Совершенно верно, хотя сам Соловьёв, конечно, считал своей философской задачей нечто большее. Гораздо большее.

Странная и обидная история русского самосознания. Историки русской философии признают, что её основоположниками являются славянофилы. Совершенно верно утверждается, что они не смогли создать какой-либо оригинальной философской системы в силу целого ряда объективных и субъективных обстоятельств (включая раннюю смерть многих славянофилов и неблагоприятную обстановку для развития свободной мысли в николаевской России). Однако далее, как правило, происходит примитивная подмена. Говорится, что прямые последователи первого поколения славянофилов это не славянофилы, а выродки. Они выродились. А вот западники, и прежде всего Соловьёв и его последователи (в том числе и Е.Трубецкой), это и есть развитие идей славянофилов. Воинственное западничество и узкая, догматичная перелицовка некоторых идей европейской философии объявляется самостоятельной русской мыслью. Прямые последователи славянофилов (зачастую просто их дети и внуки) объявляются чуть ли не «бандой антисемитов». Достоевский квалифицируется как «эпигон славянофильства», причём рассмотрение под философским углом его художественных произведений игнорируется, а Розанов объявляется некой пикантной частностью.

Чтобы понять всю злостность подмены, следует учесть, что классическое славянофильство было органическим мировоззрением (не в силу какой-либо пространственной согласованности, а просто из-за своей первичности, элементарности), мировоззрением, выполняющим три функции:

1. Создание адекватной русской истории системы политических (и религиозных) взглядов.

2. Самоутверждение русской нации как нации, обладающей мышлением.

3. Свободное осуществление национального логоса.

То есть речь шла о создании русского мифа. Мифа историософского, мифа рассудочного, и наконец, как вершина, мифа русского «я», раскрытие русской личности. Конечно, неизбежно в выработке этой грандиозной программы должна была наступить специализация. И действительно, первая функция оказалась прерогативой националистического, «черносотенного» движения, вторая – «соловьёвства» и третья – русской литературы.

Гниль разлилась по второй ветви. Вместо того, чтобы выдвинуть второстепенную философскую доктрину, в той или иной степени скомпилированную из западной метафизики и призванную помочь национальному самосознанию, помочь вынести себя за рамки европейской мысли, дать санкцию на подобное вынесение, – вместо этого соловьёвство занялось ломкой первой и даже третьей ветви, взвалив на себя непосильную ношу. Люди, которым судьба объективно отвела роль репрезентативных фигур, чтобы, например, Розанов мог кивать: «Можем и так, можем пусть и второстепенную, но систему создать. Не хотим не оттого, что не понимаем, а оттого, что не в этом центр», – так вот, эти люди из-за проклятого русского самолюбия стали мешать развитию подлинной русской философии.

Китайцы в ХIX веке, во время опиумных войн с англичанами, ставили на самом видном месте гигантские глиняные пушки для устрашения белых дьяволов. Соловьёвство такая же глиняная пушка. Царь-пушка, из которой никогда не стреляли. Но даже китайцы понимали, что к глиняной пушке надо настоящее войско. А у нас липовые артиллеристы стали мешать настоящей армии.

Все нелепости соловьёвства можно было бы простить, если учесть, что это не философия как способ жизни, а просто попытка наивного самоосознания рождающейся философской нации, юношеский культуризм для самоутверждения, резвость бодливого бычка, у которого рожки чешутся. Но к соловьёвству нельзя подходить как к некоему этапу – оно замахнулось на итог, суть. Соловьёвство злокозненно и вредно (408). Мозжечок, который захотел стать мозгом и превратился в опухоль.

397

Примечание к №383

(Русский) оправдываться бы стал в том, что он есть

Чехов писал:

«Русский барин или университетский человек … сгоряча, едва спрыгнув со школьной скамьи, берёт ношу не по плечам … воюет со злом, рукоплещет добру, любит не просто и не как-нибудь, а непременно или синих чулков, или психопаток, или жидовок, или даже проституток, которых спасает, и прочее и прочее… Но едва дожил он до 30-35 лет, как начинает уж чувствовать утомление и скуку… Перемена, происшедшая в нём, оскорбляет его порядочность. Он ищет причин вне и не находит; начинает искать внутри себя и находит одно только неопределённое чувство вины. Это чувство русское. Русский человек – умер ли у него кто-нибудь в доме, заболел ли, должен ли он кому-нибудь, или сам даёт взаймы – всегда чувствует себя виноватым».

398

Примечание к №299

ритм оправдания и параллельно усиливающейся обречённости и злобы хорошо передан в хасидистском радении Хаима Бялика

Стихотворение Бялика перевёл на русский Владислав Ходасевич, и перевёл очень хорошо. И хорошо перевёл именно потому, что плохо чувствовал внутренне чуждый русский язык. Ну кто же так пишет, в первой же строчке: «Ни мяса, ни рыбы, ни булки, ни хлеба…» Кто же гимн торжественный с «булки» начинает. «Нимясонирыба» получается. А это «сильней топочите во имя Господне»? «Топочите» – детское, смешное, потешное слово. А уж «нагие, босые – орлами вы взвейтесь» это по-русски вообще нецензурно. Но это-то и хорошо. Тут удивительнейшее чувство передано: собственная ничтожность, даже НЕПРИЛИЧНОСТЬ и одновременно из-за этого злоба на весь мир. Вот раздели человека и бросили на улицу. И вокруг все смеются. И он, чтобы сохранить достоинство (да не сохранит уже, сам знает, что не сохранит – всё потеряно), начинает кидаться камнями. И насмерть пробивает голову соседскому мальчишке. Вот чисто еврейское преступление – ужасное, восточное и детское.

399

Примечание к с.25 «Бесконечного тупика»

Ложь декабризма росла как на дрожжах.

Если продумать основательно всё произошедшее тогда, в 1825 году, и как к этому «14 декабря» подходили, и как это «14 декабря» развивалось дальше, то ясно, что с подобной безмозглой кровавой опухолью спорить совсем не нужно было – надо было её аккуратно вырезать, а образовавшуюся рану прижечь калёным железом. Отсутствие идеологического разгрома декабризма понятно – это была замкнутая религиозно-политическая система, по самой своей сущности не рассчитанная на какой-либо диалог. Не совсем понятно несостоявшееся ПОЛИТИЧЕСКОЕ уничтожение декабризма. Собственно говоря, следствие по делу «14 декабря» и не начиналось даже. По личному приказу Николая I самомалейшие ниточки в сторону высшей аристократии, возникающие в процессе дознания, моментально отсекались (цесаревич Константин Павлович, адмирал Мордвинов и др.).

Николай I после следствия по делу декабристов сказал, что следует

«отслужить по всей империи панихиду за упокой душ тех, которые 14 декабря погибли, спасая престол и государство, а также молебен, чтобы возблагодарить провидение за то, что оно уберегло нашу империю от опасности, столь же грозной, как и опасность 12 года. Это богослужение будет происходить на Исаакиевской площади, которая подверглась осквернению и должна быть вновь освящена».

По замыслу Россия должна была ОТКРЕСТИТЬСЯ от декабрьской дьяволиады. Но так не получилось, хотя формально задуманное Николаем было осуществлено. Но это осуществление было фарсовое, ненастоящее. И эта фарсовость придала фарсу 1825 года значительность, значимость. 1825 стал наливаться свинцом. А всё из-за чего? Николай I НЕ ПРИНЯЛ КРОВИ. Декабристы, эти гнусные кровавые черви (413), эти кривые пауки, боявшиеся пережрать друг друга ещё до захвата власти, декабристы загнали Россию в затхлую слепую баню, где в полной темноте нужно было драться с ними на топорах. Или так, и тогда само убийство сектантов должно было быть национальным праздником, или же нет, и тогда царь, империя, Россия получаются неправильными, и более того, сами сознают собственную неправоту и обречённость.