моих родных, — сказал он, — и продала в рабство одному клану хаттов.

Таракашка тихо выругалась. Головня уставилась в карты, словно избегая вмешательства в чужой разговор.

— Если бы я не встретил Сумеречную, — пожав плечами, продолжил Гадрен, — меня бы давно не было в живых. Сражаясь со столь зловещим врагом, становится легче, если делиться своими горестями и обидами. Империя — сила, которой не знали иные века. Она стремится покончить с самой историей. Никто не может выстоять против нее в одиночку.

Аякс глянул на банк, бросил кредит и хмыкнул:

— Самая короткая история, которую я когда-либо слышал от бесалиска. Молодец, Гадрен.

У Намира руки чесались засветить Аяксу планшетом в лоб, но он еще не дочитал опись, потому просто сказал:

— Во-первых, не хами. Во-вторых, он кореллианин, а не бесалиск. Хами ему правильно.

Аякс заржал. Намир не понял почему, пока не увидел улыбки Гадрена. Даже Таракашка и Головня едва сдерживали смех. Дергунчик не отрывала взгляда от карт.

— Кореллия — человеческая планета, — спокойно пояснил Гадрен. — Я долго жил там и считаю ее домом, но сам я бесалиск.

Аякс хлопнул по плечу сидевшую слева Таракашку.

— И это наш сержант? — насмешливо прошептал он ей. — Мы-то хоть культурные и образованные.

Намир холодно и строго отругал Аякса. Остальные рассмеялись, и сержант постарался поскорее избыть момент унижения. Зацикливаться на таком — дело дурное.

Игроки вновь взялись за карты. Дергунчик выиграла следующую партию, впрочем, это никого не удивило. Таракашку, видимо, что-то глодало. Она переводила взгляд с Гадрена на других, то открывая, то закрывая рот, словно хотела заговорить. Из игроков, похоже, только Головня заметила это, но она, как всегда, хранила молчание.

— Полгода, — сказала наконец Таракашка, — имперской колонии для малолетних.

Остальные изумленно уставились на нее. Она ссутулилась и дернула плечом.

— Мой шрам, — пояснила она.

Гадрен грубовато похлопал Таракашку по спине. Дергунчик вопросительно подняла бровь, но не стала докапываться до подробностей.

Аякс усмехнулся:

— Время удивительных историй. — Он забрал колоду у Гадрена и начал сдавать. — Победитель в этой партии выбирает следующего.

Намир пристально посмотрел на него, но не смог понять, шутит он или нет. Ясно стало лишь пару минут спустя, когда Аякс, одержав победу, подмигнул и показал на Головню.

— Я тут не из-за шрамов, — спокойно сказала она.

— Тогда почему? — не отставал Аякс.

— Мне заказали вашего капитана, — ответила Головня.

Гадрен покачал головой. Намир знал, что инородец уже слышал эту историю. Остальные тотчас же воззрились на женщину.

— Что произошло? — спросила Таракашка.

— Я передумала, — сказала Головня. — Расскажи ты о себе, Аякс.

Тот был только рад, и, пока остальные слушали, Намир решил уйти. Он не хотел в который раз слушать об Аяксе, его любовницах и охотничьих вылазках, а уж тем более не желал оказаться в комнате, когда настанет его черед. Он был не в настроении ни спорить, ни врать.

Он поднялся по узкой шахте, выходящей к кормовому концу палубы. Наверху он закрыл глаза и оперся на легкий изгиб стены. Намир был рад, что Таракашка нашла свое место в Сумеречной. Рад, что губернатор Челис отвлекла команду от слухов о неминуемом поражении. Но лично ему нужна была передышка.

Или сражение.

На полпути к казармам Намир понял, что рядом идет Головня. Он не знал, давно ли и где она его догнала. Он даже не мог понять, в какой момент он ее заметил. Женщина возникла в сознании Намира, словно звезда в вечереющем небе. Когда он посмотрел прямо на нее, Головня заговорила так, будто беседа продолжалась уже долгое время:

— Как думаешь, они выдержат?

Намир не сразу понял, о чем она.

— Новобранцы?