Я вспомнила странную сцену в Укунде, и спрашивать у Присциллы, почему все мужчины спрятались за стеной, уже не имело смысла. Значит, Лкетинга не может есть вместе со мной и я никогда не смогу для него готовить. Странным образом этот факт потряс меня гораздо больше, чем необходимость отказаться от хорошего секса. Более или менее придя в чувство, я решила узнать обо всем подробнее и спросила у Присциллы, как живут люди после женитьбы. Ее ответ меня разочаровал. Женщина занимается детьми, а мужчина проводит время в обществе других мужчин своего возрастного класса, в данном случае воинов. По меньшей мере один из них должен составлять ему компанию во время еды, так как есть в одиночестве запрещено.
У меня пропал дар речи. Мои мечты о том, как мы будем вместе готовить и ужинать в маленькой уютной хижине, рухнули. Я с трудом сдерживала слезы, и Присцилла смотрела на меня с явным испугом. Затем она расхохоталась, чем сильно меня разозлила. Я вдруг почувствовала себя очень одинокой и поняла, что Присцилла для меня тоже человек совершенно чужой, из другого мира.
Лкетинга все не возвращался. Стемнело, и Присцилла выложила мясо в две видавшие виды алюминиевые тарелки. К тому времени я успела сильно проголодаться и, попробовав мясо, удивилась его мягкости. Однако оно было очень соленым, и вкус у него был специфический. Мы ели молча, руками.
Поздним вечером я попрощалась с Присциллой и вернулась в ее бывшую хижину. Я очень устала, зажгла керосиновую лампу и сразу легла на кровать. Снаружи стрекотали сверчки. Мне вспомнились Швейцария, мама, мой магазин и повседневная жизнь в Биле. Какие же разные эти два мира! Несмотря на всю простоту местной жизни, люди здесь выглядели более счастливыми – возможно, как раз потому, что жили гораздо скромнее. Эта мысль меня успокоила, и мне сразу стало лучше.
Внезапно дверь отворилась, и на пороге возник Лкетинга. Нагнувшись, он вошел, осмотрелся и присел ко мне на кровать. «Привет, ты как? Ты ела мясо?» – спросил он. В его глазах я прочла заботу и нежность, и желание вспыхнуло во мне с новой силой. В свете керосиновой лампы он выглядел великолепно. Его украшения блестели, обнаженный торс перехватывали две цепочки из бус. Я знала, что под его набедренной повязкой ничего нет, и это меня очень возбуждало. Я взяла его тонкую прохладную руку и крепко прижала ее к лицу. В это мгновение я чувствовала себя связанной с этим в общем и целом совершенно чужим для меня мужчиной и знала, что люблю его. Я притянула его к себе и ощутила на себе вес его тела. Я прижалась щекой к его щеке и полной грудью вдохнула дикий аромат его красных волос. Так мы лежали, застыв, целую вечность. Нас разделяло лишь мое тонкое платье, которое я поспешила снять. Он вошел в меня, и на этот раз меня наполнило, хотя и на краткий миг, совершенно новое ощущение счастья. Не дойдя до высшей точки наслаждения, я все же почувствовала себя с этим человеком единым целым и поняла, что, несмотря на все преграды, стала заложницей его мира.
Ночью у меня сильно заболел живот, и я стремительно выскочила на улицу. К счастью, фонарь стоял у изголовья. Дверь хижины отворилась со страшным скрипом, и я подумала, что разбудила всю деревню, ведь, если не считать стрекота сверчков, окрестную тишину не нарушал ни один звук. Я поспешила к «куриному туалету», последние несколько метров преодолела одним прыжком и успела как раз вовремя. Все приходилось проделывать на корточках, и у меня вскоре задрожали колени. Собрав последние силы, я выпрямилась, взяла фонарь и вернулась в нашу хижину. Лкетинга мирно спал. Я легла на узкую кушетку, с трудом втиснувшись между ним и стеной.
Проснулась я в восемь часов утра. Солнце уже палило так нещадно, что в хижине было нечем дышать. Выпив, как обычно, чаю и ополоснувшись водой, я решила помыть голову. Но как это сделать, если нет воды? Воду мы получали в двадцатилитровых канистрах, которые Присцилла наполняла для меня каждый день у расположенного неподалеку колодца. Я попыталась на пальцах объяснить свое намерение Лкетинге, и он с готовностью воскликнул: «Нет проблем, я тебе помогу!» Воспользовавшись жестяной кружкой, он намочил мне волосы, а затем, громко смеясь, намылил голову шампунем. Глядя на пышную пену, он удивился, что после мытья все мои волосы остались на месте.
Затем мы решили навестить моего брата и Джелли. В отеле мы застали их за сытным завтраком. Взглянув на эти великолепные блюда, я осознала, насколько скудным было мое меню. На этот раз рассказывала я, а Лкетинга молча сидел рядом. Когда я в красках описала мой ночной поход в туалет, брат и Джелли в ужасе переглянулись, и Лкетинга спросил: «В чем проблема?» «Никаких проблем, – ответила я с улыбкой, – все хорошо!»
Мы пригласили их на обед к Присцилле. Я решила приготовить спагетти. Они согласились, и Эрик сказал, что они сами найдут дорогу. На то, чтобы раздобыть спагетти, соус, лук и специи, нам оставалось два часа. Лкетинга не понял, о каком блюде идет речь, но улыбнулся и сказал: «Да, да, ладно».
Мы сели на матату и поехали в ближайший супермаркет, где нашли все необходимое. Когда мы вернулись в деревню, до «праздничного ужина» оставалось совсем немного времени. Устроившись на корточках, я взялась за дело. Присцилла и Лкетинга смотрели на меня с улыбкой и повторяли: «Это не еда!» Мой масаи внимательно следил за тем, как в кипящей воде твердые палочки спагетти начинают оживать и шевелиться. Для него это была загадка, и он сомневался, что из этого получится еда. Тем временем я вскрыла ножом консервную банку с томатным соусом, вылила ее содержимое на искореженную сковороду, и Лкетинга в ужасе спросил: «Это кровь?» Теперь пришел мой черед рассмеяться. «Кровь? О!.. О нет, томатный соус!» – хихикая, ответила я.
Тем временем, запыхавшись и вспотев, к нам пришли Эрик и Джелли. «Ты готовишь на полу?» – удивленно спросила Джелли. «А ты думала, у нас тут есть кухня?» – парировала я. Когда мы стали вилками вылавливать из кастрюли спагетти, Лкетинга и Присцилла пришли в крайнее возбуждение. Присцилла даже позвала свою соседку. Та посмотрела на белые спагетти, заглянула в кастрюлю с красным соусом и, указав на спагетти, с отвращением спросила: «Черви?» Мы дружно рассмеялись. Решив, что мы едим червей с кровью, они даже не притронулись к еде. В некотором смысле я их понимала: чем дольше я вглядывалась в кастрюлю, тем больше наше блюдо напоминало мне червей с кровью. Постепенно у меня пропал аппетит.
Приступив к мытью посуды, я столкнулась с очередной проблемой: у меня не было ни моющего средства, ни щетки. Присцилла решила эту задачу, налив в кастрюлю воды, взяв «Омо» и начав отскребать остатки пищи ногтями. «Омо» – единственное доступное в Кении моющее средство, которым пользовались и для личной гигиены, и для мытья волос. Мой брат заметил: «Сестричка, не могу представить, чтобы ты осталась здесь навсегда. В любом случае, пилка твоим красивым длинным ноготкам больше не понадобится». В чем-то он был прав.
Эрик и Джелли уезжали через два дня. В последний их вечер в отеле снова состоялся танец масаи. В отличие от меня, Джелли и Эрик на этом представлении еще ни разу не присутствовали. Лкетинга участвовал в танце, и мы с нетерпением ожидали начала. Масаи собрались перед отелем и разложили там копья, украшения, пояса из бус и материю для последующей продажи.
На сцену с песней вышли примерно двадцать пять воинов. Я чувствовала себя связанной с этими людьми и очень гордилась этим народом, так, будто все они были мои братья. Они двигались невероятно грациозно и излучали неповторимую ауру. Во мне проснулось неведомое мне прежде чувство родины, на глазах выступили слезы. Мне казалось, будто я нашла свою семью, свой народ. Джелли, обеспокоенная таким количеством разукрашенных масаи и сверкающих украшений, шепнула мне: «Коринна, ты уверена, что это твое будущее?» «Да» – это все, что я могла тогда ответить.
Около полуночи представление завершилось, и масаи стали разъезжаться. Лкетинга подошел к нам и с гордостью показал деньги, вырученные от продажи украшений. Нам сумма показалась ничтожной, а ему она обеспечивала проживание на ближайшие несколько дней. Прощание вышло очень трогательным, ведь рано утром Джелли и Эрик должны были выехать из отеля. Лкетинга взял с моего брата обещание вернуться: «Вы теперь мои друзья!» Джелли крепко обняла меня, расплакалась и сказала, чтобы я была осторожна, как следует все обдумала и через десять дней возвращалась в Швейцарию. Скорее всего, она мне не верила.
