Рубаха трещит по швам на могучей груди, и, того гляди, треснет не то что от первого же движения, а просто — от глубокого вдоха, штаны, которые так и тянет назвать портами, сапоги…
Хорошо, что эти выдающегося размера сапоги не обнаружила богатырская шатия-братия во время досмотра. Плохо, что их не обнаружила при инвентаризации я (портки, чуть поднапрягшись, я все же вспомнила: еще же удивлялась, до чего странное подношение для ведьмы!).
Странно, что на нем нет пояса: не подпоясанных в этом мире я пока не встречала. Теплились в голове какие-то смутные, невесть где подхваченные воспоминания, что для наших предков это было важно…
А еще, исходя из того, что штаны с сапогами ему по размеру, а рубаха — явно тесна, можно сделать сразу два вывода.
Первый: это не его рубашка. Второй: Гостемила Искрыча можно смело брать с собой, если соберусь идти на дело: домовой в Премудром урочище полностью лоялен.
Вплоть до того, чтобы не отдать большому и страшному мужику его собственную рубашку, только потому, что она понравилась хозяйке.
Я бы, например, не рискнула.
Богатырь покрутил головой, потер шею.
Я невольно стрельнула взглядом туда, где на коньке будки так и висел на цепи собачий ошейник. Илья отследил мой взгляд — и еще больше нахмурился.
— Там, в Малых Елях…
— Стоп. К Малым Елям вернемся потом. Сперва, добрый молодец, объясни-ка мне, что происходит. Почему и как ты здесь оказался, с какой стати в таком виде и отчего, скажи на милость, сразу не представился?
На часть этих вопросов, положим, я и сама знала ответы. По крайней мере, догадывалась. Но пусть лучше он сам и внятно их подтвердит или опровергнет.
У богатыря желваки по скулам перекатились — хотя, как по мне, не с чего.
И я имею право знать, кто он и с какой целью втирался ко мне в доверие.
— С Премудрой поссорился. Сговорился об услуге взамен на службу малую, а задания ее выполнить не смог. Вот она и взяла плату по своему выбору, ведьма ста… старая.
Илья осекся, спохватившись, что говорит сейчас с ведьмой молодой, но все ж договорил, упрямо зыркая на меня из-под бровей. А я только усмехнулась: сама я и не так бы ее сейчас назвала, за такую подставу. Да и к Гостемилу Искрычу, к слову сказать, вопросы возникли...
Но это всё потом. Пока же…
— Почему сразу не представился, как положено? — нахмурилась я. — Неужто нравится, когда тебя вровень с собакой держат?!
Он потянул в себя воздух, и я испуганно прижалась пятой точкой к ступеньке: сейчас рванет!
Но богатырь себя в руках удержал.
— Такая уж моя при тебе служба, матушка! Мне против слова твоего шагу не ступить — и без слова твоего тоже не шагу не ступить.
И меня до костей пробрало — столько едкой горечи, задавленной злости и неприязни было в его голосе и в этих словах.
Как будто это я живого человека на цепи держала!
Как будто это я виновата, что он влез в долги, с которыми расплатиться не смог!
Спокойно, Лена. Он больше двух месяцев прожил на цепи, вполне естественно, что он злится. Никто же не сказал, что он злится именно на тебя?
Если честно, у меня пока что в голове не укладывалась открывшаяся правда: у меня на цепи сидел человек.
Как животное.
То есть, здешняя ведьма превратила человека в собаку, посадила в будку и так держала два месяца.
Ничего удивительного, что репутация у Премудрых такая, что лесная нечисть мне кланяется, а местные в мою сторону чихнуть боятся.
Некоторое время помучавшись, как спросить “а по какому принципу ты оборачиваешься” но так, чтобы быть понятой, я наконец-то подобрала слова:
— Как работает твое превращение?
— А как тебе надо — так и работает!
Спокойно, спокойно. Сидел мужик на цепи, одичал, вот и рычит.
Бояться мне нечего: я прекрасно помню, какие условия наложила на него старуха.
Взгляд на богатыря в упор.
Молчаливое ожидание ответа.
Илья не впечатлительный домовой, который от такого превентивно начинал каяться во всех грехах и на всякий случай соглашался со мной в чем угодно, Илья только щекой дернул.
— Я превращаюсь в человека, когда тебе, Премудрая, это надобно.
— Как часто?
— Что — как часто? Превращался? Дважды. Послушай, Премудрая, сегодня в Малых Елях…
— Подожди… — попросила я, нахмурившись. — За всю службу ты превращался в человека дважды?
Это же очень мало! Это же жестоко…
— За те два дня, что ты здесь, — поправил меня богатырь. — И за всю службу, выходит.
Так, стоп.
— И как это я дважды умудрилась не заметить?
— Так ты сомлела в первый раз, — ухмыльнулся Илья. — А во второй — спала.
До меня постепенно доходило, что в кроватку меня укладывал не Гостемил Искрыч с помощью домовой магии, а вот этот тип и вручную.
Ленка, он не то что ничего тебе не сделал, он ничего и не видел! И навредить он тебе по умолчанию не может! А что на руках таскал— ну так и что, ерунда какая, и чего я так распсиховалась, ну в самом деле, ну правда!
— А в Малых Елях...
— Да подожди ты со своими Малыми Елями! — сорвалась я, и голос от таких открытий осекся до позорного писка.
— А ты думай, какие приказы отдаешь! — сорвался в ответ Илья, и от его рыка, кажется, содрогнулись даже бревна частокола. — Коль уж я у Премудрых вместо пса, так уважения и не жду, но и псу понимать нужно, за что его ошейником душат!
А я вдруг успокоилась.
Совсем успокоилась.
Так успокоилась, что самой жутко стало.
— Что за приказ? — вопрос вышел властным, но я больше не собиралась разговаривать с ним вежливо-дружелюбно, а удачного тона не подобрала, так что ну и пес с ним.
— В Малых Елях ты мне приказала “Дома расскажешь”, — торопливо и вроде бы даже с облегчением заговорил Илья.
Видно, отданный и неисполненный приказ и впрямь его давил.
— Ты, Премудрая, тогда чащобника спросила, отчего на материн зов не вышел. Рассказываю: не мог. Он в склад забрался, да под мешками с пшеницей от людей и спрятался. А после пшеницу солью поверх заложили. Соль же над всякой нечистью силу имеет, а нечисть силы лишает. Вот он и не мог выбраться, пока я в складе его по запаху искать не стал, да один из мешков с солью не сдвинул. Тогда уж он в проем и ринулся.
Я кивнула. Уточнила на всякий случай:
— Это всё? Или тебе еще что сказать нужно?
Илья от вопроса снова желваки перекатил, но склонил почтительно голову:
— Всё, Премудрая. Больше мне ничего тебе сказать не нужно!
— Ну, тогда послушай. Мне есть, что сказать.
Я набрала в грудь воздуха, и заговорила:
— Вот что, Илья-богатырь. Добровольной службы я от тебя не дождусь, а подневольной мне не надобно — ну так свободен! Не нужны мне с тебя ни долги, ни защита. Гостемил Искрыч!
Домовой явился на зов мгновенно.
— Да, матушка!
— Отдай богатырю всё его имущество.
— А…
— Всё, я сказала! — и в моем голосе отчетливо послышалось лязганье железа.
Гостемил Искрыч с исчез хлопком, не успела я еще договорить
А когда явился, на вытянутых руках он почтительно протянул Илье оружейный пояс и меч в ножнах.
Рубаха раздора шлепнулась богатырю под ноги сама и с куда меньшим почтением.
— Выход там, — напомнила я, когда Илья принял оружие и подобрал одежду.
Он попытался было что-то сказать, но мое спокойствие и так уже пошло опасными трещинами.
— Вон со двора!
Мне не хотелось терять лицо при богатыре. Не хватало еще, чтобы он стал рассказывать своим побратимам, какая нынешняя Премудрая на самом деле хлипкая истеричка — в сравнении с прошлой-то, которая была ух!
И не хотелось проверять, что я могу сотворить, если спокойствие с меня вдруг слетит.
Ворота открылись перед богатырем с противным скрипом, а закрылись за его спиной с грохотом.
Странно, все же: когда утром я в них выезжала — даже не пискнули. Еще вспомнилось почему-то, что Булат и уезжая, и возвращаясь, забор перепрыгнуть даже не пытался, прошел через ворота как миленький — и это при его-то хулиганском характере… Надо будет потом об этом подумать.