− Черт побери, какой у тебя горячий пресс. Я просто хочу облизать его.

Она толкнула меня на кровать и сделала то, о чем говорила. Мои глаза закрылись от наслаждения, когда движение ее языка вызвали волну желания в моем паху. Это давало мне освобождение, это то, что я делал, чтобы очистить разум, помогая исчезнуть плохим воспоминаниям, которые цеплялись за уголки моей памяти, отказываясь покидать меня. В результате мне удалось: мое тело было напряжено и готово. Женщины любили это, поэтому я был благодарен за побочные эффекты моего освобождения.

Добравшись до моих штанов, блондинка даже не колебалась. Она расстегнула молнию и стянула их, продолжив терзать ртом. Втянув воздух сквозь зубы, я схватил ее за волосы, когда она добралась до нужного места. Некоторым девочкам не нравилось, что я удерживал их на месте. Другие сходили с ума. Блондинка стонала, посылая вибрации на мой член.

Она попробовала меня, а потом отпустила. Я открыл глаза и увидел, что девушка всматривается в меня с выражением, полным страсти, жажды и игривости. В течение секунды я предположил, что она действительно думала обо мне. Знала ли эта блондинка что-нибудь обо мне, помимо имени и того, что я в группе? Понимала ли, что я открывал сердце в своих песнях? Догадывалась ли она, что моя жизнь заставляла чувствовать себя свободным? Что я трахался как одержимый и почти не выносил себя? Хотела бы она знать что-то из этого? Или тот факт, что я рок-звезда, для нее был достаточен? Также, как и для всех других девчонок, с которыми я спал.

Расслабившись, я медленно отдавался физической привязанности. Девочка губами опускалась ниже, и ее серебристые волосы щекотали мою кожу; это мне тоже нравилось. Без всяких предисловий и причин она переключилась с моего пупка, поласкав его языком, и взяла меня в рот.

Издав стон, я ощутил чистое наслаждение. Мой разум отключился, и я действительно начал отдаваться этому. Когда я почувствовал, как удовольствие настигает меня, девушка остановилась. Я откинул голову, чтобы посмотреть на нее. Боже, теперь она дразнится?

Закрыв глаза, она облизала губы.

− Ты чертовски горяч. Я хочу почувствовать тебя в себе. Я хочу, чтобы прямо сейчас ты меня трахнул. Жестко и быстро.

Просто и ясно. Хорошо. Я был достаточно готов, поэтому смог сделать эти вещи. Немного оттолкнув в сторону, я перевернул ее и навис сверху. Когда я попытался повернуться так, чтобы взять презерватив, она обхватила меня ногами, преградив мне путь. Блин, терпение. Я развел ее ноги, и она нахмурилась; даже проблеск раздражения появился в ее глазах.

В то время как он просила меня поторопиться, я открыл ящик в тумбочке. Я был сторонником презервативов. Я бы ничего не подцепил, и не случилось бы нежелательной беременности. Одно мое существование являлось причиной измен моей матери, одна из многих причин, почему она меня ненавидела. Этого отклонения в моей родословной было достаточно, поэтому я навсегда пресек это.

Схватив один из квадратных пакетиков, я разорвал его и раскатал презерватив по члену, прежде чем моя пассия начала жаловаться на мое отсутствие. Я вошел в нее, и она казалась такой тугой, и это мне нравилось. Она чувствовалась хорошо… действительно хорошо.

− Да, Келлан! Жестче! Быстрее!

Она прокричала это так громко, что я уверен, все на моей улице это услышали. Может, это ее пунктик. Когда я вколачивался в нее снова и снова, блондинка обернула свои руки вокруг меня. Чувствуя что-то лучшее, чем приближение оргазма, я опустил голову на изгиб ее шеи. Девушка мягко запустила руки в мои волосы, и я, наконец, почувствовал это. Это. Эту связь. Именно этого я и желал, и так отчаянно пытался держаться за нее. Позволь мне почувствовать это пару минут…

− Жестче, Келлан! О, Боже, ты великолепен! Трахни меня! Да, трахни меня!

Связь оборвалась, как и ее крики. Я пытался удержать это сокровенное чувство, но не смог: момент пропал. Ворча, я трахал ее сильнее и вонзался глубже. Крики и стоны блондинки были почти театральными, но я чувствовал, как стенки ее влагалища сокращались, и знал, что полностью она не имитировала. Наконец, ее тугое влагалище привело меня к краю.

− Боже, да, − бормотал я, поскольку начал кончать. Черт. В ту долю секунды, когда я кончил, я почувствовал себя замечательно. Все в моей жизни было прекрасно, все в мире было правильным. Когда мой оргазм прекратился, чувство исчезло, и более темная эмоция начала заполнять пустоту.

Выйдя из нее, я перекатился на спину. Девчонка тяжело дышала возле меня, выглядела она удовлетворенной.

− Боже, ты на самом деле удивителен, как они и говорили.

Я повернулся к ней. Они говорят, что я удивителен? Кто именно?

− Я скоро вернусь.

Встав, я вышел из комнаты, зашел в ванную и снял презерватив. Я знал, что должен чувствовать себя удивительно прямо сейчас, но я чувствовал себя странно. Еще больше неполноценным. Это было знакомое чувство, сразу после секса. Словно с похмелья, я всегда чувствовал себя еще паршивее, чем прежде.

В то время, как я пялился на себя в зеркало и капался в своем бардаке, я услышал свою пассию, копошившуюся в моей комнате. Спустя минуту она вышла в коридор, полностью одетая. С задумчивым вздохом она посмотрела на мое тощее, обнаженное тело.

− Боже, если бы у меня было время, я бы осталась с тобой и все повторила. − Девушка пожала плечами. − Я должна уже уходить. − Зайдя в ванную, она обвила меня руками и обняла. − Я хорошо провела время. Спасибо! − Она поцеловала мое плечо, затем шлепнула меня по голому заду. − Увидимся, Келлан! − Блондинка захихикала. − Не могу поверить, что сейчас занималась сексом с Келланом Кайлом!

Повернувшись, она практически сбежала вниз по лестнице. Входная дверь открылась и спустя почти минуту закрылась. Все еще стоя в дверях ванной комнаты, я в замешательстве прошептал в свой пустой коридор:

− Пока.

Взглянув на себя в зеркало, я сделал глубокий вдох. Меня затопило разочарование. Я должен чувствовать себя лучше, чем сейчас. Когда я был моложе, эйфория от секса оставалась куда дольше. Иногда в течение нескольких дней.

Но теперь… практически бесследно исчезла. Чего-то не хватало. Я проголодался и почувствовал себя еще больше одиноким, чем перед сексом… и я понятия не имел, что делать, чтобы это изменить.

Мощный звук наших инструментов отражался от стен лофта Эвана. Тарелки буквально разрывались, в то время как малый барабан выстукивал мерный ритм. Гитара Мэтта выдавала сложную мелодию, в то время как бас Гриффина обеспечивал устойчивый фон, на котором мы рисовали наш музыкальный шедевр.

Не удерживая ни одной унции своей способности, я пел напряженный припев на той высоте, что была на вершине моего диапазона. Но я все-таки сделал это. Мой голос, сливающийся с ритмами, окружающими нашу маленькую сцену, прокатил по коже волну мурашек. Ближе к концу песня достигла апогея. Все инструменты играли в полную силу, жестко и напряженно. Затем мелодия вдруг сорвалась в полную тишину. Это была самая трудная часть песни. По крайней мере, для меня. Я должен был спеть две строчки в абсолютной тишине. Не было музыки, чтобы замаскировать любые возможные недостатки моего голоса. Когда я исполнял это вживую, не было шанса на повтор. Был только я, мой голос и сотни вслушивающихся ушей. Но я ничуть не беспокоился. В моей жизни очень мало вещей, в которых я полностью уверен, и это была одна из них. Мой голос не подведет меня. Никогда не подводил.

В тишине лофта Эвана я пел, полностью открывая свое сердце. После второй строки Эван снова вступил с ударными. Легко поначалу, почти незаметно, но затем выходя в крещендо, дополняющее интенсивность моего голоса. Когда я выстрадал последние четыре строчки, ребята пели со мной. Затем каждый инструмент вступил снова, даже моя акустическая гитара. Когда мы закончили эту сильную песню, волосы на руках встали дыбом, и я улыбался от уха до уха, пока затихали последние ноты. Фанаты сойдут с ума от этого. Это точно будет в нашем сет-листе еще долгое время.