— Да, да, я очень счастлива, — выдавила я из себя. Мама Джемма засыпала меня пожеланиями долгой и радостной супружеской жизни, скромно попросилась присутствовать на свадьбе. Я ее заверила, что обязательно позовем ее.

— Тут еще такое дело, Триша… Твоя мама, моя дочка, письмо прислала. Вы, как я поняла, виделись?

— Да… — сипло ответила я.

— Она попросила тебе передать, что просит прощения за ваш разговор, и что не хотела говорить таких обидных слов. Она еще просила твой номер телефона или почту, но я не дала… Хотела тебя сначала спросить. Давать?

Горькие слезы подкрались к ресницам. Теперь посрать на макияж. Я сдержалась только на несколько секунд, чтобы ответить:

— Давай, только не сегодня. Может, позже. Мне нужно собраться с духом.

И расплакалась.

В номере долго прикладывала лед к глазам, чтобы ушла припухлость. Веревки лежали, как всегда, на дне чемодана Ирия. Я по привычке взяла ножницы и присела рядом. Взгляд который раз зацепился за прекрасный бриллиант на кольце. Ирий дарил мне много украшений, но они настолько не приковывали, ведь задача у них была лишь порадовать, а не привязать к себе.

Стук в дверь отвлек. Прибыл праздничный ужин на тележке. Шампанское, свечи, изысканные фрукты, десерты.

Какая разница в том, женаты мы или нет? Разве я представляю свою жизнь без него? Разве хочу уйти? Он ведь тоже отдает свою свободу, как и я.

Ужин заказал он. Значит, скоро придет. Я села возле чемодана на пол, оперлась спиной о стену и достала веревки. Крепкие, не разорвать. И одновременно нежные, не царапают кожу. Я завязала узел на запястье и подвесила руку — кисть висела, обмотана алым жгутом.

В такой позе и застал меня Ирий. Домашний, без грамма грима и лака на волосах, в простой футболке, но с тяжелым взглядом. Я нервно принялась стаскивать узел с запястья.

— Ты выключила телефон. Я весь извелся! Что случилось? — он присел рядом, с легкостью распутал веревки и откинул их. Меня заколотило, голос задрожал, но это неважно.

— Я согласилась лишь для того, чтобы тебя не опозорить перед миллионами людей. В любой другой ситуации я бы сказала, что подумаю.

— Почему? — он поднял меня с пола и перенес на кровать — туда, где мне сложнее всего ему отказывать. Правда, я уже все решила.

— Ты возишь с собой эти проклятые веревки уже год. Зачем? Это настолько важно для тебя?

— Все из-за них? Мать твою… — Он раздраженно потер шею. — Ладно, я их сам выброшу. И больше никогда не куплю.

Едва Ирий двинулся прочь из спальни, я спрыгнула с кровати и поспешила за ним. Остановила за предплечье у чемодана.

— Нет, не нужно ничего выбрасывать. Стоило раньше догадаться и не спрашивать, что эти все связывания занимают немалое место в твоих фантазиях. Не будешь их воплощать со мной — поищешь другую, кто более…

Он крепко сжал меня за плечи и впился в глаза бешеным взглядом:

— Нет, никогда, слышишь?! Даже не думай! Ты для меня важнее любых фантазий. Я никогда не поставлю мимолетное удовольствие выше наших с тобой отношений. Потому что я очень ими дорожу, слышишь? Я хочу всегда быть с тобой! А эти веревки… — он махнул рукой к чемодану. — Они просто лежат в чемодане на тот случай, если ты вдруг…

— Но я отказывалась десятки раз!

Ирий обреченно опустил голову, тяжело вздохнул, ослабляя хватку на плече.

— Прости… Правда, лучше я их выброшу.

— Нет, — зазвенело в тишине мое слово. Я собралась с духом и выдавила из себя: — Свяжи меня. Если мне понравится, я выйду за тебя замуж. Если нет — то нет.

— Ты серьезно?

— Это не значит, что я хочу расстаться. Мы просто не будем жениться.

— Чтобы было легче расстаться потом?! Я же говорил, что не буду тебе изменять!

Сложно. Дышать, стоять, говорить. Невыносимо слышать боль в любимом голосе. Я закрыла глаза и произнесла:

— Просто сделай это.

— Хорошо.

— Мне нужно раздеться?

— Желательно. Но вообще необязательно, если на тебе легкая ткань. И для удобства собери волосы в высокий хвост. Штаны можешь не снимать пока что… Мы ведь просто пробуем.

Я вернулась в спальню, на ходу скидывая футболку и лифчик. На туалетном столике нашлась резинка. Я замерла перед зеркалом, механично стягивая волосы, — щеки пылали жаром, глаза блестели как у пьяной, губы подрагивали.

Мы много чего перепробовали за год. Разные игрушки, переодевания, сценарии. Кое-что было удачно и принесло неземное наслаждение, кое-что закончилось провалом, над которым мы смеялись.

Но я ни разу не находилась на грани обморока от волнения.

Ирий тоже избавился от футболки и теперь разматывал веревки, отчего его стальные мышцы завораживающе перекатывались под кожей. Бицепсы бугрились, широкая грудь часто вздымалась, алые жгуты скользили между пальцами — меня прострелило возбуждение, приковав к месту.

Да, красив, гад, и с каждым днем только хорошеет. Наверное, из-за того, что он подарил мне тысячи часов чистого удовольствия, я бурно возбуждаюсь, едва он снимает футболку. Или когда смотрю на его ловкие пальцы, руки — они могут творить чудеса с моим телом. А губы — вообще прямой билет на небеса.

— Садись.

Не приказной тон, а спокойный и уверенный, но ноги подогнулись. Я опустилась на край кровати, недалеко от зеркала на туалетном столике — мне иногда нравилось наблюдать за нами во время секса. Я кинула взгляд своему отражению, будто в поисках поддержки.

Мне нужно увидеть всех его тараканов прежде, чем мы поженимся. Не превращается ли он в другого, чужого человека, когда исполняет свою самую сокровенную фантазию? Не испугает ли он меня? Могу ли ему безоговорочно доверять?

Ирий забрался с ногами на кровать позади меня, развел колени в стороны, накрыл мою шею ладонью и заставил откинуться назад, на его грудь. Я невольно прикрыла глаза, растворяясь в тепле и запахе любимого мужского тела. Его пальцы с нажимом двинулись вниз, по зоне декольте к груди, высекая за собой искры на коже.

Он дышал напряженно и шумно, будто сдерживал своих извращенных демонов, выпуская на волю по одному, не толпу, которая на меня набросится и сожрет за раз.

Соски затвердели, груди налились тяжестью — Ирий будто нарочно не касался к ним, водил пальцами между ними, гладил живот, бока, плечи. Страх постепенно уходил, я отдавалась волнам возбуждения, что накатывали раз за разом, все мощнее и мощнее.

Повернуться бы лицом к Ирию, прижаться голой грудью к его торсу, слиться с пухлыми губами в неистовом поцелуе, но все потом, потом. В волнах возбуждения плавали мелкие, тонкие лезвия, жалили, только не ранили — так откликался страх. Ирий медлил, веревки лежали рядом. Оттягивал тот момент, когда узнает мою реакцию.

— Не расслабилась? — спросил хриплым шепотом на ухо. — Я чувствую, как нитки напряжения еще держат тебя в тисках. Почувствуй, как мои руки ласками распутывают их, избавляют тебя, освобождают.

Его голос вводил в волшебный транс.

— Ты свободна, обнажена, и я тебя укутаю в самые крепкие и безопасные объятья. Ты в них, как в броне, защищена от всех невзгод. Эта броня свита из любви и заботы.

Жгут ласково обвил расслабленные, податливые плечи, веревки монотонно зашуршали, сливаясь с низким голосом Ирия в гипнотизирующую песню. Я погружалась в нирвану безмятежного спокойствия, отключаясь от реальности. Только безропотно отмечала про себя, что Ирий завел одну мою руку за спину, надежно закрепил переплетением, узлами, пересекая грудную клетку, оставляя мне пространство для вдохов. Затем вторую податливую руку завернул так же.

Не шевельнуться. Но ни капли насилия. Веревки чудом переплетались так, чтобы не вырвать меня неудобством из хмельного блаженства.

Ирий еще что-то говорил, но я улавливала лишь низкие вибрации его голоса, погружаясь глубже и глубже в забытье, где хорошо, легко, безопасно — так ощущается полное доверие.

— Ты в порядке? Бесовка? — взволнованный голос вытянул меня на воздух из-под толщи ласковой воды. Я подняла тяжелые веки — голубые глаза оказались прямо передо мной. Язык не шевелился, будто его пришпилили к небу. Я с трудом кивнула. И перевела взгляд к зеркалу.