Она посмотрела на меня так, будто я ее спасательный круг. Как будто у меня были ответы на все вопросы. Эх, если бы.

— И что тогда? Сколько мы протянем?

— Как скоро Денни выяснит, что мы переспали?

Вот уж вопрос дня, не так ли? Я снова переплел наши пальцы.

— Я думаю, к утру, если ты проторчишь здесь со мной всю ночь.

Усмехнувшись, я коснулся щекой ее макушки и почувствовал, что Кира расслабилась. Моя шутка немного разрядила обстановку. Хотя в ней было много правды. Нам нужно поскорее вернуться в дом.

— Не знаю, Кира, — вздохнув, продолжил я. — Может быть, несколько часов? Максимум — пару дней.

Это ее встревожило. Отступив назад, Кира пробормотала:

— Часов? Но… У него нет никаких доказательств. Ему в голову не придет…

Ее глаза были великолепны в лунном свете — этот глубокий, темно-зеленый цвет, окруженный золотисто-коричневыми вкраплениями. Они блестели от страха, но за тревогой я отчетливо видел привязанность. Глубоко укоренившуюся привязанность… ко мне. Этот взгляд объяснял всё без единого слова. Отпустив руку Киры, я провёл пальцем по ее щеке.

— Кира… Все у него есть, прямо здесь.

Глаза не лгут, а твои говорят, что ты любишь меня.

— Что мы делаем, Келлан?

Она взглянула на дом, словно боялась, что Денни услышит нас. Может, и стоило бы. Может нам нужно войти в дом рука об руку, разбудить его и сказать, что жизнь, которую он знал, закончилась. Что мы оба предали его.

Мое сердце замерло от одной только мысли. В голове зазвучал голос из прошлого, закрутились воспоминания: Денни с разбитой губой, опухшей и окровавленной «благодаря» моему отцу. Это был удар, предназначавшийся мне. Рука Денни, лежавшая на моем плече, пока я дрожал от страха за то, как отец отомстит за такое спасение. Денни же не боялся. Ни капельки. «Я буду с тобой, Келлан. Я буду здесь рядом с тобой», — говорил он мне. И вот так я отплатил ему? Разорвав его отношения в пух и прах? Нет, я не могу встретиться с ним. Лучше сбежать…

— Я могу завести мотор, и мы окажемся в Орегоне еще до рассвета.

Я такой трус. Было видно, как Кира представляет это — мы уезжаем в закат, сбегая от проблем, не оглядываясь на те руины, которые оставили на своем пути. Пока мы неотрывно смотрели друг на друга, я заметил, что Кира стала дышать более часто и поверхностно. Ей словно было больно дышать, и она согнулась пополам, будто ее вот-вот стошнит. Она не сможет сделать это, не сможет оставить его. Она никогда его не бросит. Я жил фантазиями… Но здесь так хорошо, я тоже еще не готов уйти.

Я гладил ее волосы, стараясь ее успокоить.

— Эй. Дыши, Кира, всё в порядке… Дыши, — взяв ее лицо в свои руки, я пытался вернуть ее в реальность. — Смотри на меня. Дыши.

Она пристально смотрела на меня, дыхание замедлялось и постепенно выравнивалось. Едва она моргнула, по щекам покатились слезы.

— Нет, так нельзя. Мы с ним слишком срослись. Мне нужно время. Я не могу пока об этом говорить.

Ее реакция на мысль о том, чтобы оставить его, окончательно рассеяла иллюзию, в которой я жил. Я был небезразличен Кире, она меня даже любила, но она не бросит его. Не сможет. Знаю, она еще не готова думать о выборе, но еще я знаю, что, когда она сделает выбор… Это буду не я.

Я кивнул, но чувствовал, насколько хрупким было это слово «мы», как оно размывалось и таяло на глазах. Я чувствовал, что у нас осталось очень мало времени… Наверное, Кира заподозрила, что я могу прийти к такому выводу, поэтому она прошептала:

— Прости меня, Келлан.

Я попытался улыбнуться, хотя было безумно больно.

— Не надо… Не извиняйся за то, что любишь.

Притянув ее к себе, я поцеловал Киру в макушку. Постепенно осознавая ужас реальности, я знал, что нужно делать. Я всё это начал, я и закончу. Только я и могу. И я должен сделать это как можно скорее, прежде чем Денни решит эту жуткую головоломку, прежде чем наш секрет будет раскрыт.

И единственный способ удержать Денни от поисков правды — исключить необходимость ее поиска вообще. Уничтожить источник подозрений, — вот что я должен сделать.

— Не волнуйся, Кира. Я что-нибудь придумаю. Даю слово, я все улажу.

Прежде чем Денни поймет в чем дело, я уйду, и на этот раз уйду навсегда. Мы не станем причинять ему боль. Он никогда не узнает, что произошло. Эта тайна умрет вместе с нами. Я унесу его боль с собой, и твою унесу. Я возьму эту боль на себя. Мне не привыкать.

Мы оставались в машине до тех пор, пока первые лучи солнца не окрасили небо в розовый цвет, как бы обещая, что солнце вот-вот выглянет. Обещание… Такое обманчивое слово. Оно вселяет надежду, но бывает так, что надежды просто нет. По крайней мере для меня. А иногда можно дать кому-то надежду, но в обмен похоронить свою. И это чертовски трудно. Как добровольно отрезать себе руку или ногу. Но опять же, если бы это было так легко, каждый бы смог.

Ненавидя ускользающее от нас время, я озвучил наши общие мысли.

— Тебе пора идти в дом.

Кира моментально среагировала на слово «тебе», а не «нам». Резко отстранившись, она испуганно глядела на меня.

— А ты? Разве ты не пойдешь?

В конце концов, так все и будет, с тобой буду не я.

— Мне нужно сначала кое-что сделать.

— Что? — спросила она удивленно.

Улыбаясь, я ушел от ответа. Пока не могу сказать. Она будет спорить, говорить, что я ошибаюсь, но это не так. Я знаю, к чему это приведет. Всё было очевидно. Она любила меня, но недостаточно, чтобы оставить его. Мы растопчем Денни… И ради чего? Ради призрачных фантазий. Я не хочу этого и знаю, что Кира тоже не хочет.

— Ступай… Все будет хорошо.

Я нежно поцеловал Киру, а после наклонился чтобы открыть дверь.

— Я люблю тебя, — прошептал я, когда она вышла. Навсегда.

Передвинувшись на сторону Киры, я наклонился, чтобы она могла поцеловать меня. Это был последний, краткий момент нашей связи, и я ощутил, как дрожат ее губы. Отстранившись, я заметил слезы на ее щеках. Это будет трудно для нас обоих.

Заведя мотор, я выехал с дорожки и, клянусь, часть меня оторвалась и исчезла, когда я оставил Киру позади.

Не чувствуя абсолютно ничего внутри, я ехал к Эвану. Он единственный, кто знает, каково мне сейчас, единственный, кто может мне помочь. Припарковав машину, взглянул на его тихое жилище и на мгновение позавидовал Эвану. И Мэтту, и Гриффину тоже. Со стороны их жизни казались такими простыми и беззаботными. Хотя я знаю, что это не так, у каждого свои заморочки. Если моя жизнь и научила меня чему-то, так это тому, что никто не живет так просто, как кажется на первый взгляд. У всех свои проблемы. Это то, что объединяет всех людей: боль и любовь.

Чтобы Эван услышал меня, я несколько раз сильно постучал в дверь. Было раннее утро и, наверное, стоило дать ему время проснуться, но он мне нужен. Я не хочу оставаться один.

Через пару минут я услышал, как дверь отпирается. Секунду спустя в проеме появилось заспанное лицо Эвана.

— Келл? Что ты здесь делаешь?

— Мне нужна твоя помощь. Кира и я… — я опустил глаза в пол. Как, черт возьми, я собирался сказать, что прощаюсь с ней? — У нас… ничего не получится. Я хочу подарить ей кое-что, пока всё не закончилось. Я хочу написать для нее песню.

Эван толкнул дверь и отошел, чтобы я мог войти.

— Все, что угодно, Келл.

Знаю, Эван не в восторге от нашего союза, но я оценил, что он ставит нашу дружбу выше своих нравственных принципов. Конечно, ведь я только что сказал ему, что мы прощаемся. Скорее всего он ответил бы совершенно по-другому, если бы я сказал, что собираюсь сделать ей предложение.

Боже, эта мысль…

Нельзя об этом думать. Брак — это не наше будущее.

Эван зевал, когда я вошел в часть его лофта, игравшую роль гостиной.

— Можешь еще поспать, — сказал я ему. — Я просто посижу здесь, поработаю над текстом.

Он поднял руку в знак благодарности, затем подошел к своей кровати в углу и рухнул. Пару мгновений я наблюдал, как его грудь равномерно поднимается и опускается, а затем огляделся в поисках бумаги. Финальная песня для моего неудавшегося романа. Я должен был рассказать Кире обо всем, что чувствовал к ней. И попрощаться. Это был безумно сложный участок пути, и я совсем не хотел этого.