Серый ухватил меня за руку и потащил, как я сама его недавно тащила в лес, чтобы показать Булата.

— Смотри, Лен, это твоя комната. Я подумал, тебе нужно комнату подальше от нашей и детской делать, чтобы мы друг другу не мешали. И гляди: у тебя отдельный санузел, вход только из твоей спальни. И окна на лес. Ты же всегда любила лес...

У меня перехватило горло и защипало глаза.

Сергей запнулся, и оборвал собственную бодрую скороговорку. Внимательно и пытливо посмотрел мне в глаза:

— Лен, в моем доме тебя всегда будет ждать твоя комната. Помни об этом, пожалуйста, Лен.

— Вы долго там еще? — как нельзя более вовремя донесся до нас голос Оксаны с первого этажа. — Заканчивайте, давайте, экскурсию, у меня всё готово!

Вниз мы оба спускались с нарочито бодрыми лицами, усиленно делая вид, что ничего особенного не произошло.

— Ого! — не сдержала я удивления при виде дожидавшегося нас накрытого стола. — Откуда изобилие?

— Я доставку заказала, — отмахнулась Оксана, но только усугубила мое обалдевание.

— Оксан, у вас тут деревня из одной улицы, какая доставка?!

Она рассмеялась:

— Деревня-то деревня, а живут-то в ней горожане! Позвонила соседям, у них дочь и сын подростки, за умеренное вознаграждение мигом метнутся на велосипедах в магазин. Всё привезут лучшим образом, обязательно возьмут чек, сдачу вернут до копейки. Могут даже позвонить из магазина и принять платеж переводом!

— А “умеренное вознаграждение” — это сколько? — мое любопытство сидеть тихо не желало и тут же подало голос.

— А у этих паршивцев твердой таксы нет, — расхохотался Сергей. — Они процент от суммы заказа берут!

***

— Слушайте, вы прям молодцы! — поделилась я впечатлениями от “экскурсии”, пока Оксана раскладывала по тарелкам еду. — Я думала, вы еще лет десять строиться будете, а тут еж, считай, готовое жилье.

— Ему последний месяц шлея под хвост попала, пластается со своей стройкой, как ненормальный, — недовольно фыркнула невестка. — Сперва на работе пашет, потом здесь пропадает. Я его не вижу почти! Сегодня за ним сюда приперлась, чтобы хоть вспомнить, как мой муж выглядит! В кредит влез… Вот скажи, Сереж, почему нельзя строить дом в спокойном темпе, не убивая себя?

Оксана, по мере своей речи, все больше заводилась, и вопрос, обращенный к мужу, прозвучал уже откровенно сердито и явно не впервые. Я ожидала, что брат начнет оправдываться, постарается успокоить жену — но он только ухмыльнулся в ответ, и явно был полностью доволен собой.

— Деньги, Лен, всё упирается в деньги, — вздохнул он. — Так-то ты права: коммуникации подведены, минимальные удобства есть, в принципе, в доме жить уже можно. Но… не хочется Оксанку в такие условия тащить.

Они переглянулись.

— Не хочется ему! — приподняла брови Оксана, и даже головой покачала, будто изумляясь такой наивности. — Можно подумать, я бы согласилась!

Брат снова усмехнулся — нежно, любовно.

Повернулся ко мне:

— Вино будешь? Меня тут соседи угостили домашним.

Не дожидаясь ответа, достал из шкафа бутылку, набулькал прямо в кружки.

— За твое возвращение, сеструха!

Я пригубила. Ну… ничего, пить можно. Поболтала темно-красную жидкость, принюхиваясь, и спохватилась:

— Оксан, а ты?

— Не-не-не! — открестилась невестка. — Мне нельзя!

И такой у нее был вид, гордый и самодовольный, что кто угодно сообразил бы — дело уж точно не каком-нибудь приеме антибиотиков.

И именно по этой причине брат вдруг с места в карьер кинулся достраивать дом.

Ну-ка… я сосредоточилась и постаралась перестроить зрение, как учили в книге Премудрых.

Так и есть! В районе Оксаниного живота едва заметно мерцала нежным перламутровым светом искра новой жизни.

Даже не подумав, во что мне это обойдется, я потянула на себя силу. Не местную, колючую и сердитую ко мне, а родную, темнолесскую. Краем разума отметила, что ее стало больше после вызова Булата, словно близость богатырского коня упрочнило нить, тянувшуюся ко мне от Урочища. А потом легкими, едва ощутимыми движениями, я укутала эту жизнь, размером с кулачок, своей силой. Мягкими мазками, словно растушевывая невесомую растянула шлейф защитного полога на мать. Последним волевым усилием завязала узелок так, чтобы в момент родов магия разделилась поровну, и, не вмешиваясь в процесс, в котором я ничего не понимаю, просто придала младенцу и роженице сил, и оборвала нить.

Мамочки… Мамочки мои!

Получилось! Первый раз в жизни с первой попытки получилось!

Извини, Кузьма, но сегодня я свое обещание не выполню Как-нибудь в другой раз.

Глядя на мою обалделую физиономию, эти двое дружно покатывались со смеху.

— Ну, что, сестренка, поздравляю! Где-то через полгодика ты станешь тетей! Чин-чин!

Обратно в город я возвращалась, что называется, в смятенном состоянии духа. Немного завидовала Сергею с Оксанкой, не без того. Вспоминала наш разговор с ним, и в лесу, и в доме — и к глазам подкатывали слезы.

Надо же, как по-разному отреагировали на мой рассказ два самых близких мне в этом мире человека. Лялька, с ее авантюризмом, огромным жизнелюбием и таким же громадным любопытством, в первую очередь хотела знать, что было там.

Приземленного, надежного Серегу интересовало — как я здесь?

Надо же, Серый теперь не только старший брат и муж, а еще и будущий отец…

И комната эта… С видом на лес, надо же. Я ведь и сама уже забыла о том, что всегда любила лес — а он, неожиданно, помнит. И боится за меня, и переживает. И дорожит мной больше, чем я от него, практичного и сдержанного, могла ожидать.

Интересно, как Оксана отнеслась к его решению выделить одну из комнат в доме сестре? Вряд ли, конечно, с энтузиазмом — но и не похоже, чтобы возражала. С моей обострившейся чувствительностью сейчас я бы это поняла.

Любят друг друга… Я всегда знала, что у Сережки с Оксаной крепкие отношения, но сейчас начала это просто видеть.

И ребенок у них будет…

Я сидела в автобусе, прислонившись виском к окну, мелко стукалась головой о стекло на каждой колдобине дороги, и упрямо не меняла позу. Слезы текли по моему лицу ручьем, а у меня не было ни сил, ни желания их останавливать.

К счастью, ни во дворе, ни в подъезде я ни с кем из соседей не столкнулась.

Скинула обувь на пороге, ввалилась в спальню, и, как была, плашмя рухнула на кровать. Поскулила немного, обняв подушку, и как-то незаметно уснула.

Снилось Темнолесье. Во сне я снова летела над ним, но не лебедью, а бесплотным духом, вездесущим и всеведущим.

Вот внизу мелькнули Малые Ели, одна из крыш приблизилась, и я вдруг оказалась внутри избы, где глубоко беременная миловидная женщина с округлым ссорилась с крепким молодым мужиком.

— Куда тебя несет, — кричала она, потрясая полотенцем. — К кому? Нет ее! Кому кланяться будешь?! Колдуну этому малахольному? И думать не моги, слышишь меня!

Мужик хмурился, но упрямо топырил пушистую бороду — и продолжал собираться.

Я отчетливо знала, что собирался он ко мне: к Премудрым испокон веку ходили на поклон просить защиты для беременной и нерожденного еще дитя, чтобы носила легко, чтобы роды прошли гладко. Просить почему-то шла не сама беременная, а непременно муж или кто-то из родственников: свекры, родители. Прабабки-прадеды. Собирали подношение — в таком деле скупиться не след — приходили, почтительно просили принять под свою опеку родственницу и ее чадо, не оставить милостью и защитой… И только распоследняя никому не нужная горькая горемыка приходила кланяться за себя сама.

У этой вот муж тянул-тянул — все хотел подарок побогаче собрать, ну и дотянулся: вместо матушки Премудрой в Урочище нынче непонятно кто: чужак, колдун, и что от него ждать, никому не ведомо.

А в избу тем временем на шум заглянула женщина в годах, с лицом худым и строгим, судя по сходству черт, доводящаяся мужику матерью. Зыркнула на молодую: