Роран посмотрел на Эрагона, затем снова на Катрину и мягко сказал:

— Мы пришли слишком поздно.

Катрина вздрогнула, зажмурилась, и одинокая слезинка скатилась по ее щеке.

— Да будет так.

Пока они разговаривали, Эрагон лихорадочно пытался сообразить, как ему избавиться от Слоана. От Сапфиры он свои сомнения старательно скрывал, понимая, что она не одобрит подобных настроений. В голове у него начал зарождаться план. Идея была, конечно, несколько необычная, связанная с определенными опасностями и некоторой неуверенностью, но в данных обстоятельствах лишь такой путь представлялся Эрагону возможным.

Прекратив размышления, Эрагон перешел к действиям. Времени у него было мало, а сделать нужно было очень много.

«Джиерда!» — крикнул он, простирая руку, и металлические кандалы на запястьях и щиколотках Катрины, вспыхнув голубым огнем, распались на части. Катрина даже подпрыгнула от изумления.

— Магия… — прошептала она.

— Совсем простенькое заклинание, — заверил ее Эрагон. однако она так и шарахнулась, когда он протянул к ней руку. — Катрина, мне нужно убедиться, что Гальбаторикс или его подручные не наложили на тебя какие-нибудь коварные чары, не заставили тебя поклясться в чем-либо на древнем языке.

— На древнем…

Роран не дал ей договорить:

— Эрагон! Сделай это потом, когда мы разобьем лагерь. Мы не можем здесь оставаться.

— Нет. — Эрагон рубанул рукой по воздуху. — Мы сделаем это сейчас. — Нахмурившись, Роран отошел в сторону и позволил Эрагону положить руки на плечи Катрине. — Ты просто смотри мне в глаза, — сказал он ей. Она кивнула и подчинилась.

Впервые у Эрагона возникла причина применить те заветные заклинания, которым обучил его Оромис. С их помощью можно было отыскать следы деятельности других магов. Эрагон хорошо помнил, какие трудности были у него в Эллесмере с запоминанием магических слов из секретных эльфийских свитков. Да и сейчас он чувствовал, что провалы у него в памяти весьма значительны; в трех случаях ему даже пришлось заменить одно слово другими, синонимичными, дабы иметь возможность завершить заклинание.

Эрагон довольно долго смотрел в блестящие, влажные от слез глаза Катрины, одними губами произнося слова древнего языка и время от времени — с ее разрешения — более тщательно изучая то или иное ее воспоминание, ища улики или следы, оставленные кем-то в ее душе. Он старался быть как можно более нежным с нею, в отличие от Двойников, которые тогда так варварски бесцеремонно вторглись в его память во время примерно такой же процедуры в самый первый день после их с Сапфирой прибытия в Фартхен Дур.

Роран стоял на страже, меряя шагами коридор перед распахнутой дверью. С каждой секундой возбуждение его все нарастало; он крутил в руках свой молот и даже постукивал им себе по ляжке словно отбивая некий музыкальный ритм.

Наконец Эрагон отпустил Катрину.

— Я закончил, — сообщил он.

— И что ты обнаружил? — шепетом спросила она, обхватив себя за плечи, точно ей холодно, и в тревоге морща лоб. Казалось, она ожидает страшного для себя приговора.

В камере вдруг стало очень тихо. Роран перестал шагать и застыл на пороге.

— Ничего, кроме твоих собственных мыслей. На тебе нет никаких чар, ты чиста.

— Ну конечно, она чиста! — прорычал Роран и снова заключил Катрину в объятия.

Втроем они вышли из темницы.

«Брисингр, йет таутхр», — сказал Эрагон, жестом призывая к себе волшебный огонек, который по-прежнему висел под потолком коридора. Повинуясь его команде, светящийся шарик ринулся к нему и занял место точно у него над головой; там он и оставался все это время, слегка подскакивая и покачиваясь, точно кусок плавника на волнах прибоя.

Эрагон шел впереди, уверенно ведя остальных за собой по путанице туннелей и переходов к той пещере, куда принесла их Сапфира. Проходя мимо покрытой слизью стены, он очень внимательно смотрел по сторонам, ожидая нападения оставшихся в живых раззаков и проверяя крепость охранных чар, которыми воспользовался ради безопасности Катрины. Он слышал, как у него на спиной Катрина и Роран обмениваются короткими репликами: «Я тебя люблю… Хорст и все остальные в безопасности… Всегда… Ради тебя… Да… Да… Да… Да…» Доверие и любовь, которые они испытывали друг к другу, были столь очевидны, что Эрагон почувствовал даже некую глухую тоску.

Когда до выхода в большую пещеру оставалось шагов пятнадцать и уже был виден неяркий свет впереди, Эрагон погасил волшебный огонь. Но Катрина, сделав еще несколько шагов, вдруг остановилась, прижалась к стене туннеля и закрыла лицо руками.

— Я не могу. Там слишком светло; больно глазам. Роран тут же заслонил ее собой, чтобы свет не падал ей в лицо.

— Когда ты в последний раз выходила отсюда?

— Не знаю… — В голосе ее послышалась паника. — Не знаю я! С тех пор как меня сюда притащили, ни разу! Роран, я что, слепну? — Она хлюпнула носом и расплакалась.

Ее слезы удивили Эрагона. Он помнил, какой она всегда была мужественной и стойкой. Но, с другой стороны, эта девочка несколько месяцев провела взаперти, в кромешной темноте, не без оснований опасаясь за свою жизнь. «Я бы тоже, наверное, не в себе был, окажись я на ее месте», — подумал он.

— Нет, с тобой все в порядке. Тебе просто нужно понемногу снова привыкать к солнечному свету. — Роран погладил ее по голове. — Ну, идем же, не надо из-за этого так расстраиваться. Все будет хорошо… Теперь ты в безопасности. В безопасности, Катрина! Ты меня слышишь?

— Да, я тебя слышу.

Хотя Эрагону ужасно не хотелось портить одну из тех чудесных котт, которые подарили ему эльфы, он все же оторвал от ее подола кусок ткани и подал его Катрине:

— Вот, завяжи себе глаза. Сквозь эту ткань ты должна вполне прилично видеть, куда ступить, чтобы не упасть или не налететь на что-нибудь.

Она поблагодарила его и завязала себе глаза.

Они снова двинулись вперед, вышли в залитую кровью и солнечным светом основную пещеру — теперь вонь там стала еще более отвратительной, чем прежде, поскольку от тела мертвой «летучей мыши» исходил просто удушающий смрад, — и почти одновременно с ними у выхода из пещеры появилась Сапфира. Увидев дракона, Катрина затаила дыхание и прижалась к Рорану, прямо-таки вцепившись в его плечо.

— Катрина, — сказал ей Эрагон, — позволь представить тебе моего дракона Сапфиру. Она тебя поймет, если ты захочешь ей что-то сказать.

— Это такая честь, госпожа дракониха! — пролепетала Катрина. И даже попыталась сопроводить свои слова вежливым реверансом.

Сапфира поклонилась в ответ и повернулась к Эрагону:

«Я обследовала гнездо этих летхрблака, но нашла там только кости, кости и еще раз кости, включая и те, что пахнут свежей кровью. Раззаки, должно быть, сожрали тех рабов еще ночью».

«Жаль все-таки, что мы их не спасли».

«Я понимаю тебя, но всех нам в этой войне не спасти».

Указав Катрине на спину Сапфиры, Эрагон сказал:

— Полезай и садись в седло. А я через минуту к вам присоединюсь.

Катрина колебалась. Она посмотрела на Рорана, и тот ободряюще кивнул ей:

— Не бойся. Ничего страшного не случится. Это ведь Сапфира принесла нас сюда. — Роран с Катриной обошли труп «летучей мыши» и осторожно приблизились к Сапфире, которая низко присела, почти касаясь брюхом пола, чтобы девушке легче было влезть ей на спину. Сложив руки «ступенькой», Роран подсадил Катрину, и она взобралась на верхнюю часть ноги Сапфиры, а оттуда, цепляясь за ремешки стремян, как за перекладины веревочной лестницы, влезла наверх и уселась в седло. Роран, передвигаясь с ловкостью горного козла, страховал ее подъем.

Эрагон подошел к Сапфире последним; он осмотрел ее раны, резаные и колотые, и постарался хотя бы немного их залечить, основываясь на том, что чувствовала сама дракониха, а также на результатах своего осмотра.

«Да хватит тебе, — проворчала Сапфира, — можешь проявлять свое внимание сколько угодно, когда мы окажемся вне опасности. Я совершенно не собираюсь истекать