Время от времени он замечал кого-то из варденов, которые дрались с ним рядом или позади него; иногда вдруг мимо него проносилось копье, нацеленное в противника, или из-за его плеча вдруг вылетал клинок и сражал вражеского солдата, который уже приготовился проткнуть Рорана копьем. Но по большей части Роран видел только своих непосредственных противников — тех, кто был перед ним, словно сражался с ними в полном одиночестве. Груда тел, на которой он по-прежнему возвышался, ограничивала его поле зрения, низводя его до узкой щели между перевернутой повозкой и стеной дома. Он понимал также, что у оставшихся на крышах лучников еще есть стрелы, поскольку стрелять они не переставали, и стрелы их с серым гусиным оперением все так же несли смерть, пронзая плоть вражеских воинов.

Бой все не утихал. Когда Роран ткнул копьем очередного солдата, то случайно угодил острием ему в латный нагрудник, и древко копья расщепилось по всей длине. Солдат, изумленный тем, что остался в живых, даже не сразу сообразил, что нужно нанести ответный удар мечом, и это позволило Рорану поднырнуть под свистящий клинок и подхватить с земли другое копье, которым он затем и сразил этого солдата. К сожалению, это второе копье продержалось у него не больше минуты и тоже раскололось прямо в руках. Швырнув обломки в солдат, он поднял щит одного из погибших и вытащил из-за пояса молот. По крайней мере это оружие его никогда не подводило.

Теперь самым большим врагом Рорана стала его усталость, а солдаты все лезли и лезли на вал из мертвых тел; казалось, каждый из них ждет своей очереди, чтобы с ним сразиться. А он уже почти не чувствовал собственных рук и ног, перед глазами мелькали круги, и он никак не мог вдохнуть полной грудью. И все же он как-то ухитрялся одолеть каждого очередного противника. Роран и сам не понимал, откуда у него берутся на это силы, но чувствовал, как притупилась реакция, нет и былой ловкости движений, и солдаты все чаще наносят ему новые раны, которых раньше он так легко избегал.

Однако строй нападающих постепенно редел, и вскоре Роран, увидев за ними открытое пространство, понял, что его мукам приходит конец. Он не стал предлагать последней дюжине солдат пощадить их, да они и не просили у него пощады, хоть и понимали, что у них нет ни малейшей надежды пробиться. Бежать они тоже не пытались. Они лишь снова и снова бросались на Рорана, рыча и скалясь, точно дикие звери, и желая одного: убить этого человека, погубившего стольких их товарищей, и только потом умереть самим.

Роран даже восхищался их мужеством.

Еще четверо солдат упали на землю, пораженные стрелами стрелявших с крыш варденов. Копье, брошенное кем-то из тех, кто сражался позади Рорана, просвистело у него над плечом и угодило пятому солдату прямо под ключицу, и он тоже рухнул посреди усеянной трупами улицы. Потом еще двое упали, тоже сраженные копьями, и на Рорана навалилась последняя горстка солдат Гальбаторикса. Первый из них нанес ему страшный удар шипастым боевым топором. Роран успел все же прикрыться щитом, хоть и чувствовал, как наконечник арбалетного болта, сидящего у него в плече, трется о кость. Воя от боли, ярости и всепоглощающего желания поскорее покончить с оставшимися в живых врагами и завершить бой, Роран одним ударом молота по голове уложил этого солдата и, не останавливаясь, тут же прыгнул вперед. Приземлившись на здоровую ногу, он ударил следующего солдата в грудь, круша ему ребра и не давая прикрыться. Третий успел отбить два его удара, но Роран завлек противника обманным выпадом, и вскоре тот тоже рухнул на землю. Последние два солдата атаковали Рорана одновременно с двух сторон, упорно стараясь рубануть его по ногам. Почти теряя силы, Роран некоторое время отбивал их атаки, нанося раны и получая их, и наконец ему удалось сразить одного из своих противников, прямо-таки вбив ему голову в плечи вместе со шлемом, а затем он и второму раздробил шейные позвонки метким ударом сбоку.

И тут же сам пошатнулся и рухнул.

Очнувшись, Роран почувствовал, как кто-то приподнимает его, и, открыв глаза, увидел Харалда, который поднес ему к губам мех с вином и сказал:

— Выпей-ка. Тебе сразу полегчает.

С трудом вдыхая воздух измученными легкими, Роран сделал несколько глотков. Нагревшееся на солнце вино щипало рот, словно тысячи тонких иголок. Почувствовав наконец, что вполне может встать, он сказал:

— Ладно, все в порядке. Можешь меня отпустить, — и встал, опираясь на молот.

Оглядев поле боя, Роран только теперь понял, сколь ужасна и высока гора трупов, перегородившая деревенскую улицу: он и Харалд возвышались сейчас над землей футов на двадцать, почти достигая крыш домов. Роран отметил, что большинство солдат погибли от стрел, но все же отлично помнил, что и сам уложил очень многих.

— Сколько… сколько всего? — хрипло спросил он у Харалда, видя, что и тот весь забрызган кровью. Харалд только головой покачал:

— Я потерял счет после тридцать второго. Может, кто другой считал… То, что ты совершил, Молотобоец… Никогда еще я ничего подобного не видел! Да я и не поверил бы, если б мне сказали, что самый обычный человек на такое способен! Сапфира сделала правильный выбор: мужчины из вашей семьи — бойцы что надо! Таких вообще на свете немного. А по-моему, так с тобой и вовсе никто из смертных не сравнится. Скольких бы ты ни сразил сегодня, я…

— Их было сто девяносто три! — крикнул Карн, поднимаясь к ним.

— Сколько? — недоверчиво переспросил Роран. Карн горестно покивал и подошел ближе.

— Да-да! Точно! Я сам следил и считал. Сто девяносто три, даже сто девяносто четыре, если считать того, которому ты живот проткнул — его потом лучники прикончили.

Эта цифра ошеломила Рорана. Он даже и думать не мог, что количество убитых им столь велико. Он хрипло рассмеялся:

— Жаль, что их больше не осталось. Еще семерых бы прикончил — и до двух сотен добрался бы!

Все тоже засмеялись, хотя и не очень весело.

Карн протянул руку к арбалетному болту, торчавшему у Рорана из плеча. На его осунувшемся лице явственно читались сочувствие и озабоченность.

— Давай-ка я займусь твоими ранами, — сказал он.

— Нет, — ответил Роран и оттолкнул его руку. — Наверняка ведь есть и куда более тяжело раненные, чем я. Займись сперва ими.

— Роран, у тебя столько ран, что это может плохо кончиться, — серьезно сказал Карн. — Нужно хотя бы остановить кровотечение. Это не займет много вре…

— Я в порядке. — буркнул Роран. — Оставь меня в покое!

— Ну да, видел бы ты себя!

Карн продолжал упрямо смотреть на Рорана и не отходил от него.

— Ладно, — сдался тот. — Только быстро! — И отвернулся, глядя в безоблачное небо. Мыслей в голове у него не было никаких.

Карн выдернул болт и принялся бормотать свои заклинания. Во всех местах, где колдун применял магию, сразу начиналось легкое жжение, больше похожее на щекотку; потом боль постепенно стихала и почти исчезала. Когда Карн закончил и выпрямился, Роран, в общем, по-прежнему ощущал боль во всем теле, но это была уже совсем другая боль, эту он вполне мог терпеть. И в голове у него сразу прояснилось. А вот Карна применение магии лишило последних сил; он весь дрожал, побледневшее лицо его казалось серым.

— Сейчас я… — он с трудом перевел дыхание, — посмотрю, что там с остальными ранеными. — И он осторожно начал спускаться с горы трупов, качаясь, как пьяный.

Роран озабоченно смотрел ему вслед. Потом вдруг вспомнил, что так и не узнал, что сталось с остальными варденами. На дальнем краю деревни он не сумел разглядеть ничего, кроме разбросанных мертвых тел, одетых и в красные имперские доспехи, и в простые коричневые рубахи из шерсти, которые обычно носили вардены.

— Что с Эдриком и Сандом? — спросил он Харалда.

— Извини, Молотобоец, но во время боя я видел только острие собственного меча.

Роран окликнул тех, кто до сих пор сидел на крыше:

— Эй, не видно, как там Эдрик и Санд?

— Нет, не видно, Молотобоец! — ответили ему оттуда.