Мы тронулись в путь. Местный шериф не только собрался ехать с нами, но и стал распоряжаться, кому ехать, а кому нет. Конечно, в машину он пустил только мужчин, женщины должны были остаться. Когда в канге одной из женщин я увидела ребенка с сильно загноившимися, слипшимися глазами, я спросила, что ей нужно в Маралале. Смущенно потупив взгляд, она ответила, что хочет попасть в больницу, так как здесь нет лекарств для глаз. Я велела ей сесть в машину.

Заметив, что шериф намеревается снова устроиться на переднем сиденье, я собралась с духом и сказала, глядя ему прямо в глаза: «Нет, это место Лкетинги». Он пересел, но я поняла, что теперь уж точно не вхожу в число его любимчиков. В пути мои пассажиры много разговаривали и пели. Большинство из них ехали в автомобиле в первый раз в жизни.

Мы три раза пересекали реку, и я включала четырехколесный привод. На других участках дороги я ехала без него. Дорога требовала предельной концентрации, потому что впереди меня поджидали бесчисленные ямы и глубокие колеи. Мне казалось, что мы едем бесконечно долго, и количество бензина стремительно сокращалось.

После полудня мы приехали в Маралал. Пассажиры вышли, и мы поспешили на заправку. К моему огромному разочарованию, бензина на ней не было. Видимо, с тех пор, как я купила машину, бензин в Маралал не привозили. Сомалиец заверил меня, что сегодня или завтра бензин будет, но я ему больше не верила. Мы с Лкетингой заселились в гостиницу.

Тем временем в Маралале прошел дождь. Все вокруг зазеленело, как будто мы очутились в другой стране, по ночам стало еще прохладнее. Впервые я поняла, какими невыносимыми могут быть москиты. Чтобы на нас никто не смотрел, мы ужинали в своем холодном номере, и уже там меня безжалостно искусали. Щиколотки и руки опухли. Я постоянно убивала комаров, но под потолком все время появлялись новые. Как ни странно, они отдавали предпочтение белой коже – и моего масаи кусали в два раза меньше. Лкетинга накрылся одеялом с головой и ничего не замечал.

Через некоторое время я, не выдержав, включила свет и разбудила его. «Я не могу спать с этими комарами!» – в отчаянии вскричала я. Он встал и вышел из номера. Через десять минут он вернулся и поставил на пол зеленый покачивающийся предмет в форме улитки, который поджег с одного конца. Вскоре кровопийцы исчезли, зато номер наполнился ужасным запахом. Через какое-то время я все же уснула и проснулась лишь в пять часов утра, когда меня снова начали донимать москиты. Спираль полностью догорела. Наверное, ее хватало только на шесть часов.

Мы ждали уже четыре дня, а бензин все не появлялся. От скуки Лкетинга начал жевать мираа. При этом он тайком от меня пил пиво. Мне это не нравилось, но что я могла ему сказать, ведь это ожидание и мне действовало на нервы. Мы пошли в офис, чтобы сообщить о своем намерении пожениться. Нас отправляли от одного служащего к другому, пока не нашелся тот, кто занимался официальным заключением брака. Здесь такое случалось нечасто, потому что большинство самбуру, женившихся на традиционный манер, могли иметь несколько жен. Денег на официальную свадьбу у них не было, да и никто не хотел так жениться, потому что тогда мужчины лишались права иметь нескольких жен. Это известие нас смутило, но Лкетингу, как выяснилось потом, совсем по другой причине, чем меня.

В тот момент у нас не было времени предаваться размышлениям. Когда служащий попросил Лкетингу предъявить удостоверение личности, а меня – паспорт, чтобы записать наши данные, обнаружилось, что удостоверения личности у Лкетинги нет. Его украли в Момбасе. Служащий сделал озабоченное лицо и сказал, что Лкетинге следует заказать в Найроби новое удостоверение, на что уйдет не меньше двух месяцев. Только когда у него будут все данные, он назначит дату свадьбы и через шесть недель нас распишет, если не возникнет новых препятствий. Это означало, что самое позднее через три недели мне нужно было уехать из Кении, так как истекал срок действия моей продленной визы.

Лкетинга стал снова жевать траву, и я заговорила с ним о многоженстве. Он подтвердил, что его беспокоит тот факт, что после нашей свадьбы он не сможет взять еще одну жену. Эти слова больно ранили меня, но я постаралась сохранить хладнокровие. Для него это было совершенно нормально, а для меня, европейки, немыслимо. Я представила, как он будет жить со мной и еще с одной или двумя женами, и едва не задохнулась от ревности.

Пока я об этом думала, он сказал, что не женится на мне в этой конторе, если я не разрешу ему позднее жениться традиционным образом на женщине самбуру. Мое терпение лопнуло, и я расплакалась. Он испуганно посмотрел на меня и спросил: «Коринна, в чем проблема?» Я попыталась объяснить ему, что у нас, белых, так не принято и что совместную жизнь я представляю себе иначе. Он рассмеялся, обнял меня и даже поцеловал в губы. «Нет проблем, Коринна, ты теперь будешь моя первая жена». Он сказал, что хочет иметь много детей, не меньше восьми. Я усмехнулась и ответила, что хочу не больше двух. В том-то и дело, сказал мой воин, поэтому и будет лучше, если у него появятся дети и от другой жены. И вообще он не знает, могу ли я иметь детей, а без детей мужчина ничего не стоит. Этот аргумент показался мне разумным. Я и сама не знала, смогу ли родить ему ребенка, ведь до приезда в Кению эта тема меня не волновала. Мы поговорили, и я согласилась на следующее: если через два года я не рожу ему ребенка, он может жениться еще раз. В противном случае он должен ждать не менее пяти лет. Он с моим предложением согласился, и я успокоила себя, подумав, что пять лет – очень большой срок.

Мы вышли из номера и пошли гулять по Маралалу. Мы надеялись, что бензин подвезли, но его не было. Зато мы встретили моего вечного спасителя Тома с его юной женой. Совсем еще девочка, она стояла, смущенно потупив взгляд. Счастливой она не выглядела. Мы упомянули о том, что уже четыре дня ждем бензин, и Том посоветовал съездить в Лейк-Баринго. До него всего два часа езды, и бензин там есть всегда.

Мне надоело сидеть без дела, и его идея пришлась мне по душе. Я обещала Тому сафари и поэтому предложила ему и его жене поехать с нами. Он коротко переговорил с ней и сказал, что они не поедут, потому что девочка боится машин. Лкетинга рассмеялся и в конце концов ее убедил. Мы договорились выехать на следующее утро.

Мы стали искать местный гараж, владельцем которого тоже был сомалиец. У него я купила две пустые канистры и разместила их сзади в «лендровере». Мы привязали их веревками, и я почувствовала, что готова к новым приключениям. Счастливые, мы тронулись в путь. Только девочка стала как будто еще меньше и молчаливее. Она ехала, испуганно вцепившись в канистры.

Окруженные облаком пыли, мы продвигались по бесконечной ухабистой дороге. За все время нам не встретился ни один автомобиль. Иногда мимо проплывали стада зебр или жирафов, но мы не увидели ни одного указателя и никакого намека на присутствие людей. Внезапно «лендровер» резко наклонился вперед, и я потеряла над ним контроль. Оказалось, что у нас проколота шина. Менять колеса я не умела, за десять лет вождения мне не пришлось делать этого ни разу. «No problem», – сказал Том. Мы вытащили запасное колесо, крестовый ключ и доисторический домкрат. Чтобы его правильно установить, Том залез под машину. Он стал отвинчивать гайки крестовым ключом, но его края обтесались, и ключ никак не мог захватить гайку. Мы попробовали закрепить ключ с помощью песка, щепок и платков. Три гайки поддались, остальные даже не двигались. Нам пришлось сдаться. Жена Тома расплакалась и убежала в степь.

Том сказал, чтобы мы за нее не переживали, она вернется. Но Лкетинга все же привел ее обратно, потому что мы находились в другом округе, Баринго. Мы были потные, грязные, и нам очень хотелось пить. У нас было полно бензина, зато ни капли воды, потому что на длительное путешествие мы не рассчитывали. Мы сели в тени в надежде на то, что кто-нибудь будет проезжать мимо. В конце концов, эта дорога выглядела более укатанной, чем дорога в Барсалое.