— Бумага в порядке, — согласился Самуил Бартон, взглянув на документ, — и мы можем вас кредитовать на сумму в двадцать пять миллионов франков.

— О, так много мне не понадобится… Благодарю вас. Теперь разрешите перейти к делу. Скажите, вы отказались взять на себя постройку корабля для герцога Норландского?

— Совершенно верно, сэр.

— Не можете ли вы мне сообщить, почему?

— Мы не хотим подрывать репутацию нашей фирмы, так как ничем не гарантированы, что покушение не повторится.

— А если у вас будут эти гарантии?

— А кто же мне даст их?

— Я!

— Вы?.. Вы не шутите?

— Нисколько. Это я уничтожил оба раза корабли. Но я дам вам возможность выстроить его, если вы согласитесь на мои условия.

— Какие же ваши условия?

— В носовой части корабля должна быть сделана двойная стена и в ней потайная комната; при простукивании стена должна казаться глухой. Вход в тайник лучше всего будет устроить под бушпритом через люк, открывающийся при помощи пружины. Оттуда в пороховой погреб должен быть протянут фитиль, натертый серой и просмоленный для предохранения от сырости.

— Значит, вы все-таки хотите уничтожить корабль, но только тогда, когда вам это покажется более выгодным?

— Вы угадали. Я взорву его в открытом море, и никто из тех, кто будет на нем, не спасется.

— В том числе и вы, конечно. И вы пожертвуете собой, чтобы отомстить убийцам вашего отца?

— О, нет!.. Напротив, я буду единственным из всех, который останется в живых. Как только я подожгу фитиль, я брошусь в воду и доплыву до своей шхуны, которая будет следовать на небольшом расстоянии от «Дяди Магнуса».

— Ваша шхуна называется «Красный Глаз»?

— Откуда вы знаете это?

— О, мы имеем самые точные сведения о всех приходящих кораблях. Этого требуют дела фирмы… Итак, сэр, вы рассчитываете на наше содействие?

— Несомненно, мистер Бартон. Мне вас рекомендовали с лучшей стороны мои друзья Мартинец и Перейра… Я говорю о тех, которым вы строите превосходные корабли. Насколько я знаю, эти корабли отличаются одним ценным свойством: они благополучно выходят из гавани, но дальше морского дна никуда не доходят.

— Дон Аланцо Мартинец очень умный человек.

— Да, действительно, вы правы.

— И если он рекомендовал меня вам, — сказал мистер Бартон, — то он не ошибся: мы с вами сговоримся, если только…

— Что?

— Вы будете поступать так же, как он.

— Я вас не понимаю.

— Аланцо Мартинец никогда не спорит с нами о цене.

— Я последую его примеру.

— Великолепно. Я вижу, он сказал правду о вас.

— Кто? О ком вы говорите?

— О вашем друге… Неужели вы полагали, что, открывая вам такой широкий кредит, дон Рамон не сообщил мне в то же время самых подробных сведений о вас?

— Стало быть, вы знаете…

— Что ваш отец, убитый врагами, никогда не существовал, что вы отлично умеете гримироваться мулатом… Впрочем, меня это совершенно не касается… Перейдем ближе к вашему делу. Мои условия таковы: полтора миллиона за тайник и полтора за фитиль.

— Я согласен, — сказал Надод, ибо это был он.

Полгода спустя «Дядя Магнус» вышел в океан, увозя с собой злейшего врага Биорнов, замышлявшего их гибель.

Во время всеобщего избиения «грабителей» на Безымянном острове Красноглазый спасся лишь чудом. Весь покрытый кровью и ранами, лежал он рядом с Пеггамом и Коллингвудом, и его сочли мертвым. Он выздоровел только благодаря крепости своего организма.

Вернувшись в Лондон, он собрал уцелевших «грабителей» и поделил с ними все богатства Пеггама. При этом, конечно, ему пришлась львиная доля.

Сделавшись обладателем огромного состояния, он захотел обеспечить свою будущность.

Но прежде он решил покончить с герцогом Норландским.

Один знаменитый врач сделал ему операцию лица и вставил искусственный глаз. После этого Надод стал неузнаваем.

Загримировавшись мулатом, он приехал в Глазго и стал строить свои козни. В чем они заключались, мы уже знаем.

Когда герцог выстрелил в него, он не был ранен, но от испуга потерял равновесие и упал в воду, ему удалось ухватиться за канат, и он с большим трудом взобрался на борт.

Этот случай послужил Надоду хорошим уроком, и он стал осторожнее. Несмотря на всю свою бдительность, норландцы больше не видели его.

Свою угрозу взорвать корабль Надод не приводил в исполнение.

Он знал, что после того, как назначенный им срок пройдет, норландцы перестанут остерегаться.

Он решил привести в исполнение свой замысел, как только «Дядя Магнус» выйдет из Исландии и расстанется с «Леонорой».

На совете, состоявшемся накануне, решено было перебраться всем на «Леонору» и выждать, пока пройдет роковой день.

Но за ночь у Эдмунда явились новые соображения, и рано утром он поспешил поделиться ими с братом.

— Знаешь, брат, — сказал он, — я много думал этой ночью и пришел к заключению, что все эти таинственные проделки, которые совершаются на нашем корабле, следует приписать «грабителям». Нет ничего удивительного в том, что кто-нибудь из главарей этого преступного общества вздумал отомстить нам за смерть своих товарищей.

— Возможно. Ну и что же?

— Разве не мог Самуил Бартон принадлежать к этому обществу? Для него это представляло прямую выгоду: его кораблям нечего было бы бояться «Грабителей»… Допустим, что Бартон устроил на нашем корабле какой-то тайник и в него посадил своего уполномоченного.

— Ты фантазируешь.

— Выслушай меня до конца. Если бы спрятанный на нашем корабле человек хотел взорвать пороховую камеру, — он не стал бы предупреждать нас. Ведь нам достаточно было бы убрать весь порох, чтобы обезопасить себя. Поэтому я полагаю, что на корабле где-то должна быть заложена мина, о которой мы не имеем ни малейшего понятия. И вот ее-то мы должны найти…

— Прекрасно. Но какой же смельчак решится взорвать себя вместе с нами?

— Ты прав, брат; вот почему он и откладывает со дня на день исполнение своей угрозы.

Герцог с удивлением взглянул на брата.

— Ты говоришь, как будто сообщаешь достоверные факты, а не делаешь предположения.

Прежде чем Эдмунд успел ответить, раздался громкий голос вахтенного:

— Корабль слева!

— Вот и ответ, — сказал Эдмунд.

— Ты смеешься…

— И не думаю… Рулевой! Подать сюда журнал.

Матрос немедленно исполнил приказание.

— Обрати внимание, — продолжал Эдмунд, перелистывая корабельный журнал, — начиная с момента нашего отплытия по сей день ежедневно утром и вечером в одни и те же часы делается одна и та же отметка: «…двенадцатого мая в шесть часов вечера шхуна приближается к «Дяде Магнусу», потом поворачивает и уходит». То же самое занесено тринадцатого, четырнадцатого, пятнадцатого и так далее. Смотри, рулевой, когда я его позвал, уже начал записывать: «Двадцатого мая в шесть часов утра неизвестная шхуна…»

— Захвати с собой подзорную трубу и поднимемся на мостик, — предложил Эдмунд.

Последовав за братом на палубу, Фредерик навел на горизонт подзорную трубу и увидал издали небольшую шхуну.

— Что это значит?

— Это значит, что шхуна идет следом за нами и аккуратно в известные часы приближается к нашему кораблю. Очевидно, она должна быть у кого-то под рукой и ждет только сигнала… Я думаю, брат, что этот сигнал даст ей человек, спрятавшийся у нас на корабле, как только он решится взорвать нас. Сделав это, он бросится в воду, а шхуна подберет его.

— Ты прав, брат! — воскликнул герцог. — Прости меня, что я усомнился в твоих словах. Мы немедленно же приступим к исследованию крюйт-камеры[53].

Порох из камеры был, на всякий случай, убран уже давно. Теперь, по приказанию герцога, туда спустились корабельный мастер и заведующий арсеналом со своими помощниками и приступили к отдиранию железной обшивки стен. Энергично застучали топоры, но только через четыре часа утомительного труда одна из железных досок наконец поддалась. Присутствовавшие при этом герцог и его брат одновременно вскрикнули. Под обшивкой оказалось углубление, в котором стоял цинковый ящик, и из него выходила просмоленная веревка.