В ящике аккуратно по ячейкам сложены щетки, бритва, кремы, жидкое мыло, шампунь, зубная паста, аптечка, полотенца и прочее. Секрет того, что они торопливо ушли в прошлый раз — ребята не распаковывают вещи. Вряд ли Беатриса уже сняла обувь.

Я прислушался: тихо. Их двое, выходить опасно. Когда один человек в квартире — проще, потому что его мозг автоматом спишет на галлюцинации то, что я голышом выйду из ванной и растаю.

А два человека — обсудят.

Послышались крики. Девушки так кричат, когда их… быстро и со смаком трахают.

Обувь все-таки сняла. Я невольно стиснул челюсти. Закипала злоба.

Она не моя. Чего заводиться?

В студии меня наверняка ждет горячий кофе и скоро приедет пицца. Возможно, Арвид звонит на смартфон, что отдыхает в груде одежды возле душевой кабины.

А я здесь торчу, как придурок. И слушаю, как бесовка рвет глотку.

Слух у меня музыкальный, в отличие от ее дружка-программиста. Вскрикни подо мной так девушка — тотчас остановился бы.

В крике ноты фальши и боли. Ей не хватает дыхания, а девушке нужно давать дышать, глубоко или быстро, но давать, ведь тогда оргазм у нее будет ярче.

Короче, какое мне дело? Пусть трахаются на здоровье. Но если обувь в спальне, я к ней не доберусь. Разве что…

Медленно, осторожно я отворил дверь. Крики стали громче. Поменяйте позу, а? У меня уши немного отдохнут.

Я тихо прошел по коридору на звук. Кулаки сжимались. Как ревнивый муж, который вернулся домой, я гасил в себе ярость. Что бы они сделали, распахни я дверь, голый и свирепый?

Псих…

Но мучительно бесит!

У меня никогда не было постоянной девушки — поэтому мне не изменяли. Более того, я никогда не претендовал на чужое. Вокруг свободных девушек полно. Нужно вечером отвлечься.

Я подкрался к приоткрытой двери: меня не заметят, он сверху на ней, ко мне спиной. Ее лица не видно, лишь ноги и руки.

Внутри меня клокотало нечто гадкое — оно разъедало до боли. Я зажал рукой нос и рот, ибо шумно задышал.

Застрелить бы обоих. Оборвать фальшивые крики, что лезвием режут по ушам.

Будь благоразумным.

Через силу я оторвал взгляд и посмотрел на пол у кровати. Две пары кроссовок, побольше и поменьше. Я присел и, мысленно скрестив пальцы, поманил женские кроссовки к себе. Они бесшумно поплыли по воздуху. Пульс отбойным молотом стучал в висках. Я ухватил одну кроссовку, перевернул — в подошве застряли осколки растоптанной камеры.

Может, потаенная часть меня до сих пор считала, что я ошибся квартирой. Ибо я на несколько секунд в шоке уставился на подошву.

Крики стихли.

— Сладких снов, моя Беа…

Келлан любовно укрывал девушку одеялом. Сам явно не собирался оставаться. Сейчас выйдет! Я шустро перевернул вторую кроссовку — среди осколков притаилась серая горошина, в тон моего пола в спальне. Именно перед шкафом бесовка ее подцепила. Я отковырял жучок и зыркнул на кровать. Программист укутал девушку одеялом и нежно целовал.

Руки тряслись, но я плавно, без спешки отправил по воздуху, в сантиметре от пола, кроссовки на прежнее место и растаял точно в тот миг, когда Келлан спрыгнул с кровати.

Струи обрушились на меня. Я оперся о кабинку, тяжело дыша. Вода заливала глаза, остужала пыл, я зажмурился, откидывая пятерней мокрые пряди назад.

Успел. У меня есть ее точный адрес, но что дальше? Нагрянуть в одиночку с пистолетом и обоих задержать? Рано. Сначала поговорю с Духом.

Кое-что я не сделал — не увидел лицо бесовки. Она, должно быть, уснула. Мне позарез нужно увидеть ее вживую, а не таращиться на фото с документов двухгодичной давности.

Другого шанса может не подвернуться. Она одна в комнате, при свете дня, спит. Безупречно. И слегка безумно.

Меня не слабо труханило, когда я складывал руки в символ скорости. Сердце едва не прошибло ребра.

В комнате пахло сексом. Я поморщился и подсушил ладонями тело и волосы, озираясь на дверь. Беатриса спала на боку, лицом к окну — как сильно нужно устать, чтобы свет не мешал?

На цыпочках я крался к ней. Из-под одеяла выглядывала узкая ступня с аккуратными пальчиками. Кожа светлая, аж прозрачная. Вторую ногу Беатриса поджала под себя, одеяло мягкой волной повторило изгиб бедер и талии, укрыло плечи. Черные волосы в беспорядке разметались по подушке. Отросли за два года.

Моя смазанная тень скользила по постели — я шел, приближаясь к изголовью. Пульс в висках притих, дыхание затаилось. Беатриса сладко спала, засунув одну руку под подушку, а вторую — под щеку. Губы приоткрылись, тонкий носик тихо сопел.

Я неотрывно смотрел на нее, а на ум приходили только уменьшительно-ласкательные. Когда она не глядит волком, как на том фото, а спит, кажется безмерно милой. Светлая кожа, словно полотно, резко контрастировала с черными прядями, что пересекали лоб, надломленные брови, мягкие щеки.

Без сомнений, эта девушка преступница. Она тыкала средний палец мне в камеру и давила ее потом подошвами. Но я больше не злился.

Я потянулся рукой к безмятежному лицу и убрал прядь со щеки. Три родинки-точки треугольником выстроились на скуле.

Дыхание Беатрисы сломалось с тихим стоном. Я замер. Длинные ресницы затрепетали, она приоткрыла веки и осоловело посмотрела на меня серыми глазами. Нет, зелеными. Или, скорее, темно-зелено-серыми, оливковыми.

— Опять ты, скотина, снишься.

Она вяло махнула рукой, едва не попав мне по подбородку, и зарылась носом в подушку. Я отмер и мигом убрался восвояси, под струи душа, где выпустил наружу взрыв смеха.

Опять ты, скотина, снишься? В смысле опять? В смысле скотина?! Снишься… Как я снился в прошлый раз? Любопытно. Но, боюсь, подобный вопрос ей не задам. И ответ она унесет в тюрьму.

Куча текстовых документов, контракты, заметки, планы. Я без разбору скопировала все файлы с компьютера на флешку. Пусть Келлан разбирается, что важно, а что мусор.

Пятая квартира депутата за неделю. Скука смертная. Мы с Келланом решили не копаться в их грязном белье, не искать извращения, измены, а найти нелегальный бизнес, махинации и тому подобное для продажи конкурентам.

Может, уболтать Келлана снова упасть на след «Бури»?

На внутреннем таймере добежали последние секунды — и я очутилась на крыше, окруженная пуховой метелью. На домашнем фронте перемирие перетекло в холодную войну. Келлан больше не встречает меня.

Опять накатила грусть. Но неужели я рассчитывала, что после моих слов он пожмет плечами и чмокнет в лоб?

Отшвыривая пуховые завихрения магией, я поскакала по сугробам между солнечными батареями к спуску, но остановилась как вкопанная на полпути.

Неделя прошла, как мы переехали в новую квартиру. Не пора ли вернуть сейф? Я сложила руки в символ скорости и унеслась к тайнику, за сотни километров отсюда, в бескрайний лес тополей.

Когда я заключила договор с Духом, сразу подумала про тайник, ибо мама Джемма часто рыскала в моих вещах. Я подзаработала денег, купила на распродаже старый сундук и с трудом притащила его сюда, к тополю со стволом, шириной в мою старую комнату. Дерево существенно возвышалось над собратьями, найти нетрудно.

Ноги провалились в пуховую перину. Ветер с шумом пролетал мимо, унося за собой шлейф из белых хлопьев. Взмахом руки я стряхнула слой пуха — обнажилась верхушка сейфа и крышка сундука. Кое-что в нем лишнее. Например, диск Ирия Нордли.

Из-за него рушатся наши с Келланом отношения. А ему все сходит с рук. Какого черта не нахлынула волна негатива из-за фотографии шкафа с игрушками? В Сети фанатки восхищались его коллекцией и тем, что он бабник. Мол, так есть шанс запрыгнуть к нему в койку. Будь он примерным семьянином — это бы расстроило.

Наверно, нечего серчать на них. Они покупают информацию. Но жуть как злит!

Я подняла крышку сундука, достала из-за альбомов для рисования конверт с диском и встала. Со всей дури и злости, которые бесновались внутри меня, я переломила упаковку с диском пополам, а потом еще раз и еще.