В последнее время он отсутствовал, налаживая торговлю между Корнуоллом и Ирландией, и не припоминает, чтобы видел покойную позже конца сентября, то есть примерно месяц назад, когда она пришла к нему домой, а он занимался делами с двумя инвесторами его шахты с севера страны, поэтому он попросил слугу проводить мисс Агнету домой.

— В тот день она выглядела расстроенной? — спросил коронер.

Валентин помрачнел.

— Честно говоря, я был тогда очень занят. Хотя нет, мне так не показалось. Она довольно чудаковатая девушка.

Мистер Карлион понимающе кивнул. Хорас Тренеглос поднялся.

— Мне можно задать вопрос?

Коронер кивнул.

— Уорлегган, — обратился к нему Хорри. — Зачем вы соблазнили мою сестру?

Кардью — огромный дом, но иногда Джорджу не хватало в нем места. Его дочери-близнецы буянили и требовали много внимания. Нянек хватало, но Харриет не позволяла слишком строго наказывать детей, и, следуя примеру матери, они относились к отцу беспечно и доброжелательно. Ему не оказывали должного почтения. Не спрашивая разрешения, дети частенько взбирались к нему на колени и требовали почитать им или рассказать сказку, а то и сами рассказывали, что произошло с ними за день.

Он сразу резко и сурово их осаживал, поскольку не привык открыто и непринужденно демонстрировать чувства, ворчал себе под нос или радовался, когда они ложились спать. Его жалобы Харриет обычно оканчивались обидным поражением. Да еще два проклятущих пса, постаревших и с сединой вокруг пасти, но ни капли не уменьшившихся в размерах, обычно распластывались у самого теплого местечка перед камином. Приезжающая Урсула тоже порой выходила за рамки.

Что поделать, такова его жизнь, и она вполне устраивала Джорджа. Торговые дела процветали. Порой Харриет сорила деньгами, но их источник постоянно пополнялся. Теперь же Джордж (точнее, Харриет в Кардью) принимал у себя четырех чужаков. Сам Джордж находился в Труро, когда к ним заявились эти четверо. Мать младенца, с которой Джорджа связывает лишь брак сына, который он не одобрил, явилась с нянькой и личной горничной, попросила приюта, и Харриет без колебаний их впустила. Оставалось неясным, на какой срок.

— Разумеется, ты должен ее приютить, — заявила Харриет, когда наедине с ней Джордж стал возражать. — Твой сын повел себя, как мерзкая крыса. Да, нам известна не вся история, но интрижка с умственно отсталой переходит все границы даже для него. И теперь, когда с ней разделались...

— Пока нет никаких...

— Ох, мне неизвестно, кто именно перерезал ей горло. Но на нем все равно лежит ответственность. Он настолько взбудоражил эту странноватую девицу, что та блуждала по всей округе, даже по вечерам, ходячая мишень для маньяка, который и перерезал ей горло, как это случилось с Мэри или как там звали девицу, что здесь работала. Поэтому вполне естественно, что Селина его бросила, и поскольку Валентин потратил все ее деньги, она пришла за помощью и приютом.

Джордж не припоминал, чтобы раньше встречался с женой сына. Поскольку Джордж испытывал слабость к блондинкам, несмотря на иссиня-черные волосы второй жены, он не мог не обратить на нее внимания, как и на поразительные глаза цвета незабудки; но, будучи сам далеко не из высшего общества, сразу распознал себе подобную. Никто не знал о ее происхождении до брака с престарелым Хорасом Поупом; с того времени о ее знатности твердили столь явственно, что заставляли в этом сомневаться. Красивая женщина смутно напоминала первую жену Джорджа, Элизабет, но лишь внешне. Джордж решил, что она честолюбивая карьеристка.

Было воскресный день середины ноября. С каждым порывом ветра падали листья, словно медный снег, но оставалось еще достаточно осенней листвы. Умиротворяющая картина при свете дня. Оттенки красно-коричневого на солнце, первые морозы; горели камины, потрескивали дрова и уголь.

Джордж, Харриет, Урсула и Селина обедали. Близнецы собирались в церковь и обедали наверху с няньками. Джорджа раздражало, что третье воскресенье подряд они обедают с непрошеной гостьей. Он попросил Харриет узнать, сколько та пробудет, но жена до сих пор не спросила.

— Carpe diem [2], — произнесла она, чем еще больше рассердила его, потому что Джордж не понимал смысл и считал, что она тоже.

Когда подавали первое блюдо, оба огромных костлявых пса мгновенно вскочили и залаяли из гостиной, где валялись в роскоши на каминном коврике. Возникло некоторое замешательство, и Харриет послала грума их успокоить. Затем вошел Симпсон и прошептал на ухо Джорджу имя прибывшего.

Брови его сошлись на переносице, и он обратился к Харриет:

— Валентин здесь.

Харриет зачерпнула ложку супа.

— Кастор и Поллукс такие непослушные. Я ведь приучала их не облаивать гостей... Что ж, Джордж, это твой дом и твой сын. Почему бы его не пригласить?

Селина встала из-за стола, смяв салфетку.

— Пойду наверх.

— Нет, не пойдешь, — велела Харриет. — Пожалуйста, сядь. Симпсон, попросите Джонса принести еще один прибор.

Симпсон посмотрел на хозяина, но не получив иных указаний, ответил:

— Слушаюсь, миледи.

— Я не желаю здесь оставаться! — Глаза Селины засверкали. — Прошу меня извинить.

— Ты у нас дома, — осадила Харриет. — Мы не намерены тебя отпускать.

Вошел Валентин. На нем был желтовато-коричневый сюртук, красный жилет, саржевые панталоны, сапоги для верховой езды, кремовый шейный платок и серые замшевые перчатки, которые он стянул, когда вошел. На щеках появились морщинки. Он остановился, увидев Селину, потом подошел к Харриет и поцеловал в щеку. Его мачеха чуть скривилась.

— Как поживаешь, Харриет? Добрый день, отец. — Так-так, малышка Урсула. Вижу, ты похорошела.

— Зачем пожаловал? — спросил Джордж.

— Пришел повидать жену. Но, похоже, явился не вовремя.

— Я придерживаюсь мнения, что любое время будет неподходящим, когда дело касается твоей жены, — заявила Харриет.

— Единственный непростительный поступок с моей стороны — что я помешал обеду. Могу я подождать в гостиной?

— Раз уж ты здесь, — ответила Харриет, — можешь разделить с нами трапезу. Полагаю, твой отец не возражает?

— Разговор о причине твоего визита отложим до окончания обеда, — холодно отозвался Джордж.

Возникло замешательство.

— Суп с зайчатиной, — сказала Харриет. — Пресноводная форель, оленина, пирожки и конфеты. Мы скудно питаемся.

Лицо Валентина исказилось одновременно в гримасе и улыбке.

— Благодарю. — Валентин огляделся. Симпсон отодвинул стул, как раз напротив Селины. Валентин занял его. — Благодарю.

Плотно сжав губы, Селина отвела взгляд.

Обед проходил в задумчивом молчании, которое нарушали только звон столовых приборов и посуды. Со временем и они стихли. Урсула злобно посматривала на брата. Ей показалось, что выглядит он бледным, словно в ноябре не ходил по морям и не ездил в Ирландию. Когда он жил дома, брат с сестрой так и не смогли найти общий язык. Валентин нещадно насмехался над ней, и Урсула помнила свою ярость по этому поводу.

— У тебя есть новости об Изабелле-Роуз? — вдруг спросила она, нарушив ледяное молчание.

— О ком? Ох. Нет. С чего бы? Она в Лондоне, как я понимаю.

— Да, она берет музыкальные уроки. Я слышала от школьной подруги Эрики Рэшли, что она уже поет на званых вечерах и подобных мероприятиях.

— Подходящих для нее.

— Да, точно. Папа отправил меня на год в Пензанс в пансион мадам Блик для благородных девиц. Не знаю, будут ли там обучать пению.

— У тебя нет голоса, — сказал Джордж.

— Спасибо, папа. Признаюсь, мне бы хотелось в Лондон.

— Всему свое время. Тебе только девятнадцать.

— Белла младше меня на два года.

Харриет оглядела стол и бросила взгляд на Симпсона и других лакеев. Ее воспитывали пренебрегать тем, что семейные разговоры слышат или подслушивают слуги, но она знала, насколько Джордж не одобряет подобную откровенность. Он мог бы высказаться, но натянутый характер разговора вряд ли это позволит. Валентин встретился с ней взглядом, затем отвернулся и просто сказал: