Селина промолчала. Тогда Валентин положил ладонь на ее стопу. Селина сразу отдернула ногу, словно ее коснулось раскаленное железо, и опустила сорочку. Лицо она по-прежнему прятала в подушку.

— Селина, — тихо позвал он, — в чем я провинился на этот раз?

Снова молчание.

— Послушай, — сказал он, — полоумная девушка сбегает от родителей и приходит сюда, якобы увидеться со мной. Мне жаль бедняжку. Иногда я с ней разговариваю. Поэтому она думает, будто нравится мне, и из обычной дружелюбной жалости придумывает дикие фантазии. Ты думаешь, я настолько порочен, настолько нуждаюсь в женском обществе и буду копаться в грязи, чтобы вытащить из нее безумную, деревенскую дурочку, косоглазую дочурку Джона Тренеглоса для своих утех? Да кем, черт возьми, ты меня считаешь? Что ты на сей раз выдумала в своей безумной ревности?

Ответа не последовало.

— Разве у нее не бывает приступов? — сказал Валентин.

Селина покачала головой.

— Она сказала, что ты целовал ее колени.

Он рассмеялся.

— Ну правда, дорогая, это просто смешно. Ладно, ладно, хорошо. Признаю, я не всегда был тебе верен, как тебе бы хотелось. Но у меня все же есть некоторый вкус в этих делах. Почему я женился на тебе? Почему люблю тебя? Да, так же сильно, как и прежде. А сейчас у нас есть еще и любимый малыш... Где он?

— В соседней комнате, с Полли.

— Тогда нужно разговаривать потише. Итак, Селина, если пообещаешь, что не выбьешь мне зубы, я буду счастлив поцеловать твои колени. Ты так соблазнительно полураздета. Твои ножки такие хорошенькие, знаешь ли, безупречные, а кожа настолько гладкая, даже без пор. Такая очаровательная женщина непроизвольно притягивает к себе.

Он нежно положил руку на ее лодыжку. Селина стряхнула его ладонь.

— Ты веришь этой девчонке? Полусумасшедшей? Ты готова поверить кому угодно, только не мне, да? Если какая-нибудь морщинистая карга зайдет с улицы и скажет, что я ее соблазнял, то ей ты поверишь, а мне — нет. Что на тебя нашло, Селина? Ты вышла замуж за развратника? Да, я это признаю. Раз это правда, я честно в этом признаюсь. Почему же не веришь этому развратнику, когда он признается, что на самом деле тебя любит?

Валентин подождал. За годы их супружеской жизни он хорошо изучил жену. Можно воззвать к ее здравому смыслу, но ярость не позволит ей откликнуться. Он снова повертел лежащий в кармане браслет. Самое раннее — завтра. Черт бы побрал это создание Тренеглосов, которое явилось сюда вечером. Он устал и беспокоился, что ужин, который Мод для него оставила, остывает на тарелках. До утра он вряд ли дотянет.

— Селина!

— Вон из моей комнаты!

— Тебя когда-нибудь брали силой?

Она открыла глаза.

— Что ты сказал?

— Несколько скверное дело, но, в общем, может оказаться довольно забавным. Однажды в школе мне пришлось выучить строки из проклятого Шекспира: «Я одолел ее в миг ненависти пылкой... В устах — проклятья, слезы на глазах...» Как там дальше? Не помню...

— Я сказала, вон из моей комнаты!

— Не уйду, пока ты мне не поверишь. В конце концов, закон гласит, что муж не может изнасиловать жену. В таком случае, придется притвориться, что мы не женаты.

— Если ты до меня дотронешься, я закричу и разбужу Джорджа и Полли. И Мод еще не спит.

— А помнишь, как я навещал тебя в этом самом доме, но не в этой спальне, а в другой, этажом ниже, пока твой первый муж спал? Как тихо мы любили друг друга? Разве мы не можем притвориться, что те времена вернулись? Мне хочется быть нежным. И скрытным.

Ответа не последовало. Но искорка, сверкнувшая в голубом сиамском глазу, подсказала, что надежда есть.

— Я еще не ужинал. Но сначала я хочу тебя...

Месяц спустя, когда февральский ветер задувал по пустошам Корнуолла и шелестел листьями вечнозеленых растений, неподалеку от деревни Ангоррик, рядом с Деворан-крик, нашли зарезанную женщину. Это была Мэри Полмеск, дочь фермера с внебрачным ребенком, и возникли подозрения, что ее изнасиловали. О преступлении сообщили в «Западном британце», но никто особо не обеспокоился, за исключением жителей окружающих деревень. После войны в Корнуолле сильно возросло число преступлений.

Она работала горничной на полдня в Кардью и тем темным холодным вечером, когда на нее напали, возвращалась домой. Джордж заявил, что Харриет отчасти несет ответственность за то, что наняла девушку с плохой репутацией. Та сказала, что редко видела девушку, но передала жалобу Джорджа дворецкому, который, как выяснилось, оказался дядей Мэри Полмеск. Он хотел уволиться, но ему отказали.

В конце февраля погода не улучшилась, и через две недели после своего семнадцатого дня рождения Изабелла-Роза уехала в Лондон, чтобы начать занятия вокалом и обучение у профессора Эмануэля Фредерикса. Росс попросил Клоуэнс поехать с Беллой за его счет. Они прибывали во вторник, а в пятницу Джеффри Чарльз собирался вернуться в Тренвит, так что Клоуэнс имела хорошую компанию в обе стороны.

— Спасибо, папа, но разве у тебя самого нет дел в Лондоне? Чего-нибудь такого...

— Так сложилось, что нет. И возможно, через несколько недель мне придется поехать в Ливерпуль на заседание Комиссии по основным металлам и горному промыслу, поэтому в этом месяце я бы предпочел никуда не ездить.

— А мама?

— Она хотела провести несколько дней с тетей Верити. В последнее время Верити не очень хорошо себя чувствует.

— Я знаю, знаю! Видела ее вчера. Но она приняла какие-то лекарства, и они вроде помогают.

— Кроме того, это должно смягчить расставание Беллы с матерью, которая не в восторге от затеи с Лондоном. И к тому же я подумал... мы подумали, что ты после смерти Стивена почти никуда не выезжала, кроме случайного визита в Нампару и короткого отдыха.

— Это пойдет мне на пользу?

— Пойдет на пользу. К тому же вы с Беллой обожаете друг друга!

— Ты считаешь, мне нужен глоток свежего воздуха?

— Новый воздух, конечно, не всегда свежий. Но это тебе уж точно не навредит.

Клоуэнс потерла подбородок.

— И когда я должна ехать?

— В следующую пятницу.

— Полагаю, Ходж управится с делами, если я уеду на десять дней. Он довольно успешно всем заправлял в прошлом году, когда у меня был грипп. Папа, не подумай, что я неблагодарна. Как ты понимаешь, мне трудно покинуть накатанную колею.

— Значит, договорились?

— Да. Если Белла не возражает против строгой и придирчивой старшей сестры в качестве компаньонки.

— Никто не узнает тебя в этом описании. Уж точно не Филипп Придо.

— О чем ты говоришь? Кто тут упомянул Филиппа Придо?

— Я.

— Ты же сказал Дуайту, что не знаешь его.

— Я сказал, что хотел бы с ним познакомиться.

— А меня это касается?

— Не обязательно. Однако Кьюби упомянула его, когда гостила в Нампаре на прошлой неделе. По ее словам, этот Придо проявляет к тебе нешуточный интерес.

— Смелое утверждение, учитывая, что в тот раз в присутствии Кьюби я выгнала его с чаепития, которое он же и устроил!

— Очевидно, он вернулся, когда ты ушла.

— Тогда мне лучше немедленно отправиться в Лондон, чтобы избежать эротических соблазнов, которые окружают меня здесь!

Росс весело взглянул на дочь.

— По крайней мере, дорогая, теперь ваши отношения с Кьюби стали немного более дружескими, как мне показалось. Нет худа без добра.

— Худо в нашем случае — это Филипп Придо?

Они рассмеялись.

В итоге сестры вместе отправились в Лондон и в четыре пополудни приехали в гостиницу «Звезда и подвязка» на Пэлл-Мэлл, с четырехчасовым опозданием. Их встретил лейтенант Кристофер Хавергал, который ждал все это время в гостинице, отчаянно сопротивляясь соблазну напиться от волнения до беспамятства. Не обращая внимания на приличия, Белла бросилась в его объятия. Когда Кристофер наконец отстранился и склонился над рукой ее сестры (они виделись впервые), улыбающаяся Клоуэнс с интересом стала его разглядывать. Крепкий, голубоглазый, усатый и прихрамывающий юноша с военной выправкой и длинными белокурыми волосами. Очень привлекательный. Ему не составит труда очаровать любую женщину. Однако еще три года назад, когда он неотступно следовал в Париже за Изабеллой-Роуз, которая в ту пору была ребенком, к остальным он потерял всякий интерес.