Он сейчас подумал, что я улыбалась ему?

Вот же елки-иголки!

Скоропостижно отворачиваюсь, надеваю невозмутимый вид и принимаюсь за конспект, как справа слышу приглушенный смешок Егора.

— Но мы с вами, уважаемые будущие великие экономисты, остановимся на бизнес-плане. Его разработка обычно предшествует разработке ТЭО, он может быть альтернативой ПТЭО, заменять ТЭО или служить в более сложных проектах итоговым максимально компактным документом. Поэтому, — Марк Ифраимович опускает очки на нос и проходится пытливым взглядом по каждому, останавливаясь на лице Бестужева, — каждый из вас начинает готовить бизнес-проект. Такова будет ваша самостоятельная работа, которая и будет вашим курсовым проектом. Разработчики лучших бизнес-планов получат оценку автоматом по моему предмету на экзамене.

Профессор Бубновский сверлит Бестужева взглядом и мысленно обещает, что произнесённая информация касается всех, кроме него, потому как вероятность Егора получить автомат по Управлению рисками у Бубновского равнозначна выигранному чемпионату мира по футболу нашей сборной — то есть равна нулю!

— И сколько у нас есть времени на подготовку? — с умным видом спрашивает Карина, наматывая блондинистую прядь волос, кстати натуральную, на палец. Ее интерес совершенно не связан с тем, чтобы скорее начать готовить проект, ей просто нужно знать конкретную дату, к которой будет выполнена на заказ проектная работа.

— До середины декабря, точную дату сдачи сообщу позже. Методические рекомендации по разработке бизнес-плана возьмете на кафедре. Вопросы?

Вопросов ни у кого нет.

Тишина гробовая.

Но это пока.

Пока группа находится во всеобщем состоянии аффекта.

Чуть позже, да в принципе прямо на следующей паре, профессора Бубновского будут крыть такими диалектами, что бедному преподавателю вряд ли получится уснуть этой ночью от повышенного артериального давления.

В самом деле, подготовить целый бизнес-план с многочисленными расчетами, графиками, диаграммами, экономическим анализом, бюджетом и прогнозированием — достаточно трудоёмкий и энергозатратный процесс, который лично у меня уже зудит, желая поскорее начать воплощать себя в жизнь!

В фойе на первом этаже не протолкнуться.

Я стою в очереди в гардероб за пальто и нервно сжимаю номерок. По понедельникам после окончания пар у нас с ребятами из читательского сообщества «Читаем вместе», в котором я состою уже второй год, брифинг в главном административном корпусе вуза. У меня есть всего одна минута, чтобы одеться и перебежать между лужами от экономического корпуса до главного. И я даже не успеваю ничем перекусить, о чем жалобно напоминает мне урчащий желудок. То, что двумя парами ранее в нем побывал злаковый батончик, он, естественно не помнит, но помнит мамины жирненькие оладушки, которые так не кстати отложились в моем подсознании.

Гардеробщица сегодня одна и, в мыльной пене, суетится между рядами одежды, взращивая очередь из студентов ежесекундно.

Считаю, сколько передо мной человек, и когда дохожу до цифры 12, слева от себя слышу противный знакомый голос:

— Мы вместе, правда, подружка?

Карина, Альбина и две девочки из второй группы стоят рядом и улыбаются самыми сахарными улыбками, какими только умеют.

Оборачиваюсь назад и вижу длинный хвост из студентов.

Прямо за мной в очереди стоят два парня, которые с полным обожанием пооткрывали рты и облизывают глазами Дивееву.

— Нет, — грубо бросаю я и отворачиваюсь, собираясь продолжить подсчет.

Еще чего не хватало! Пусть идут в конец и ждут своей очереди!

У меня подгибаются коленки, а очки спадают на нос, когда атлетическая тяжелая рука Карины падает мне на плечо.

Задираю голову, потому что Дива местного разлива намного выше меня, и округляю вопросительно окуляры.

— Это она так шутит! — наигранно смеется Карина, и от этого мерзкого звука мне приходится поморщиться, — вы же позволите, мальчики?

Мальчики, точно гипнотизированные, кивают болванчиком и пропускают вперед себя наглых четверых студенток.

Мое плечо выдыхает, когда освобождается от руки-гири, но зато затылком я чувствую, насколько близко сзади стоит Дивеева и высверливает в моей макушке дыру.

«Ну когда же уже!» — хочется топнуть ногой.

Начинаю злиться, когда вижу, как впереди к одному студенту подходят еще по несколько вот таких вот Карин и очередь из 9 передо мной стоящих молниеносно вырастает до 14 человек.

— Вы купили новые сапоги, Вера?*- очень громко раздается за спиной.

Настолько громко, что оборачиваются все и выискивают ту самую Веру, у которой новые сапоги.

Медленно поворачиваюсь к Карине, потому что мое тело сковало под пристальным всеобщим вниманием студентов, которые отчего-то побросали свои разговоры и уставились на мои новые замшевые полусапожки.

Но куда больше меня интересует, откуда блондинка Карина может знать фразу из любимого старого фильма моей мамы. Почему-то я была уверенна, что кроме ю-туб роликов про моду и косметику, Дивеева больше ничего не смотрит.

— Альбин, я не узнаю, это Джимми Чу или Александр Маккуин? — деланно восхищенно обращается Дивеева к Суваевой.

— Карина, ты что? — оскорбляется Альбина, прикладывая ладонь ко рту, — как можно не узнать стиль — Черкизон**? Это же из их последней коллекции.

Подпевалки из их компании начинают наигранно смеяться, а ведомое стадо баранов подхватывает всеобщее веселье, закатываясь безудержным глупым смехом.

Их смех, словно плевки со всех сторон, от которых хочется немедленно отмыться. Я чувствую, как увлажняются под очками мои глаза, но позволить себе перед ними проявить слабость — унизить себя сильнее. Мне так противно и отчего-то стыдно, что хочется сесть на корточки, как в детстве, сложить руки домиком и спрятаться в нем, пока не отступит опасность.

Все они продолжают смеяться, совершенно не зная даже моего имени. Для них сейчас я-объект веселья, потом будет кто-то другой, возможно даже тот, кто со всеми сейчас насмехается.

Я смотрю в торжествующие глаза Карины, чувствующей себя победителем. Такие, как она, подпитывают свой эгоцентризм и озлобленность насмешками и издевательствами, самоутверждаясь за счет других, «не таких, как все», слабых и неугодных.

— У вас устаревшая информация, дорогие подружки, — натягиваю равнодушную улыбку, — Черкизовский рынок закрыли еще в 2009 году. Эти сапожки, — показываю на замшу, — с Дубровки***.

Вырываюсь из кольца малодушных и несусь в ближайший туалет.

Закрываюсь и даю свободу слезам. Снимаю очки, чтобы удобнее было поплакать и усаживаюсь на корточки, облокачиваясь на дверь.

Не стираю слезы, пусть вытекут все, высмаркиваюсь в салфетку и трогаю замшевый носик. Потом опускаю глаза и рассматриваю теплое темно-зеленое платье ниже колен с белым воротничком, круглые очки, зажатые в руке и черные колготки в 220 ден.

Обида за себя, перерастает в злость и всё, что на мне надето, вдруг кажется полной безвкусицей. Слова Дивеевой принимают реальные очертания, и я ругаюсь на себя за то, что своим пуританским видом удобряю почву для насмешек Карины.

Сегодня утром, стоя перед зеркалом, я казалась себе милой и искренне верила, что Артему Чернышову так покажется тоже. Я хотела понравиться ему, а привлекла лишь насмешливое внимание Дивы. Я не умею быть модной, да и возможности такой у меня нет, но, как показала практика, важно не только наличие мозга в твоей голове, но и то, во что и как ты одет.

Поднимаюсь с пола, умываю красный распухший нос, надеваю ненавистные очки и шагаю в гардероб, надеясь, что толпа рассосалась.

*Вы купили новые сапоги, Вера? — фраза из советского фильма 1977 года «Служебный роман».

**Черкизон — Черкизовский рынок в Москве, крупный вещевой рынок, существовавший с начала 1990-х годов по 2009 год, где нелегалы из Средней Азии подпольно производили одежду и обувь из дешевого сырья для незаконной продажи.