Опираясь на молот, Роран медленно спустился со своего страшного постамента и вместе с Харалдом и еще тремя варденами двинулся через центральную площадь селения, на ходу добивая уцелевших вражеских солдат. Когда же они добрались до окраины деревни, то увидели, что там количество погибших варденов значительно превосходит число убитых солдат. Харалд ударил мечом по щиту и крикнул:

— Живой тут есть кто?

Через минуту из-за ближайшего дома раздался голос:

— А кто спрашивает?

— Харалд и Роран Молотобоец. С нами еще другие вардены. Если ты служишь Империи, то лучше сразу сдавайся, потому что все твои товарищи мертвы и тебе нас не одолеть!

И тут из-за домов послышался странный металлический грохот, а затем из укрытий по двое, по трое стали появляться вардены. Спотыкаясь, хромая, поддерживая раненых, они потянулись к площади. Вид у всех был измученный и какой-то ошеломленный; у многих лица были так перемазаны кровью, что Роран сперва принял их за пленных солдат. В итоге к нему подошли двадцать четыре человека. Одним из последних из укрытия выбрался Эдрик, поддерживая вардена, потерявшего в бою правую руку.

Роран жестом велел двоим из своего отряда помочь Эдрику и поддержать раненого. Капитан выпрямился. Потом медленно подошел к Рорану и посмотрел ему прямо в глаза. Невозможно было понять, что при этом написано у него на лице. Некоторое время они стояли не двигаясь, и Роран вдруг обнаружил, что над площадью повисла мертвая тишина.

Эдрик заговорил первым:

— Сколько твоих людей уцелело?

— Большинство. Не все, но большинство. Эдрик кивнул.

— А Карн?

— Жив. Что с Сандом?

— Вражеский солдат застрелил его во время атаки. Он умер всего несколько минут назад. — Эдрик смотрел за спину Рорана, на ту страшную гору трупов. — Ты нарушил мой приказ, Молотобоец.

— Да, нарушил.

Эдрик протянул к нему руку ладонью вверх.

— Нет, капитан! — воскликнул Харалд, ринувшись вперед. — Если бы не Роран, мы бы тут не стояли. Жаль, ты не видел, как он с врагами бился! Он ведь один почти две сотни уложил!

Но слова Харалда не произвели на Эдрика ни малейшего впечатления. Он продолжал держать руку ладонью вверх. Роран, впрочем, тоже стоял совершенно неподвижно.

Харалд повернулся к нему:

— Роран, ты ведь знаешь, ребята за тобой хоть в огонь, хоть в воду пойдут! Стоит тебе лишь слово сказать…

Роран одним яростным взглядом заставил его умолкнуть:

— Не валяй дурака!

— По крайней мере, — процедил сквозь зубы Эдрик, — у тебя еще хватает здравого смысла. А ты, Харалд, придержи язык, если не хочешь весь обратный путь болтаться в погонщиках вьючных лошадей.

Подняв молот, Роран протянул его Эдрику. Потом расстегнул пояс, на котором висели его меч и кинжал, и тоже отдал Эдрику.

— Другого оружия у меня нет, — сказал он.

Эдрик мрачно кивнул и закинул пояс с мечом себе на плечо.

— Роран Молотобоец, я снимаю тебя с командования. Даешь ли ты слово чести, что не попытаешься сбежать?

— Даю.

— Тогда найди себе другое занятие, приносящее пользу, но имей в виду: ты считаешься арестованным. — Эдрик огляделся и ткнул пальцем в одного из варденов: — Фуллер, до нашего возвращения в лагерь ты займешь место Рорана, а там уж пусть Насуада сама решает.

Фуллер молча кивнул.

В течение нескольких часов Роран вместе с другими воинами, не разгибая спины, разыскивал варденов, погибших в бою, и готовил их к погребению на окраине деревни. По ходу дела он выяснил, что в его отряде, где был восемьдесят один человек, погибло только девять воинов, тогда как отряды Эдрика и Санда потеряли в общей сложности почти сто пятьдесят варденов. Эдрик потерял бы и больше, если бы часть его воинов не осталась с Рораном после того, как тот пришел к ним на помощь.

Подсчитав потери, вардены собрали стрелы, сложили в центре деревни огромный костер, сняли с убитых оружие и доспехи и побросали трупы в огонь. Воздух тут же наполнился жутким смрадом и клубами жирного черного дыма. Столб дыма поднимался, казалось, на несколько миль в высоту, почти закрывая солнце, которое теперь казалось с земли маленьким красным диском.

Молодую женщину и мальчика, которых солдаты выволокли тогда из дома, так и не нашли. Но и среди мертвых их никто не обнаружил, и Роран решил, что они, видимо, убежали из селения, как только начался бой, и про себя пожелал им удачи, куда бы они ни направились.

Его приятно удивило появление Сноуфайра: жеребец появился в деревне за несколько минут до того, как вардены снова тронулись в путь. Сначала он никому не давался, проявляя свой норов и даже Рорану не позволяя к себе приблизиться, но Роран поговорил с ним тихонько, успокоил, и жеребец позволил хозяину промыть и перевязать рану у него на плече. Пока что верхом на него лучше было не садиться, и Роран поставил его вместе с вьючными лошадьми, привязав к общей шлее. Сноуфайру это чрезвычайно не понравилось; он неприязненно прижимал уши к голове, нервно махал хвостом и сердито скалился.

— Веди себя как следует! — сказал Роран, ласково погладив его по шее. Сноуфайр скосил на него глаза и тихонько жалобно заржал, прядая ушами.

Сам же Роран взгромоздился на здоровенного мерина, принадлежавшего одному из погибших варденов, и занял его место в арьергарде отряда, уже построившегося на площади. Он не обращал внимания на выразительные взгляды своих боевых товарищей, хотя ему было приятно слышать, как кто-то негромко сказал:

— Отличная работа, Молотобоец!

Сидя в седле и ожидая команды Эдрика, Роран думал о Насуаде и Катрине. И об Эрагоне. Его терзали мрачные предчувствия — как они отреагируют, когда узнают о том, что он не подчинился приказу? Но он заставил себя не думать о плохом. «Я сделал то, что было правильно и необходимо, — сказал он себе. — Я не жалею об этом. И будь что будет!»

— Вперед! — крикнул Эдрик, занимая место во главе колонны.

Роран дал шпоры своему мерину и пустил его быстрым шагом. Отряд двинулся на запад, подальше от этого селения, где еще догорали в костре тела убитых врагов.

Лучи утреннего солнца падали на Сапфиру, приятно ее согревая.

Она лежала, наслаждаясь покоем, на гладком каменном карнизе в нескольких футах над палаткой Эрагона. После ночных разведывательных полетов над расположением имперских войск — а она облетала их каждую ночь после того, как Насуада отправила Эрагона в этот огромный город, находящийся в полой горе, в Фартхен Дуре, — она всегда чувствовала сонливость. Эти полеты были необходимы, чтобы скрыть отсутствие Эрагона, но уже порядком ей поднадоели, потому что хоть она и не боялась темноты, но все же к ночному образу жизни не привыкла, а кроме того, вообще не любила делать одно и то же с подобной утомительной регулярностью. И еще: поскольку варденам требовалось так много времени, чтобы перебраться с одного места на другое, большую часть времени внизу она видела почти одно и то же, а она очень любила разнообразие. Единственным развлечением для Сапфиры стало то, что вчера утром она высмотрела над северо-восточным горизонтом Торна, который летел довольно низко, сверкая на солнце темно-красной чешуей. Он, возможно, тоже заметил ее, но не развернулся, не полетел в ее сторону, не стал вступать с нею в бой, а, напротив, удалился в глубь имперских земель. Когда Сапфира сообщила об этом, Насуада, Арья и те эльфы, что были присланы охранять ее, Сапфиру, тут же раскричались, точно стая перепуганных соек, и принялись выдвигать различные предложения, одно глупее другого. В том числе ими было даже настоятельно предложено, чтобы этот эльф с иссиня-черной волчьей шерстью, Блёдхгарм, слетал на ней, приняв обличье Эрагона, чего она, конечно же, допустить не могла. Одно дело позволить Блёдхгарму посадить ей на спину эту дрожащую тень, притворяющуюся Эрагоном, когда она взлетает или садится в лагере варденов, и совсем другое — позволить кому-то реально существующему полететь на ней; нет уж, этого она никому позволять не собиралась! Только Эрагону. Ну в крайнем случае Арье.