А певческий голос (ее «инструмент», как теперь она говорила) значительно улучшился. Он звучал полнее, Белла стала гораздо лучше им владеть. Росс признался, что теперь слушать ее действительно одно удовольствие.
— Но звучит не так приятно в среднем регистре, как у Кьюби, — шепнул он Демельзе.
— У Кьюби только и есть средний регистр, — ответила она, — и нет такой силы в голосе.
— Знаю, любовь моя, знаю. Что ж, Фредерикс творит чудеса.
Кристофер не приехал с Беллой. Ротшильд надолго бы его не отпустил, но, тайком наведя справки, ему удалось выяснить, что миссис Карн (жена банкира, который не был Демельзе родней) едет в Фалмут и с радостью составит компанию юной леди. Белла провела дома целый месяц.
Все старались не замечать перемен, но с приездом Беллы Нампара заметно оживилась. Генри голосил на октаву выше, чтобы его расслышали, и они с Беллой носились по пляжу, как два выпущенных на волю щенка.
Легкое раздражение в Пасхальную неделю вызывали постоянные визиты Агнеты Тренеглос. Неважно, что именно случилось между ней и Валентином, но это явно закончилось, и поскольку Валентин запретил ей появляться в Плейс-хаусе, она наведывалась в Нампару, надеясь застать его там. Всегда являлась одна, но потом какая-нибудь из сестер забирала ее домой, то есть Агнета сбегала из Мингуза украдкой. Демельза несколько раз видела Рут, но та смотрела на нее, как на служанку, и никогда не заговаривала. Джон еще дважды виделся с Россом, но имя Агнеты не упоминалось. Он тоже стал холодным и отстраненным. Росс твердо решил не прогонять Агнету, невзирая на жалобы Беллы, что та надоедает. Он считал, что Валентин виноват в произошедшем как минимум процентов на восемьдесят, и потому Росс не мог срываться на неполноценной девице.
Росс почти не видел Валентина, который явно на время скрылся, выжидая, когда же Агнете надоест, и она отстанет. С неделю или чуть больше он жил в Падстоу, намекнув, что поселился у семьи Придо-Брюн, но Росс воспринял это с долей скептицизма. Когда Росс разговорил о Валентине с Филипом Придо на концерте в филармонии Труро, куда его завлекла музыкальная дочь, капитан Придо выглядел озадаченным и немного удивленным.
Росса познакомила с Филипом Придо старшая дочь, которая явно входила в число гостей последнего. Вероятно, вкусив вольной жизни в Лондоне, Клоуэнс поняла, чего ей не хватало.
В антракте двое бывших военных побеседовали, и Росс счел Придо человеком приятным и доброжелательным, но напряженным и натянутым, как струна. Постепенно мирная жизнь его расслабит и успокоит. Росс горячо надеялся (и, по-видимому, небезосновательно, глядя на интерес Филипа Придо к Клоуэнс), что когда-нибудь у него снова попросят руки дочери.
Джеффри Чарльз изменил планы, чтобы иметь возможность сопроводить Изабеллу-Роуз в Лондон. Погода испортилась, и экипаж на шесть часов застрял в снегу восточнее Эксетера.
Кашель у Эстер Карн давно прошел, и ей снова доверили заботы о Хуане. Эстер стала чаще выезжать за ворота Тренвита и в свободное время навещала дядю Сэма, который настаивал, что она должна сходить к Демельзе. Но Эстер ответила, что ей не хочется навязываться.
Она приглядывалась к Бену Картеру, но не встречалась с ним. Спрашивала подробности сначала у Сэма, потом у его жены Розины, у двух прихожан Сэма, которые оказались словоохотливыми, и многое разузнала. Ей рассказали о скрывающемся под бородой шраме на щеке, похожем на шрам сэра Росса Полдарка, о жестокой драке со Стивеном Каррингтоном, будущим мужем Клоуэнс Полдарк, Эстер узнала, что Бен — крестник сэра Росса Полдарка и брат Кэти, которая вышла за Певуна Томаса, он лишь пару лет назад переехал из лавки матери, торгующей конфетами на Стиппи-Стаппи-лейн, и теперь живет в домике рядом с Киллуорреном.
Перед Троицей Клоуэнс отправила письмо лорду Эдварду Фитцморису:
Дорогой Эдвард!
Так любезно с Вашей стороны в письме снова великодушно пригласить нас с мамой провести неделю в Бовуде с Вашими родными в мае или июне.
Матушка изменилась после гибели Джереми; она вряд ли отважится сменить обстановку, чтобы развеяться и повеселиться. Это вовсе не значит, что она ходит печальной или на нее накатывают приступы грусти; и хотя она в прошлом году ездила в Лондон, но поездка была вынужденной, ради музыкального будущего моей младшей сестры, и, похоже, она с облегчением вернулась домой. Мама любит дом, поместье, сад, которому уделяет много времени.
Уверена, мне бы удалось ее уговорить, если бы не затруднительное положение, в котором я оказалась.
Наверное, Вы помните, у меня небольшое судоходное предприятие, основанное мужем. Мы базируемся в Пенрине и Фалмуте, и поскольку я женщина, то полагаюсь на партнера (мужчину в возрасте), тот воплощает в жизнь мои задумки, с которыми сама я бы не справилась. Так вот, на прошлой неделе Ходж поскользнулся в трюме «Адольфуса» и сломал ногу. Существовала опасность, что он ее потеряет, но все обошлось.
В свете подобных событий он останется в постели на долгие недели, и мне придется справляться со всем одной или искать замену. Значит, из Пенрина мне не выехать, пока положение не изменится; поэтому с сожалением пишу, что не смогу приехать в Бовуд в начале лета.
Если обстоятельства вдруг изменятся в лучшую сторону, то я напишу.
Со всем глубочайшим почтением,
Клоуэнс Каррингтон.
Когда она отнесла письмо, то гадала, почему не рассказала давнему поклоннику всей правды. Сначала возложила ответственность за отказ на мать. Затем робко сослалась на несчастный случай с Тимом Ходжем. Что тут такого? Все правильно, ее мать теперь неохотно покидает Нампару, чего раньше не наблюдалось. Ходж сломал ногу, но это настолько обычный перелом, что даже хирурга Чартериса, обожающего удалять поврежденные конечности, убедили наложить шину.
Разве это обман или уловка? Просто, если она поедет в Бовуд, Эдвард обязательно возобновит ухаживания; да, она всегда может отказать, но слишком запуталась в чувствах, при том, что не намеревалась соглашаться, но и уклонялась от прямого ответа. На следующий год ее могут и не пригласить...
Отправленное письмо хотелось вернуть и переписать.
Росс получил еще одно письмо от Джорджа Каннинга.
Дорогой друг!
Трагедия на Сент-Питерс-Филд затронула всех нас. Когда это случилось, я путешествовал по Италии. В сильнейшем расстройстве Ливерпуль послал за мной, и я прекрасно его понимаю.
Порой меня возмущают попытки человека навести в мире порядок, навязать справедливость в рамках закона и благопристойность, а тем временем кучка мерзавцев или просто рассерженных людей или вспыльчивых глупцов может извратить благие намерения, искренность и честность подавляющего большинства и перечеркнуть все труды благожелательно настроенного правительства.
Теперь начинать придется сызнова. Не знаю, в курсе ли ты, что Ханта и остальных арестованных обвинили в государственной измене. Суд еще не состоялся, но наверняка с год или два их продержат за решеткой, чтобы остудить пыл.
Поэтому тревога правительства вполне понятна. Ходят серьезные слухи (мне вот интересно, а разве слухи бывают серьезными?), что за умеренными требованиями, выдвинутыми на плакатах, скрываются весьма зловещие и революционные идеи: уничтожение Банка Англии, уравнивание всех классов разделом земли, смещение с трона Ганноверской династии и выборы президента, упразднение всех титулов и так далее.
Истинные ли это убеждения большинства участников протеста или только больные фантазии кучки злобных и алчных людей, я не знаю. Подозреваю последнее. Нельзя забыть случившееся во Франции менее тридцати лет назад. Люди помнят об этом. Ведь всего каких-то двадцать пять лет назад короля казнили на гильотине.
Подобная вспышка в Манчестере могла легко привести к полномасштабной революции в Англии. Не забывай, Роберт Ливерпуль был свидетелем штурма Бастилии. Неужели великая победа Веллингтона три с половиной года назад сойдет на нет в результате краха стабильной Англии, когда в стране воцарится братоубийственный хаос и революция?
