Моя мать сейчас выглядела намного лучше, чем год назад. Тогда она была похожа на спившуюся бомжиху. Мы долго не виделись, и за решеткой камеры я не узнал ее в грязных шмотках и с опухшим лицом. То, что я уехал в восьмой сектор, добило ее, пусть раньше мы не особо общались. Но не уедь я — не помог бы ей деньгами.

Год в окружении добропорядочных врачей — и она, будто феникс, возродилась из пепла. Стала вновь той милой, красивой женщиной, которую я видел на фотографиях в обнимку с отцом.

Позавчера я навещал ее. Она очень радовалась, что я выступлю вместе с «Бурей». Главный врач отвел меня в сторону и сказал: «Ее можно выписывать». Я так долго мирился с тем, что моя мать сначала спилась, а затем прописалась в психбольнице, и не оказался готов к тому, что теперь она может вернуться к обычной жизни и попросил врача повременить.

В пятый сектор, обратно в нищету, я не отправлю мать. Ей бы снять хорошую квартиру и найти занятие по душе, чтобы со скуки не поехала крыша и руки не потянулись к бутылке.

Беатриса мелькнула передо мной, вырывая из пучины размышлений, и подошла к мини-бару.

— Не спрашивай меня больше о семье, не то вся романтика испарится, — бормотала она, наливая себе вина. — А я не могу лгать или спокойно о ней рассказывать.

— К черту романтику. Мы ни разу не говорили по душам. Я не хочу каждый раз трахать просто красивое тело. Мне нужно знать, откуда у тебя печаль в глазах и острота на языке.

— А точно… — Бесовка повернулась ко мне с полным бокалом. И с сарказмом? —Тебя ведь возбуждают истории. Извращенец.

Меня возбуждали не любые истории, а только те, в которых жили яркие эмоции. Я похлопал по дивану подле себя, приглашая сесть. Она не шевельнулась, зато произнесла:

— Расскажи что-то о своей семье, чтобы не одной мне было неловко.

Снова выдумать дурацкую историю, как в прошлый раз, когда она просила рассказать что-то мерзкое? То гадкое, что происходило в моей жизни, я не доверю никому. Достаточно того, что я ношу прошлое вечно с собой.

— Мать с отцом развелись, когда я ходил во второй класс. Она работала на пуховом заводе, пока не стало плохо с сердцем. Сейчас лечится в больнице. С отцом общаюсь редко.

— Почему ты пошел учиться на детектива?

Вряд ли она съест байку, сочиненную для журналистов. Мол, меня с детства привлекала музыка и расследования, и когда с музыкой я потерпел неудачу, попробовал себя в другом деле. Рассказать правду, как я одним утром, что стало самым страшным в жизни, проснулся с мертвой девушкой? То есть вечером она была жива. Мы веселились в помещении для репетиций, я пил, а она предложила мне какие-то новые классные наркотики. Я попробовал всего каплю, и меня вырубило. Она, видимо, каплей не ограничилась, либо употребила еще до нашей встречи.

Я вызвал полицию. Они задержали меня. Как бы доказал им, что не я наркотики принес? Явился отец девушки… и вылил все горе на меня. Нужно было сделать кого-то виноватым. Меня собирались посадить минимум на десять лет. И тогда явился отец, нанял отменного адвоката, заплатил, кому нужно, в обмен на то, что я перееду с ним в восьмой сектор и буду играть примерного сына. Пройду специальную подготовку. Устроюсь на работу к нему в агентство и потом, в далеком будущем, стану директором.

Тогда мне и работа на свалке показалась бы раем по сравнению с тюрьмой.

— Ничего не говоришь, ведь я могу продать каждое твое слово?

Когда я поднял взгляд от стакана виски, бесовка стояла в домашней одежде — одета так, как я увидел ее возле Келлана, сгорбленную, закутанную в плед. Концы черных волос едва доставали до плеч, безразмерная розовая кофта и узкие джинсы. Милая, обнять бы и закачать в объятьях. Зато взгляд оливковых глаз убийственный.

— Вряд ли я могу тебе рассказать больше, чем написано в моих интервью.

— Значит, наше общение будет сводиться до моих историй и твоих советиков? Я тебе говорила, что в наших отношениях смысла нет.

Со вздохом я поднялся и в несколько шагов подступил вплотную к бесовке. Она с вызовом взирала.

— Разве не ясно, что я должен убедиться в том, что ты не продашь мои слова?!

— В последний раз я продавала твою фотку с Арвидом две недели назад и все!

— А потом журналистам рассказала, что я агент под прикрытием.

— Я была зла!

— Откуда мне знать, что ты продашь, когда снова разозлишься?

Обхватив себя руками, она опустила веки. Складка между ее бровями становилась глубже. Я положил ладони ей на плечи — сжалась. И я напрягся. Действительно, о каких отношениях речь, если я ей не доверяю. Она спросила с улыбкой:

— Есть что скрывать? Так и знала, ты не чист, Ирий Нордли.

Ирий сдавил сильнее мои плечи. Пусть бы опустил руки ниже и прижал меня к себе. Наплевать бы на его тайны. У кого их нет? Но кто-то считает секс на первом свидании постыдным поступком, а для кого-то свингерство в порядке вещей. Что считает Ирий с его большим опытом и любовью к игрушкам?

— Если ты будешь совать нос туда, куда не следует, это плохо закончится.

Я закусила губу. Любопытство только сильнее разгоралось. Подушечки пальцев покалывало, шило в одном месте жалило. Что там говорил Келлан, начать встречаться с Ирием, чтобы подобраться к Арвиду и Герту? Безумие. Но никто не узнает. Паюкна до сих пор не перепродала фото, которое я сделала в продюсерской компании.

Что, если… Нет, нет, нет!

— Ты мне угрожаешь? — спросила я и накрыла руками его мускулистую грудь, обтянутую черной футболкой, — под правой ладонью рьяно отстукивало удары сердце.

— Да.

— Снова шутишь? Ты безумно сексуален, когда злишься.

— Я не шучу. — Между тоном голоса, которым он обещал отвезти в участок, и этим тоном трепетало неуловимое различие. В голубых глазах рождался смертоносный ураган. Как легко Ирий говорил о том, что люди теряют популярность, а дошло до настоящей опасности потерять — испугался.

— Еще одна причина, почему нам не по пути. Мне не нужен рядом человек со шкафом скелетов.

Он скинул мои руки со своей груди.

— Однажды мне надоест, что ты меня отталкиваешь, и я перестану пытаться.

— Вот и отлично! Я сейчас здесь лишь потому, что ты хочешь меня. Я не испытываю интереса к парням, которым безразлична.

Смертоносный ураган переродился в тайфун. Мое тело прошили тысячи невидимых нитей. Стопы оторвались от пола, и ковер с геометрическими фигурами начал стремительно отдаляться. Дыхание перехватило. Меня расплющило о темно-синий потолок, до пола три метра. Ужас заковал в ледяную клетку. Я ведь не боюсь высоты! Когда есть пух…

Не сводя с меня взгляда, Ирий поманил к себе кованый стул с бархатной спинкой и сидением — их сорвал легко, будто крышку со сметаны. Сталь в его руках гнулась, словно пластилин, ломалась, словно шоколадный батончик. Ирий сделал узкую дугу и метнул ее в меня. Вскрикнув, я зажмурилась. Острия железки впились в потолок, точно по бокам от правого запястья.

— Ты собрался приковать меня к потолку?

Ехидная улыбка заиграла на пухлых губах. Спятил. Его руки ловко гнули новую скобу, такого же размера, как и предыдущая.

— Я пошутила про секс на потолке!

— Прости, уже нет вдохновения на то, что ты меня просила сделать. — Ирий запустил дугу к потолку, острыми краями целясь в меня. Я дергалась, но невидимые нити держали крепко — скоба вонзилась в потолок, приковывая левое запястье.

Я с опаской подняла веки и зыркнула на руку через вуаль волос. Бешеный парень!

— Ты мог меня поцарапать! — я вложила в голос тьму гнева.

— На спецподготовке я лучше всех метал ножи, — говорил Ирий, сгибая третью дугу, раз в пять больше, чем предыдущие. — Телекинез крутая штука.

Несомненно! Надо было мне взять другую способность — такую, чтобы можно пользоваться с руками, прикованными к потолку!

Третья дуга парила медленно, направлялась остриями к моей груди. Ирий вряд ли собирался заколоть меня изогнутой ножкой стула, но по телу прокатывалась паническая дрожь. Острые края продырявили мой оверсайз свитшот под мышками и воткнулись в потолок, прижимая меня выше груди. Следующая дуга притиснула ниже груди.