Глубоко в сознании у него сидела одна и та же мысль, не давая покоя; мысль неясная, но мучительная, вроде чесотки. Мысли его все время летели в одном и том же направлении — к Катрине. Источником этого ощущения и направления мыслей было кольцо, подаренное Эрагоном. Впрочем, Рорана здорово успокаивало понимание того, что с помощью этого кольца они с Катриной всегда смогут найти друг друга, в каком бы месте Алагейзии они ни оказались. Даже если оба вдруг ослепнут и оглохнут.

Вдруг Роран услышал, как сидевший рядом Карн бормочет что-то на древнем языке. Он улыбнулся: Карн считался колдуном и был придан их отряду для того, чтобы защитить их от происков вражеских заклинателей, которые, говорят, способны перебить множество людей одним мановением руки. От других воинов Роран, правда, слыхал, что Карн — колдун так себе; ему, похоже, даже заклинания произносить было трудновато. Однако он старательно скрывал эту свою слабость, и порой ему действительно удавалось изобрести какое-нибудь полезное и хитроумное заклятье; кроме того, свои чары он усиливал тем, что умел проникать в мысли противников. Карн был тощим, с узким, худым лицом и вечно грустным, даже унылым взглядом; но на самом деле он старался не унывать сам и вечно подбадривал остальных, чем сразу очень понравился Рорану.

Напротив Рорана возле своей палатки сидели Халмар и Ферт, и Халмар, видимо, рассказывал Ферту какую-то историю. До Рорана донеслись его слова:

— И когда солдаты пришли за ним, он собрал всех своих людей в замке и велел поджечь масло, которое его слуги заранее разлили за крепостной стеной. И солдаты оказались в огненной ловушке. Потом все так и решили, что эти солдаты попросту сгорели там все вместе. Можешь мне поверить! Пять сотен солдат он уложил одним махом, даже не вытаскивая меча из ножен!

— А как ему самому-то спастись удалось? — спросил Ферт.

— Дед Рыжебородого был страсть какой умный. Он прорыл подземный ход от замка до берега реки. Вот по этому подземному ходу наш Рыжебородый и вывел свою семью и всех своих людей живыми и невредимыми и отправился с ними прямиком в Сурду. А уж там их приютил король Ларкин. Надо сказать, немало времени прошло, прежде чем Гальбаторикс узнал, что они все живы. Нам здорово повезло, что у нас такой командир, можешь мне поверить! Он проиграл всего две битвы, да и то из-за волшебства.

Халмар замолк, заметив, что в проходе между палатками показался Улхарт, ветеран с вечно мрачным лицом. Он остановился, широко расставив ноги, неподвижный и кряжистый, как вековой дуб, внимательно оглядел палатки, проверяя, все ли на месте, и сказал:

— Солнце садится, давайте спать. Выступаем за два часа до рассвета. Вражеский обоз должен быть милях в семи к северо-западу. Если успеем вовремя до них добраться, то ударим, как раз когда они выступать соберутся, и запросто всех перебьем. Потом сожжем имущество и двинем назад. Ну, вы сами знаете, что нужно делать. А ты, Молотобоец, будь все время рядом со мной. Напортачишь, так я тебя тупым ножом выпотрошу. — Услышавшие эту угрозу вардены дружно захохотали. — Ладно, ребята, ложитесь-ка спать.

В лицо Рорану бил ветер. В ушах грохотом отдавался каждый удар сердца, заглушая все остальные звуки. Сноуфайр шел галопом, его спина ходуном ходила меж ног Рорана. Поле зрения резко сузилось: он видел перед собой только двух солдат на каурых кобылах, сопровождавших вторую от конца фуру грузового обоза противника.

Подняв над головой молот, Роран заорал во всю силу своих легких.

Солдаты обернулись, поспешно хватаясь за оружие. Один уронил копье и нагнулся, пытаясь его поднять.

Натянув поводья и чуть придержав Сноуфайра, Роран привстал в стременах и с силой опустил молот одному из солдат на плечо, раздробив кольчужный доспех. Бедолага вскрикнул, и его рука безжизненно повисла. А Роран прикончил его вторым ударом.

Второй воин успел все же подобрать свое копье и даже сделал выпад, целясь Рорану в шею. Роран уклонился, закрывшись своим круглым щитом, однако наконечник копья все мелькал где-то рядом, каждый раз попадая в щит и застревая в его деревянной основе. Роран дал Сноуфайру шенкеля, жеребец сдал назад, встал на дыбы и заржал, колотя в воздухе передними ногами с железными подковами. Одним копытом он попал солдату прямо в грудь, разорвав его кожаный доспех, потом опустился на все четыре ноги, и Роран, тут же взмахнув молотом, нанес удар, раздробив противнику шейные позвонки и глотку.

Оставив поверженного врага корчиться на земле, он дал коню шпоры и рванул к следующему фургону, где Улхарт уже сцепился с тремя солдатами. Каждый фургон тянули четыре вола, и, когда Сноуфайр проносился мимо только что отбитого фургона, вожак упряжки вдруг мотнул башкой, и кончик его рога воткнулся Рорану в икру правой ноги. Роран вскрикнул. Ощущение было такое, словно к ноге приложили раскаленное железо. Он быстро глянул вниз и увидел, что от голенища сапога оторван здоровенный лоскут, а сам сапог и нога в крови.

Но медлить было нельзя. Издав боевой клич, Роран налетел на одного из тех солдат, с которыми дрался Улхарт, и уложил его одним ударом молота. Второй воин успел уклониться от удара и, развернув коня, помчался прочь.

— Догони его! — рявкнул Улхарт, но Роран уже и так бросился в погоню.

Удиравший от него воин безжалостно терзал шпорами бока своей лошади, и по ним уже ручьями текла кровь, но, как он ни понукал несчастное животное, от Сноуфайра ему было не уйти. Роран низко пригнулся к шее жеребца, а тот стремительно прямо-таки летел, стелясь над землей. Поняв, что бегством ему не спастись, солдат натянул поводья, развернул коня и бросился на Рорана, размахивая мечом. Роран едва успел отразить молотом рубящий удар его клинка, острого как бритва, и тут же сам нанес ответный удар, крутанув молот над головой. Однако противнику удалось его парировать и нанести еще два рубящих удара. Он старался попасть по рукам Рорана или по его ногам, явно был куда более опытным бойцом и, безусловно, лучше владел приемами фехтования. Рорану стало понятно, что, если он в ближайшие минуты не одолеет противника, тот его прикончит.

Но противник уже, видимо, и сам осознал свое превосходство и стал нажимать, тесня Рорана и заставляя его отступать. Сноуфайр попятился. Целых три раза Роран был уверен, что противник поразит его. но всякий раз меч в самый последний момент странным образом отклонялся в сторону, и Роран еще раз мысленно поблагодарил Эрагона за его охранные чары.

Понимая, что рассчитывать на чью-то помощь нечего, Роран решил прибегнуть к обманному приему: он вытянул шею, поднял голову и крикнул: «Р-р-ра!», словно отпугивая кого-то, стоявшего у противника за спиной. Солдат дернулся, оглянулся, и Роран тут же нанес ему страшный удар молотом по левому колену. Видя, что противник, пронзительно вскрикнув, побледнел от боли, Роран, не давая ему опомниться, чуть двинул Сноуфайра вперед и нанес солдату новый удар, по пояснице, а когда тот снова заорал, не помня себя от боли, Роран прикончил его, размозжив голову.

С минуту он сидел, тяжело дыша, потом дернул поводья и пришпорил Сноуфайра, пустив его галопом. Он быстро огляделся, стараясь обратить внимание на любую возможную опасность, и оценил сложившееся положение. Большая часть солдат сопровождения уже валялись мертвыми на земле; возницы тоже почти все были перебиты. Возле переднего фургона Роран заметил Карна; колдун стоял лицом к лицу с каким-то высоким человеком в длинных одеждах; оба были совершенно неподвижны, лишь изредка по их телам пробегала почти невидимая дрожь — единственный признак ведущегося между ними поединка. Роран успел еще заметить, как противник Карна вдруг пошатнулся, упал на землю и замер.

Но в середине обоза пятеро солдат оказались достаточно предприимчивыми. Они перерубили постромки тягловых волов, отогнали животных в сторону, а сами фургоны развернули, создав некий оборонительный треугольник. Эта импровизированная защита давала им теперь возможность легко отражать атаки Мартланда Рыжебородого и еще десятерых варденов. Четверо солдат выставили свои пики в щели между фургонами, а пятый стрелял из лука, заставляя нападавших держаться подальше и прятаться за другим фургоном. Лучник уже успел ранить нескольких варденов, и некоторые из них даже свалились с коней, но остальные пока что оставались в седлах.