Увольнительной оказалось недостаточно. Намир ожидал, что большинство солдат останутся на борту. Но тем не менее он и сам оказался в кантине под открытым небом вместе с горсткой товарищей, где, попивая забористое местное пойло, пытался флиртовать с зеленокожей женщиной, которую вовсе не впечатляли его байки о том, что он метеоритный шахтер.

После ее ухода Гадрен принес ему еще три стакана.

— Ты неплохо постарался, — заметил он, — но пора признать поражение и вспомнить о собственном достоинстве.

Намир попытался выпрямиться на стуле, но понял, что его все равно клонит вперед.

— Спорим, Головне ты такого не говорил.

Гадрен бросил взгляд в дальний угол кантины. Намир уже целый час не видел бывшую охотницу.

— Потому что пить она умеет лучше тебя, — сказал Гадрен. — И нам плевать, если она будет валять дурака.

Намир хохотнул и отодвинул выпивку прочь:

— Тонко. Умно. Горлан никогда не позволял себе казаться идиотом…

— …на людях, — закончил Гадрен спокойным и умиротворяющим голосом. Он подсунул руку под плечо Намира и поднял его на ноги. — Что вытворял Горлан наедине с собой, это еще одна тайна, которую он унес в могилу, но не сомневаюсь, что, как и у всех, у него тоже были и недостатки, и дурацкие причуды.

Намир хрюкнул. Гадрен, слегка поддерживая, вел его по главной улице поселения — грязной дороге, по обе стороны которой тянулись барахолки и лавки старьевщиков, — не обращая внимания на уличных торговцев и воров.

— Помнишь драку на Дрейвусе? — спросил Намир. — Как мы потом пировали?

Гадрен гулко хмыкнул:

— Помню. Ты произвел впечатление на огнеходцев. — Сделав паузу, он почесал двойной подбородок. — Дергунчик вспоминала Дрейвус вчера вечером. Нам не хватало тебя в Клубе.

Намир не ответил, и инородец продолжил:

— Мне вспоминается другая кампания. Еще до тебя, до Головни и даже лейтенанта Сайргона. Я рассказывал про Феррок-Пакс?

Намир хотел было кивнуть, извиниться и уйти. Ему нравилось общество Гадрена, но он не был уверен, что сможет долго его терпеть. Вот только идти было некуда. Десантный корабль не вернется на «Громовержец» еще несколько часов.

— Вроде нет, — ответил Намир.

Гадрен с мудрым видом кивнул:

— Я тогда только-только вступил в Сумеречную, едва умел держать бластер так, чтобы не обжечь пальцы. — Он повертел мясистыми ручищами, словно выискивая на них шрамы. — Нас было едва ли две сотни бойцов, и мы уже много дней шли по развалинам царства какой-то протоцивилизации с целью обойти врага с фланга. Если бы мы перемещались по воздуху, подкрасться незаметно точно не вышло бы. В пути мы бросали тех, кто уже не мог идти или кто обессилел от голода, поскольку наши припасы подходили к концу. Мы теряли храбрецов из-за диких зверей, кто-то пал жертвой чужой технологии, о которой мы слишком мало знали, чтобы защитить себя.

Потом было сражение, которое мы выиграли, вопреки смеющейся жути и ее кошмарным воинам. Мы вывезли повстанцев, на спасение которых нас послали, но схватку пережили лишь тридцать семь солдат.

«Сильно даже по стандартам Сумеречной», — подумал Намир.

— Видимо, потому прежде я и не слышал этой байки, — сказал он вслух. — Мало кто выжил, чтобы рассказать ее.

— Да, — согласился Гадрен. — Мало кто. Но это часть истории нашей роты — роты Горлана. Капитан повел две сотни солдат навстречу смерти, и он же потом выводил уцелевших. Он восстановил Сумеречную из пепла ее жертвенного костра.

Намир выпрямился и посмотрел в нечеловеческие глаза Гадрена. Он улыбался, но услышал перемену в собственном голосе.

— Думаешь, я веду Сумеречную навстречу очередной резне?

— Нет, — ответил Гадрен. — Мне кажется, ты боишься жертв, которые мы уже принесли, и жертв, которые мы еще принесем. Горлан переживал гибель своих людей так же остро, как все мы, но он никогда не ожесточался и не отстранялся. На его похоронах я говорил тебе, что не могу понять его, но я знаю, что он считал жертвенность силой Сумеречной роты и использовал эту силу ради высокой цели.

— Если бы я боялся жертв, — сказал Намир, — то никогда бы не согласился на план Челис.

— Как скажешь, — ответил Гадрен. — Но мы идем за тобой, не за Челис. И с радостью сделаем все, что нужно, чтобы добраться до верфей Куата.

После передышки на Куче-9 настала очередь рудников на астероидах в поясе Каликво. Намир лично спланировал атаку и отрядил двадцать солдат, которым больше всего доверял. Их целью был подрыв оборудования в безвоздушной, лишенной света смертельной ловушке. По настоянию Гадрена он согласился отправить туда Таракашку. Девушка вернулась из рудников с золотым самородком размером с ее кулак и подарила его Намиру.

Он поставил подарок на стол в своей каюте, а потом, когда Челис пришла к нему с докладом о ситуации на Куате, перебрасывал его из руки в руку. Она записывала имперские переговоры по комлинкам, дешифруя по ночам сигналы второстепенной важности, и, похоже, была довольна результатами действий Сумеречной.

— Сто седьмой легион штурмовиков специализируется на подавлении восстаний рабов и выступлений рабочих. Сейчас аж три полных батальона отозваны со стабильного, предсказуемого Куата и перенаправлены в другие места дислокации благодаря нам. И, — быстро добавила она, подняв палец, — благодаря проверенному идиотизму моих старых друзей по Правящему совету.

— Проверенный идиотизм? — отозвался Намир. — Еще недавно вы всерьез опасались, что наш план будет раскрыт.

— Аналитиками разведки — несомненно. Но теми людьми, с которыми я сотрудничала десять лет и которые после моего бегства сочли, что я совершенно не представляю угрозы? Нет, меня не волнует, что они думают сейчас. — В ее голосе не было беспечности или попытки очаровать. Такое редко бывало, когда они с Намиром оказывались наедине.

— Итак, что дальше? Если мы продолжим наносить удары, то ослабнем настолько, что штурм верфей будет нам не по зубам, какой бы хлипкой ни была их защита.

— Остались еще два пункта, — сказала Челис, — хотя сопротивление будет мощным. Мы направляемся к сердцу пространства Империи — если бы половина флота до сих пор не охотилась за Верховным командованием Альянса, мы бы и близко не подобрались. А сейчас нам надо нанести удар быстро и сильно, чтобы Империя не смогла окружить нас.

Еще два, — повторил Намир. Он повертел эти цифры в голове, словно за ними стояло нечто реальное, словно противостояние, поле боя и дни сражения относительно дней полета вообще ничего не значили. — Еще два можно.

— Хорошо, — ответила Челис. — Потому что эта возможность исчезнет, как только Империя перегруппируется. Следующим берем Салласт, затем Маластер. Когда это будет сделано, Куат падет. Победа рядом — стоит только руку протянуть.

Салласт был горнодобывающим и промышленным центром Империи, некогда гордым и влиятельным членом Республики, деградировавшим до положения униженного вассала. Он стал всего лишь источником топлива для имперской машины. Его города, как драгоценные камни, прятались под выжженной и опаленной поверхностью планеты, вмещая миллиарды аборигенов-салластан и несколько поколений иммигрантов с других планет.

Сидя в одиночестве в кают-компании «Громовержца», Намир слушал разговоры о предстоящем сражении. Заб единственный из всех говорил по-салластански. Хобер рассказывал слухи о подпольщиках, которые годами сопротивляются проникновению Империи на планету и выступления которых Империя подавляет каждый раз, как только они начинают усиливаться.

Намир знал только то, что ему рассказывали и что он сам читал в разномастных компьютерных записях «Громовержца». Прежде ему не случалось встречать салластан. А может, и случалось, просто он не знал.

За день до намеченного по графику прибытия «Громовержца» на Салласт он предпринял очередную попытку связаться с Верховным командованием Альянса. Чем дальше Сумеречная рота заберется на территорию Империи, тем труднее будет держать открытым защищенный канал. Насколько понимал Намир, сейчас была последняя возможность найти другой план действий. После этого рота вступит в боестолкновение.