Впрочем, Сапфира летела на максимальной высоте, которую мог выносить Эрагон; ей было легче преодолевать большие расстояния в разреженных, верхних слоях атмосферы, а не в плотном и влажном воздухе у поверхности земли. Защищаясь от леденящего холода, Эрагон натянул на себя несколько слоев одежды иприменил несложное заклинание, которое как бы делило поток ледяного ветра надвое, и он растекался в стороны, не причиняя Всаднику особого вреда.

Полет на Сапфире требовал постоянного напряженного внимания, но сейчас, поскольку крылья ее двигались относительно медленно и ритмично, Эрагону не нужно было особенно следить за равновесием, как во время поворотов, или пикирования, или еще каких-либо сложных маневров. Эрагон почти отдыхал, то беседуя с Сапфирой, то обдумывая события последних недель, то просто любуясь все время менявшимися пейзажами, проплывавшими внизу.

«Ты воспользовался магией, не прибегая к древнему языку, когда на тебя напали те гномы, — вдруг вспомнила Сапфира. — А ведь это очень опасно!»

«Да, я знаю. Но у меня не было времени вспоминать нужные слова. И потом, ты ведь тоже никогда не пользуешься древним языком, когда творишь заклятья».

«Я — это совсем другое дело. Я — дракон. Нам не нужен древний язык, чтобы выразить то, чего мы хотим, мы и так это знаем и не меняем принятых решений так легко, как эльфы или люди».

Оранжевый диск солнца был уже всего в ладони над горизонтом, когда Сапфира, вырвавшись из узкой долины, полетела над безлюдными, поросшими травой равнинами, прилегавшими к Беорским горам. Выпрямившись в седле, Эрагон огляделся и покачал головой: он был поражен тем, какое расстояние они уже пролетели.

«Жаль, что мы не смогли сразу полететь в Эллесмеру, — сказал он Сапфире. — Тогда мы бы могли гораздо больше времени провести с Оромисом и Глаэдром».

Сапфира выразила свое согласие.

Она продолжала лететь, пока не село солнце и не появились первые звезды, а небо за горами не приобрело пурпурно-лиловый оттенок. Она могла бы лететь и дольше, до самого утра, но Эрагон настоял на том, чтобы остановиться и немного передохнуть.

«Ты еще не пришла в себя после того перелета, до Фартхен Дура. Мы можем завтра лететь хоть весь день и всю ночь, если будет нужно, но нынче ты должна поспать».

Хотя Сапфире его предложение не очень понравилось, она тем не менее согласилась отдохнуть и приземлилась возле ивовых зарослей на берегу какого-то ручейка. Эрагон слез с нее и обнаружил, что ноги у него настолько затекли, что он с трудом сохраняет равновесие. Он расседлал Сапфиру, разложил на земле свою постель и улегся, свернувшись калачиком и прижавшись спиной к теплому драконьему боку. Палатка ему не требовалась — Сапфира прикрывала его своим крылом, словно соколиха, охраняющая птенцов. Оба довольно быстро уснули, и сны их переплетались каким-то странным, необыкновенным образом, ибо и во сне мысли их были неразрывны.

Едва посветлело небо на востоке, Эрагон и Сапфира снова пустились в путь, летя высоко над зеленеющими равнинами.

Ближе к полудню им в лицо задул сильный ветер, сильно замедлив полет Сапфиры и заставив ее снизить скорость почти в два раза. Сколько она ни старалась, ей так и не удалось подняться в более высокие воздушные слои, где не было бы ветра. Целый день ей пришлось бороться с противостоящим воздушным потоком, и она страшно устала, хотя Эрагон и передал ей немало своей энергии. К полудню она совершенно выдохлась и спланировала вниз, на небольшой бугор посреди заросшей травами равнины, где и приземлилась, распустив крылья по земле, тяжело дыша и вздрагивая от усталости.

«Видимо, нам лучше здесь и переночевать», — сказал Эрагон. «Нет».

«Сапфира, но ты же не в состоянии лететь дальше! Давай устроим здесь лагерь и подождем, пока ты не восстановишь силы. Может, к вечеру ветер вообще уляжется».

В ответ послышался шорох ее языка — она облизнулась и снова тяжело задышала.

«Нет, — повторила она. — Это ни к чему не приведет. На этих равнинах ветер может дуть неделями, даже месяцами. Не стоит дожидаться, пока он уляжется». «Но…»

«Нет, я не хочу здесь задерживаться, хоть и устала. Слишком многое поставлено на кон…»

«Тогда давай я поделюсь с тобой той энергией, что содержится в Арене. Ее там более чем достаточно. Она сможет поддерживать тебя на всем пути до самого Дю Вельденвардена».

«Нет, — снова сказала Сапфира. — Прибереги энергию Арена на тот случай, если у нас вдруг ее совсем не останется. Я вполне успею отдохнуть и набраться сил в лесу у эльфов. А запасы, хранящиеся в перстне, могут понадобиться нам в любой момент; не стоит тратить магию Арена всего лишь на то, чтобы я почувствовала себя немного лучше».

«Но мне тяжело, когда ты страдаешь…»

Она чуть слышно заворчала:

«Мои предки, дикие драконы, никогда не стали бы пасовать перед каким-то паршивым ветерком! И я тоже не собираюсь!»

И она снова взвилась ввысь, точно ввинчиваясь в поток встречного ветра.

День клонился к вечеру, но ветер все продолжал дуть им навстречу, значительно снижая скорость полета. Казалось, сама судьба решила помешать им добраться до лесного убежища эльфов. Эрагон вдруг вспомнил ту кнурла по имени Глумра и ее веру в богов, и ему впервые в жизни захотелось помолиться. Нарушив мысленную связь с Сапфирой, которая настолько устала, что даже не заметила этого, он обратился к верховному божеству гномов: «О, Гунтера, властитель богов, если ты действительно существуешь, если ты слышишь меня и если это в твоей власти, то молю тебя, укроти этот ветер. Да, я, конечно, не гном, но король Хротгар принял меня в свой клан, и мне кажется, что уже одно это дает мне право молиться тебе, о, могущественный Гунтера. Пожалуйста, помоги нам! Мы должны как можно скорее добраться до леса Дю Вельденварден! И это важно не только для варденов, но и для твоих созданий, кнурлан. Прошу тебя, пожалуйста, уйми ветер. Сапфире долго не выдержать, она устала бороться с ним…» Эрагон чувствовал себя довольно глупо, когда, перестав молиться Гунтере, восстановил мысленную связь с Сапфирой. Он даже поморщился, чувствуя, какая боль жжет ее усталые мышцы, но будучи не в силах ей помочь.

Только ночью, с наступлением темноты, ветер наконец стих. Да и потом налетал лишь редкими и короткими порывами.

А утром Эрагон увидел внизу иссохшую, твердую как камень землю пустыни Хадарак.

«Проклятье! — выругался он, понимая, как мало они успели пролететь. — Значит, мы и сегодня до Эллесмеры не доберемся?»

«Не доберемся. Если только ветер не переменится и не станет попутным, — откликнулась Сапфира. Потом некоторое время молчала и вдруг прибавила: — И все же, если не случится ничего непредвиденного, мы к вечеру все же доберемся до эльфийского леса».

Эрагон что-то недовольно буркнул себе под нос.

В тот день им пришлось приземляться дважды. В первый раз Сапфире удалось опалить своим пламенем стайку уток, которых она тут же и сожрала; впрочем, это была ее единственная пища за все последнее время. Эрагон для экономии времени перекусывал прямо в седле.

Как Сапфира и рассчитывала, Дю Вельденварден они увидели, когда солнце уже склонялось к западу. Волшебный лес возник перед ними как необъятное море зелени. Вдоль опушек там преобладали огромные лиственные деревья — дубы, буки и клены, — но дальше, в глубине, как помнил Эрагон, они уступали место высоченным соснам, которые и составляли основную часть здешней растительности.

К опушке леса они подлетели уже в сумерках, и Сапфира, спланировав вниз, мягко приземлилась под раскидистыми ветвями могучего дуба. Она сложила крылья и некоторое время сидела совершенно неподвижно. Она так устала, что даже пошевелиться не могла; ярко-алый язык безвольно свисал у нее из пасти. Пока она отдыхала, Эрагон прислушивался к шороху листьев над головой, к гуканью сов и скрипу ночных насекомых.

Передохнув немного, Сапфира встала и решительно затопала в глубь леса, пройдя между двумя гигантскими, обросшими мхом дубами. Таким образом, она пересекла границу Дю Вельденвардена по земле, а не по воздуху. Дело в том, что эльфы с помощью магии оградили свой лес так, что никто и ничто не могло бы туда проникнуть, не попытавшись нарушить волшебные чары, а поскольку драконы для полета пользовались не только своей физической силой, но и магией, то и Сапфира не смогла бы даже просто пролететь над этим лесом: крылья тотчас же подвели бы ее, и она бы упала на землю.