Встав под ветер, он обогнул рифы и бросил якорь в маленькой гавани, рядом с «Сусанной» — так называлась таинственная яхта.

— Ваш подвиг не имеет себе равных, и мы никогда не забудем, что обязаны вам жизнью! — горячо воскликнул Ингольф, пожимая руки молодым людям. — Знайте же, что восемьдесят храбрых моряков никогда этого не забудут, и, если только вам когда-нибудь понадобится их помощь или даже жизнь, вы смело можете на них рассчитывать.

— О, вы преувеличиваете нашу заслугу, капитан, — ответил один из незнакомцев. — Мы с братом выросли в этих местах, и то, что мы сделали сегодня, нам удавалось часто и раньше. Мы очень довольны тем, что нам удалось спасти и сохранить для нашей родины такое прекрасное военное судно.

Эти слова прозвучали укором для всего экипажа, и даже Ингольф не мог скрыть своего замешательства.

Но понимая, что теперь остается только продолжать играть навязанную ему роль до конца, он смело сказал:

— Король узнает о вашем поступке, и я не сомневаюсь, что он пожелает должным образом вознаградить вас.

— Это совершенно лишнее, милостивый государь, — гордо перебил его юноша, молчавший до сего времени. — Если вы считаете себя хоть сколько-нибудь обязанным нам, исполните нашу просьбу и не говорите никому о том, что произошло. Этим вы окажете нам неоценимую услугу.

— Что ж, — произнес Ингольф, — ваше желание будет для меня законом. И все-таки я не могу понять причин, которые заставляют вас поступать таким образом и отказываться от заслуженной награды.

— О, мы вполне довольствуемся сознанием, что оказали помощь своему ближнему, и лучшей награды нам не надо. Оставим этот неприятный для нас разговор, капитан. Но скажите, что заставило вас прийти в эти воды? Обычно военные корабли очень редко посещают их. Вероятно, у вас есть особое задание? Или, быть может, вы ищете дерзкого пирата, Капитана Вельзевула? Говорят, его недавно видели вблизи Эльсинора.

— Нет, нет, — поспешил ответить Ингольф. — Знаменитый корсар меня сейчас нисколько не интересует. У меня только простое поручение, имеющее некоторое гидрографическое значение.

— Знаменитый корсар?! — удивились молодые люди, — Вы делаете слишком много чести этому разбойнику, называя его корсаром. Как жаль, что вам не придется сразиться с ним. Располагая таким прекрасным судном и такой командой, вы без труда избавили бы нас от него.

Это оскорбление из уст человека, которому он был обязан жизнью, заставило Ингольфа позабыть всякую осторожность и благоразумие.

— Вы забываете, — возразил он горячо, — что этот человек обстоятельствами был вынужден стать на скользкий путь пирата. Вспомните, какие услуга оказал он Швеции во время войны, а когда она окончилась, его выбросили, как ненужную ветошь. Он пытался протестовать, а его объявили вне закона. Ему не оставалось больше ничего, как защищаться…

Последние слова Ингольф произнес голосом, дрожащим от волнения.

«Глупец, выдает себя с головой», — подумал Надод, внимательно прислушивавшийся к разговору.

Но Ингольф вовремя спохватился.

— Конечно, я не собираюсь оправдывать его, но все-таки я думаю, что молва была к нему слишком несправедлива.

К счастью, молодые люди не обратили внимания на его волнение, слишком заинтересованные самим рассказом.

— Скажите, капитан, — обратился к Ингольфу старший из них, — правда ли, что этот корсар предательски захватил предоставленный ему во временное пользование бриг?

— Не совсем так, сударь. Ведь Густав III сам выдал ему крейсерский патент, а потом, под влиянием злых наветов, решил поступить с ним, как с пиратом. Тогда он только отказался вернуть свой корабль тому, кто заплатил ему за самоотверженную службу самой черной неблагодарностью.

Молодые люди молча переглянулись.

— В этом поступке легко узнать Густава III… После того, что вы нам рассказали, мы готовы взглянуть другими глазами на этого авантюриста. Будьте спокойны, мы вполне разделяем чувство справедливости, побудившее вас стать на его защиту.

— Подумаешь, какой святоша наш капитан, — мрачно пробормотал Надод. — Жаль только, что он умолчал о своих пиратских подвигах…

В эту минуту на «Сусанне» раздались веселые крики:

— Сюда, Фриц! Сюда! Вот я тебя палкой!

Все оглянулись на яхту. По ее палубе весело прыгал большой белый медведь. За ним с хохотом и шутками гонялись матросы.

— О, медведь вырвался из клетки! — воскликнул Ингольф.

Молодые люди рассмеялись.

— Что вы! Да ведь это ж ручной медведь! Мы его медвежонком подобрали в Лапландии и сами воспитали. С тех пор он бегает за нами, как собака. Когда мы ехали к вам на помощь, он непременно хотел сесть с нами в лодку, и его пришлось запереть. Теперь он вырвался на волю и, услышав наши голоса, хочет пробраться к нам, а матросы его не пускают. Но вы увидите, он скоро будет здесь.

— Вам, вероятно, стоило большого труда его приручить? Ведь эти звери очень дики и злы.

— Совсем нет! Первым долгом мы постарались отучить его от мяса. Для этого мы несколько раз предлагали ему кусок свежего мяса, обернутый раскаленной проволокой. Медведь жадно бросался на мясо и обжигал себе морду, язык и лапы. После этого он болел целый месяц, но зато больше и смотреть не может на мясо.

Тем временем медведь, видя, что матросы закрывают со всех сторон дорогу, полез на грот-мачту и, словно акробат пройдя по грот-рее[41], спустился по касающимся ее снастям «Ральфа» на палубу брига. С радостным ворчанием огромный зверь улегся у ног своих хозяев.

— Как ты смел сюда прийти без позволения! — прикрикнул один из них, притворяясь сердитым. — Пошел назад!

Медведь сконфуженно встал и, опустив свою тяжелую голову, медленно вернулся на яхту тем же путем, каким и пришел.

— Ну а теперь, капитан, — продолжал старший из незнакомцев, — мы должны вернуться на свое судно, так как нас дома ждет отец. Он в полной уверенности, что мы совершаем небольшую прогулку по Розольфсскому фиорду.

— Розольфсский фиорд! — прошептал Надод. — Неужели Ингольф не спросит, как их зовут?

И, как бы догадываясь о его желании, Ингольф сказал:

— Надеюсь, милостивые государи, что вы, по крайней мере, не оставите нас в неизвестности относительно имен наших спасителей.

И, поклонившись с достоинством, он отрекомендовался:

— Капитан второго ранга шведского королевского флота Эйстен.

Молодые люди ответили изысканно вежливым поклоном.

— Мое имя — Эдмунд, а брата моего зовут Олаф, — сказал старший. — Наш отец — владетельный герцог Норландский. Если время позволит вам, мы будем всегда рады видеть вас у себя.

Дикий крик не то боли, не то радости раздался за ними. Оглянувшись, они увидели Надода, который, покачиваясь на ногах, как будто изнемогая от страданий, спускался в свою каюту.

Тщательно заперев за собой дверь и убедившись, что его никто не слышит, Красноглазый торжествующе поднял свою огромную голову.

— Я не ошибся, — заговорил он дрожащим от возбуждения голосом, — они здесь. Теперь наконец я сумею утолить всю полноту моей мести. Трепещи, Гаральд Биорн! Ты не сжалился над моей матерью, когда она в слезах валялась у твоих ног!.. Не будет и у меня сострадания к тебе.

Несчастный урод скрежетал зубами; на губах у него выступила пена; единственный здоровый глаз его налился кровью.

В эту минуту Надод был страшен.

Странное, почти необъяснимое влечение испытывал Ингольф к молодым людям. Он бы охотно принял их приглашение, но тайный договор, заключенный им с Надодом, связывал его и лишал возможности располагать своим временем.

Только что собрался он в как можно более мягкой форме ответить отказом, как к нему подбежал Альтенс.

— Капитан, — проговорил старший помощник, — важные новости!..