Спать все разошлись очень поздно.

На другое утро Грундвиг проснулся со страшной головной болью и с трудом, шатаясь, встал на ноги.

Кругом все было тихо. Гуттор спал, ослабев от потери крови.

Старик громко крикнул. Никто ему не ответил.

— Странно! Что это значит? — пробормотал он и направился к двери, но на пороге столкнулся с молодым моряком Эриксоном.

— Ух, как у вас здесь жарко, — воскликнул тот, сияя круглым добродушным лицом. — Снаружи адский холод! Здравствуйте, Грундвиг! Как поживает ваш друг Гуттор?

Молодой человек говорил как-то особенно бойко и развязно. Видно было, что ему хотелось оттянуть минуту объяснения.

— Где герцог? — резко перебил его Грундвиг.

— Он, вероятно, не успел далеко отъехать, — пролепетал юноша. — Впрочем, все зависит от езды и… от препятствий…

Старику показалось, что все завертелось у него в глазах.

— Они уехали… Они бросили нас… — невнятно произнесли его губы.

Опустившись на шкуры, покрывавшие пол, он горько заплакал.

Эриксону стало жаль старика.

— Полноте, чего же вы плачете? — уговаривал он, чувствуя, как у самого на глазах выступают слезы. — Разве они бросили вас?.. Ведь при вас остались я, Рескиавик и еще один наш матрос. Он сейчас привязывает собак…

— Каких собак?..

— Господин Эдмунд оставил вам сани и своих лучших собак и сказал, что если вам здесь очень не понравится, чтобы вы догоняли его.

— О, мой дорогой мальчик!.. Он подумал обо мне!..

В это время проснулся Гуттор.

— Грундвиг! — позвал он слабым голосом. — Я не знаю, что такое со мной… Как будто дурманом опоили…

— И со мной то же самое. Я вчера был слаб и сегодня утром… Кто же это мог сделать?

Грундвиг, помоги мне подняться! — воскликнул Гуттор. — Мы должны ехать… Нашим господам грозит беда!..

— Беда?!.

— Вспомни все, что было вчера. Эти негодяи, должно быть, подсыпали лам чего-нибудь в вино… А говорящий немой?.. Неужели ты ничего не соображаешь?..

При этих словах Грундвиг вспомнил все и, вскрикнув, без чувств упал на пол.

Гуттор быстро приподнялся, но не рассчитал своих сил, и, застонав от боли, откинулся на подушки.

Эриксон и Рескиавик бросились к Грундвигу.

Прошло пять месяцев. Путешественники настойчиво продвигались вперед, руководствуясь компасом и ориентируясь по звездам, которые были отчетливо видны на совершенно чистом небе.

После невероятных трудностей и целого ряда препятствий экспедиция наконец благополучно достигла знаменитой ледяной стены. Она возвышалась на тысячу двести ярдов над землей и закрывала доступ к обетованной стране, лишенной льда.

Вычисления показывали восемьдесят девять градусов тридцать три минуты северной широты. Следовательно, до географического полюса было около двенадцати миль. Но этот полюс не вполне совпадает с полюсом холода.

Восхищенные, стояли путешественники перед невиданным зрелищем. Высота ледяной стены была такова, что, казалось, она подпирает небо. Необыкновенно прозрачная, она отражала, как в стоячей воде, синее звездное небо.

Фредерик первый опомнился.

— О чем задумался? — спросил он брата.

— Не находишь ли ты, брат, — ответил Эдмунд, — что перед лицом такого величия невольно сознаешь свое ничтожество?

— Да, ты прав. Но меня больше занимает сейчас вопрос, как мы перейдем через это препятствие.

— Придется вырубить во льду ступени и строить лестницы.

— Я тоже так думаю. Интересно, что скажут наши проводники. Их мнением нельзя пренебрегать. За эти полгода они вполне доказали свою преданность.

В нескольких шагах от братьев стоял Густапс. Скрестив на груди руки, он также наблюдал величественную картину. Последние слова Фредерика Биорна долетели до его слуха и вызвали у него на губах злобную улыбку.

— Час моей мести близок! — прошептал Густапс.

В течение пяти месяцев он со дня на день откладывал исполнение своего замысла.

До сих пор он находил удовлетворение только в преступлениях, которые совершал, но эта экспедиция, в которой он поневоле принял участие, и своеобразная жизнь, которую вели путешественники, увлекли его, и он решил подождать до открытия полюса.

«Я убью их, когда они достигнут своей цели, и тогда моя месть будет еще полнее», — думал он.

У основания стены построили последнюю, одиннадцатую, станцию и назвали ее именем Гаральда.

Потом герцог разрешил людям недельный отдых, чтобы собраться с силами для последнего и решительного усилия.

В составе экспедиции теперь оставалось пятнадцать эскимосов и сорок европейцев и американцев. Больных не было ни одного, если не считать умерших в пути двух матросов Пакингтона. Они сами были виноваты в своей смерти, так как не хотели разнообразить свою пищу и питались почти исключительно солониной и консервами. В конце концов они схватили скорбут и умерли.

На общем совете было решено тщательно осмотреть основание стены, прежде чем начать восхождение. Для этого экспедиция разбилась на два отряда, которые должны были отправиться в противоположные стороны и сойтись снова на станции.

Начальство над одним отрядом приняли Фредерик и Эдмунд, над другим — Густапс и Иорник. Каждый отряд захватил с собой по топору, лому, на три дня провизии и по дюжине ракет, чтобы в случае успеха дать знать об этом своим товарищам.

Выступили в восемь часов утра, при пятидесяти двух градусах мороза. Погода была ясная и сухая.

Фредерик и Эдмунд волновались, а Пакингтон смеялся и шутил.

Герцог вспоминал слова старого Розевеля:

«Идите прямо на север, не отклоняясь от стрелки компаса! Вы придете к высокой стене, на которую мы вместе с Магнусом Биорном взобрались. Оттуда видели мы свободное море и землю с тропической растительностью… По дороге вы найдете наши следы и разные сделанные нами отметки».

Путешественники шли уже несколько часов, а между тем до сих пор они не заметили ничего такого, что можно было бы принять за знак, оставленный проходившими здесь людьми. По той ли дороге они шли?

Норландские матросы пели песни своей родины, но звук их голосов раздавался странно: воздух не отражал его, точно так же, как гладкое тонкое стекло не отражает солнечных лучей.

Стрелка компаса как будто потеряла направление и дрожа вертелась на своем острие…

Люди чувствовали необыкновенную легкость во всех движениях и какой-то прилив жизненных сил. Не было ли здесь каких-нибудь неизвестных токов, повышавших жизнедеятельность организма?..

Путешественниками начал овладевать страх.

Вдруг два матроса, шедшие впереди, стали криками звать остальных.

Фредерик и Эдмунд поспешили вперед.

— Извольте взглянуть, ваша светлость, — сказал один из матросов.

Братья взглянули и, задыхаясь от охвативших их волнения и радости, бросились в объятия друг другу.

В сплошной ледяной массе были вырублены топором ступени. Они вели от основания до вершины ледяной стены. Завиваясь наподобие винта, они были достаточно широки, чтобы два человека могли разойтись на них.

Когда первое изумление прошло, Фредерик ракетами дал знать второму отряду и, приказав людям оставить лишнюю тяжесть внизу, начал восхождение.

Несмотря на то, что была полярная ночь, благодаря безоблачному небу и ярким звездам казалось светло, как утром.

Поднявшись на первые двести ярдов, путешественники встретились с новой опасностью, к которой они не были подготовлены.

У многих закружилась голова. Между тем, идти с закрытыми глазами было нельзя, так как каждый неловкий шаг грозил гибелью.

Первым почувствовал себя плохо Эдмунд.

— Брат, — сказал он Фредерику, внезапно останавливаясь, — поддержи меня. У меня голова кружится… Это невыносимое чувство… Я готов броситься головой вниз, только бы избавиться от него…

— Остановитесь! — крикнул Фредерик своим спутникам и, обращаясь к брату, прибавил:

— Обопрись на меня, Эдмунд, и закрой глаза.