— Лондон, — громко провозгласил фон Баденберг, — теперь стал центром мира. В социальном, финансовом, политическом плане после краха Наполеона он стал главенствовать над всеми остальными городами материка. Он богаче, свободнее в манерах, моде и поведения в обществе. Разумеется, нищета никуда не делась, но по сравнению с Европой здесь бедности куда меньше. Лавочники стали процветать, средний класс стремительно богатеет и настолько купается в золоте, что не знает, куда его девать. Говорят, Оксфорд-стрит — самая длинная в Европе улица. Теперь у вас пять мостов через Темзу! Ваш повезло здесь жить. Я родом из Франкфурта, мой отец знаком с Мейером Ротшильдом, и хотя это важный город, по сравнению с Лондоном кажется деревней. Да вся Европа кажется провинцией по сравнению с Лондоном!

— В некотором смысле это верно, — высказался мужчина постарше. — Но Лондон — столица Англии, а провинции далеки от процветания. Новые города Мидленда и севера обветшали, рабочие — где есть работа — живут на нищенское жалование. В Глазго ткачи, которым раньше платили двадцать пять шиллингов в неделю, теперь пытаются выжить на пять. А безработные голодают. На улицах новых городов тихо и пустынно — пока тебя не окружат попрошайки, как возникшие из лачуг призраки, вцепятся в твой плащ, выпрашивая кусок хлеба. Как вы помните по горькому опыту Петерлоо, повсюду возникают беспорядки, их раздувают возмутители спокойствия, стремящиеся добиться того же, чего добились во Франции!

— В Лондоне тоже не так уж все благостно, — заявила одна дама, перебирая ожерелье пальцами с драгоценностями. — Тут хватает попрошаек, многие из них — демобилизованные моряки и солдаты, храбро сражавшиеся во время войны, а сточные канавы переполнены нечистотами. Все колонны и столбы заляпаны лозунгами, по большей части непристойными. Постоянные демонстрации, и повсюду толпы грубых и неотесанных людей...

Белла отошла от Кристофера и заметила, что тот не притронулся к подносам с закусками, а держит бокал с белым вином. В ней шевельнулось беспокойство. За все их долгое знакомство Белла только три раза видела, как Кристофер пьет белое вино. Как правило, он ел и пил столько же, сколько любой другой. Но явно питал слабость к канарскому и рейнскому, особенно сладкому, и время от времени не может себя побороть. Тогда он отказывается от пищи и бокал за бокалом пьет до полного опьянения.

Сейчас все садились ужинать, а Белла попыталась пробраться к Кристоферу, но ее взял под руку мужчина среднего возраста по имени Джаспер Браун.

— Мисс Полдарк, граф попросил вас сопроводить. Окажите мне честь.

Она заметила, что Кристофер сидит за вторым круглым столом, вмещающим десять человек, а по бокам от него — две элегантные дамы среднего возраста. Это ничего не значит, подумала Белла, просто Кристофер обладает неповторимым обаянием и привлекает женщин постарше, даже всех женщин, своими пронзительно-голубыми глазами, военной выправкой, длинными белокурыми усами. И до сих пор привлекает Беллу, когда трезвый.

У нее не было строгих правил насчет спиртного. Она и сама выпивала: ей нравилось быть навеселе, когда жизнь кажется волнующей и захватывающей и расцветает в розовых красках. Родители тоже выпивали. Все выпивают, а большинство напивается вдрызг. Вполне обычно для мужчины пропустить стаканчик и храпеть до утра.

Но ее беспокоило и расстраивало, когда Кристофер так себя вел. Это не просто пьянство, обычно сопровождаемое и обильными закусками. В таких случаях — к счастью, редких — он вообще не притрагивался к еде. Просто вливал в себя вино, словно в него вселился бес и приказывает напиться до бесчувствия.

Несколько месяцев назад Белла сидела рядом с судьей в доме миссис Пелэм. Заговорили о пьянстве, и он назвал ей четыре официальных стадии опьянения: шутливая, драчливая, плаксивая, сонно-вялая. Белла навсегда это запомнила. Но Кристоферу это не подходило. Две средние стадии полностью выпадали.

Он всегда был веселым и бесшабашным, и от опьянения эти качества просто усиливались, вот и все. Кристофер добрый, дружелюбный, любит Беллу, ревностно оберегает, заботится, готов на все. Второй запой за период их знакомства случился на музыкальном вечере у миссис Пелэм; первый — на приеме по поводу Хэллоуина у каких-то знакомых, где он скакал на лошади в дамском седле, пока та его не сбросила, а позже, несмотря на искусственную ступню, взобрался на часовую башню и привязал к громоотводу подтяжки. Джеффри Чарльз рассказал Белле о первой встрече с Кристофером у стен Тулузы, как тот гнался за зайцем и поймал его прямо под дулами вражеских пушек, и Белла иногда гадала, не под влиянием ли спиртного он тогда совершил такое.

После ужина к ней подсел Морис Валери.

— Мадемуазель, я так рад вас видеть. — Морис свободно говорил по-английски, но с сильным акцентом. — Вы так красивы.

— Да, знаю, — ответила она.

— Знаете? — Он изумленно распахнул глубоко посаженные глаза. — Но...

— Я имела в виду, что заранее поняла, какую именно фразу вы скажете. Потому что сказали то же самое в нашу последнюю встречу.

— Правда? Ну что ж, именно это мне хотелось сказать! Или повторять непростительно?

— Можно, если это искренне.

— Почему вы сомневаетесь, мадемуазель?

Белла улыбнулась.

— Как успехи вашего оркестра в Руане?

— Весьма значительны. Но это не совсем мой оркестр. Я им дирижирую и пользуюсь определенной свободой, но есть комитет по надзору. От комитета зависит финансирование, позволяющее нам существовать, так что у кого кошельки, те всем и заправляют.

— Что вы играли в последний раз?

Морис рассказал.

— Разумеется, есть и хоровые произведения, но немного. И мы с двумя друзьями предложили комитету подумать над возможностью поставить оперу. Приезжайте ко мне туда.

— С Кристофером? — спросила Белла, выискивая последнего взглядом.

После легкого колебания Морис все же спросил:

— С Кристофером? Можно и с ним. Это правда, что вы скоро поженитесь?

— Наверное, на Пасху. У меня дома, в Корнуолле.

Морис приложил к губам кружевной платок.

— Простите, если покажусь дерзким, мадемуазель, но порой неосмотрительно для профессиональной певицы так скоро связывать себя брачными узами.

— Почему?

— Ох, это же очевидно. Женщина, которая стремится стать настоящей примадонной, должна (это крайне важно) полностью посвятить себя искусству. Для нее любовь — это развлечение, легкий флирт между делом, чтобы романтические отношения внесли в жизнь разнообразие, ведь стабильная супружеская жизнь станет со временем тяготить.

За соседним столом обсуждали внезапную кончину короля.

— Мне говорили, — раздался мощный голос графа фон Баденберга, — что король только повернулся к стене и произнес: «Том простыл», а когда слуга до него дотронулся, он уже умер!

— Что за Том? — спросил кто-то.

Все рассмеялись.

— Вы женаты? — спросила Белла.

Морис улыбнулся.

— Нет, мадемуазель. О нет. Само собой, я завожу любовниц. Это необходимо для гармоничного существования. Я женат на музыке. Я не... вряд ли у меня есть такой потенциал, как у вас. Чтобы стать примадонной, надо отдать всю себя без остатка. Дирижер в этом отношении находится на одну ступень ниже, по сути, важная фигура в мире музыки, но у него нет собственного внутреннего инструмента, когда от этой бесценной, но хрупкой собственности зависит его репутация, известность, полный успех или провал.

— Как вы определили размеры моего потенциала? — спросила Белла. — Когда вы слышали меня, месье?

— Я слышал вас дважды. Помните, когда вы пришли со своим педагогом, профессором Фредериксом, в монастырь Саутуарк, где выступали его ученики?

— Да, но вы...

— По случайности я там оказался. Потом я зашел к профессору Фредериксу, чтобы поговорить об одной его бывшей ученице, и тут услышал ваше пение. Я спросил, кто это, и мне сообщили, что это мисс Белла Полдарк. Хотя на самом деле я уже догадался. Ваш голос невозможно спутать с другим.