— За или против успеха?
— За, ваша светлость.
— Странно, — пробормотал герцог и подошел к пленнику, которого поставили под грот-мачтой.
Странное впечатление производил Надод. Съежившись и сгорбившись, он с ловкостью профессионального актера сумел в одну минуту изменить свой наружный вид.
Все ожидали увидеть бравого, энергичного молодца, а вместо него стоял жалкий, запуганный человечишко с глупым и растерянным лицом.
Фредерик и Эдмунд также попались на обман.
«Нет, — подумал решительно герцог, — этот ничтожный человек не может быть ни в коем случае душой заговора, а разве только послушным орудием в чьих-то опытных руках».
Зато Грундвигу показалось, что в наружности мулата произошли какие-то изменения, но он не решился утверждать это, не полагаясь на свою память.
— Приготовить все для виселицы! — распорядился герцог. — Чтобы через десять минут негодяй висел!
— Так точно, ваша светлость, — ответил боцман.
Кажущееся безразличие пленника поразило герцога.
— Ты слышал? — спросил он его.
Пленник ответил равнодушным жестом. Черная борода, закрывавшая его лицо, помогала ему скрывать свое волнение.
— И ты не боишься нисколько? — продолжал допрашивать герцог.
— Нет, — как бы нехотя бросил мулат.
— Почему?
— Я знал, на что иду. Меня предупреждали.
— Кто предупреждал?
— Старый Сам.
— Кого ты так называешь?
— Кого же, как не Самуила Бартона…
Заинтересованный этими ответами, Фредерик сказал:
— Послушай! Вместо того чтобы отвечать на мои вопросы, не расскажешь ли ты сам, какую роль ты играл во всей этой истории?
— Нет, я не стану рассказывать… Какой мне интерес изменять тем, которым я служу?.. Ведь вы все равно меня повесите.
— Ну, а если тебя подвергнут до казни жестокой пытке?
— Что ж, сила на вашей стороне, делайте, что хотите!.. — отозвался пленник.
Надод знал благородство Биорнов и то, что они никогда не решатся на такую меру.
— Ты напрасно испытываешь свою судьбу.
— Так ведь я только отвечаю вам. Вы собираетесь меня повесить, и я не могу помешать вам. Вы хотите пытать меня. Опять-таки я не могу ничего сделать.
— Расскажи все откровенно. Возможно, что мы найдем в твоем поведении смягчающие обстоятельства и заменим смерть другим наказанием.
— Что ж я вам могу сказать? Я не питаю к вам никакой ненависти и, в сущности, даже не знаю вас… Я заведовал у Бартонов их конторой в Гаване, — продолжал рассказывать пленник, — как вдруг был спешно вызван в Глазго. Как только я приехал, Самуил Бартон потребовал у меня клятву, что я сохраню в строжайшей тайне все, что увижу. Потом он показал мне тайник, устроенный на вашем корабле, и заявил, что мне поручается взорвать корабль, как только он выйдет в море. Тогда же он передал мне несколько записок, которые я должен был подбрасывать вам, чтобы держать вас в постоянном страхе.
— Какая гнусная жестокость!
— Да, это было ужасно… И я сначала решительно отказался… Но Самуил Бартон напомнил мне, что моя семья находится в его руках… «Следующий же корабль возьмет на борт твое семейство, — сказал он, — под предлогом, что ты вызываешь его в Европу, и выбросит по дороге, в открытом море. А чтобы ты не болтал, мы и тебя сумеем устранить». Долго я колебался, но чувство привязанности к семье взяло в конце концов верх. Я принял его предложение, но все-таки никак не мог решиться взорвать людей, которые никогда не причинили мне зла, и поэтому со дня на день откладывал приведение в исполнение своей угрозы. Вот и все, что я могу вам сообщить, — закончил мулат.
— Первую часть твоих показаний, — проговорил недоверчиво герцог, — мы не можем проверить. Что же касается второй, то ты что-то скрываешь от нас. Если ты и откладывал взрыв, то только потому, что боялся сам погибнуть вместе с нами.
— Вы заблуждаетесь, командир, — перебил его мулат. — Я медлил, не желая брать греха на душу.
— Чем же ты это докажешь?
— Если вашей милости угодно…
— Честным людям верят на слово, но тебе… ты сам понимаешь…
— Я и не прошу, чтобы мне верили на слово, но я вам могу показать, как бы я поступил, чтобы спастись после взрыва.
— Ближе к делу. Мы ждем.
Взглянув на горизонт, Надод увидел свою шхуну, которая лавировала издали, как бы не решаясь приблизиться, и которую на бриге принимали за «Леонору».
В голове бандита зародился смелый план. Он задумал использовать доверчивость герцога, чтобы спастись и отомстить.
— Видите ли вы тот корабль? — начал он, указывая на шхуну.
— Да, ведь это наше вспомогательное судно, «Леонора».
— Нет, командир, вы ошибаетесь, — смело возразил бандит. — Это шхуна старого Сама, и она предоставлена в мое распоряжение. Она все время следует за вами, и я переговариваюсь с ней сигналами. Если вы разрешите, я сейчас проделаю опыт…
Эдмунд был в восторге от того, что все его предположения оправдываются.
— Послушай, брат, — прошептал он, наклоняясь к Фредерику, — мне не хотелось бы вешать этого беднягу. Почему не дать ему возможность привести в свою пользу смягчающие обстоятельства…
— Ты знаешь, — ответил герцог, — что я всегда стою за милосердие. — И, обращаясь к мулату, он сказал: — Позволяю тебе проделать опыт.
— Благодарю вас, командир, — воскликнул тот, с трудом сдерживая охватившую его радость. — Но только необходимо, чтобы наружно на бриге все сохраняло свой обычный вид, а то на шхуне могут заподозрить обман… Как видите, я ничего не скрываю от вас…
— Хорошо, я распоряжусь, но не злоупотребляй нашим терпением.
— О, я прошу у вас только полчаса времени, и тогда вы сами убедитесь, что я был прав.
С этими словами Надод спустился в свой тайник и, выставив из люка руку с белым платком, стал махать им, давая шхуне сигналы.
Сердце его так сильно билось, что он явственно различал его удары. Ведь это была его последняя ставка… Заметят ли на шхуне его сигналы?.. Не догадается ли кто-нибудь на бриге о его хитрости?..
Вдруг Над од вскрикнул от радости: его план удался — шхуна шла прямо на «Дядю Магнуса».
Тем временем на палубе брига все с интересом следили за маневрами шхуны.
Еще несколько минут, и она столкнется с бригом, если не изменит свой курс.
Но она и не думала его менять. Быстро и уверенно приближалась она к «Дяде Магнусу».
Фредерик и Эдмунд перешли на нос брига.
Теперь оба корабля находились почти рядом.
На палубе шхуны видны были только четыре матроса и капитан на мостике.
— Good morning, gentlemen![55] — приветствовал он Фредерика и Эдмунда, слегка прикоснувшись пальцами к фуражке.
— Good morning, captain![56] — отвечали братья.
— Very splendid weather and very good wind![57] — продолжал капитан, ловко пытаясь привлечь на несколько минут внимание собеседников.
— Very good wind indied! — счел своим долгом ответить Фредерик и прибавил: — Aye you going around the ship?[58]
Но капитану шхуны уже не было необходимости продолжать разговор.
— Ставь паруса! — зычно скомандовал он.
И как будто шхуна только ждала этой команды. Сразу вся она покрылась парусами и, рванувшись вперед от напора ветра, скользнула мимо брига, почти коснувшись его бортом.
В тот же момент люк тайника раскрылся, и оттуда на палубу шхуны вылетел мнимый мулат. Команда шхуны встретила его восторженными восклицаниями, а капитан, сняв фуражку и помахав ею на прощанье, насмешливо прокричал:
— Farewell, commodore, farewell! Splendid weather, good wind![59]
Одновременно с этим с кормы шхуны спрыгнул какой-то человек и, схватившись за бушприт «Дяди Магнуса», перекинулся на его палубу.
Это был бретонец Ле-Галль.
