В конце концов они добрались до страницы, содержащей затылочные доли мозга и мозжечок, отвечающий за равновесие. Тотчас нахлынули тошнота и головокружение. И вдруг все страницы разом слились в Шеннона-призрака, голова которого высунулась из лежащей на полу открытой книги.

Шагах в пяти от него с разбитого в щепу стола свисал обмякший парусиновый змей, по которому водила пальцем, выписывая сложные узоры, женщина в пышной зеленой мантии. Увидев тюрбан с прицепленной вуалью, закрывающей нижнюю половину лица, призрак догадался: это иерофантка, воздушный маг. Считывает чары змея, наверняка выясняя, что побудило боевой конструкт ворваться в библиотеку.

Шеннон плохо владел иерофантским языком, поэтому разобрать руны, которые творила женщина, ему не удалось. Зато он помнил, что иерофантские заклинания свободно перемещаются лишь в толще ткани, вне материи сразу же развеиваясь по ветру…

Хвост змея, слабо затрепетав, нацелился прямо на него.

Призрак тотчас втянул голову обратно в книгу. Сознание расплескалось по страницам, и окружающий мир исчез. Лишь усилием воли удалось удержать вместе фрагменты текста, относящиеся к лобным долям.

Время летело быстро — и в то же время не двигалось вовсе. Память и эмоции почти стерлись, зато логическое мышление работало безотказно. Наверное, это к лучшему. Положение как раз требовало холодного и трезвого взгляда.

Кто-то оставил Шеннону записку с сообщением, что он убит. Призрак, судя по всему, покинул своего автора еще до убийства, поскольку дух, застающий момент смерти в теле, теряет связность сознания.

Так где же и когда убили его автора? После выхода из долины Небесного древа? Кто-то из приспешников демона Тайфона? Или чарослов, решивший, что Никодимус и есть Буревестник? Из мутного омута призрачной памяти всплыла единоутробная сестра Никодимуса.

Еще в Звездной академии Никодимус узнал, что Тайфону и Фелрусу противостоит подпольный Альянс святых еретиков. Противоборствующие стороны веками плодили потомков императорского рода, раз за разом убивая наследников противника, пока Тайфон не сделал ход конем, заточив в изумруде способности Никодимуса к чарописанию и низведя мальчишку до жалкого какографа, в котором никто не заподозрил бы имперца. Однако после рождения Никодимуса его матери удалось сбежать от демонопоклонников и под защитой Альянса произвести на свет его единоутробную сестру.

Эту самую сестру, которую никто не лишал способностей, прочили на роль Альциона — чарослова, которому, согласно пророчеству, предстояло остановить Разобщение. Альянс, вне всякого сомнения, сызмала ставил перед ней цель отыскать и прикончить ставленника Тайфона. То есть Никодимуса.

А значит, Шеннона могла убить эта самая сестра или кто-то из ее людей.

Потом призрак вспомнил о записке, оставленной на книге. Кровавая клякса, затем «наши воспоминания в ней» и еще одна кровавая клякса. Без знаков препинания и заглавных букв. Как сие понимать?

Нуминусное послание требовало разыскать клирика Франческу де Вега. «Только она поможет вам найти убийцу», — говорилось в нем. Шеннон не успел собрать все осколки рун, возможно, там было еще что-то.

Но связаны ли два этих послания между собой? Значит ли «наши воспоминания в ней», что память Шеннона хранит клирик Франческа? И почему «наши» воспоминания?

Может, текст исказили кровавые пятна? Что, если на самом деле там не «наши», а «ваши»? Или под второй кляксой скрывается продолжение? Например, «ваши воспоминания в неизвестных руках». Нужно найти Франческу де Вега.

Призрак, по-прежнему не в силах оценить, сколько он уже сидит в книге, задумался, какая часть текстового сознания отвечает за ощущение времени и удастся ли ее присоединить. Однако попытка послать поисковые фразы успехом не увенчалась: что-то крепко стиснуло их, не давая двинуться. Он попытался еще раз, другой, и только тогда понял, что его прибежище, судя по всему, закрыли. Должно быть, иерофантка, редактировавшая змея.

Неужто ему теперь томиться на полке десятилетиями, пока кто-нибудь не возьмет книгу? Может, удастся отыскать немногочисленные абзацы на магнусе и с их помощью приподнять обложку?

И вдруг страницы перестали давить. Голова выскочила над распахнутым разворотом, словно пробка из бутылки. Призрак снова таращился из раскрытой книги, лежащей на полу. Перед ним тянулся коридор, где он недавно уворачивался от змея, а рядом стояла иерофантка из библиотеки. Видимо, выронила фолиант из рук.

Женщина отстегнула вуаль, лицо ее исказилось, а с губ сорвался непонятный возглас. Глаза расширились от ужаса, руки метнулись ко рту. Вот она опустила изумленно взлетевшие брови, пытаясь сосредоточиться. Тишина. Затем поток неразборчивой тарабарщины.

Шеннон ругнулся беззвучно, догадываясь, что речевые центры иерофантки сковало неизвестное, но мощное заклятье. Классический случай афазии.

Тарабарщина то нарастала, то ослабевала. На нее откликнулся далекий хор голосов. Жрица двинулась к ним.

Шеннон, высунувшись из книги, проводил иерофантку взглядом. Потом, представив книгу опорой, сосредоточил фразу на магнусе в подбородке и неловко перелистнул им страницу. Из нового разворота показались сперва пальцы, потом правая рука целиком.

Усилием воли он заставил три серебряные фразы в восстановленной руке перевернуть страницу, из которой торчала голова. Мир накренился, а затем весь составляющий Шеннона текст начал собираться воедино, высвобождаясь. Страницы листались быстрее и быстрее, отпуская абзац за абзацем, из которых ткалось тело. И когда последняя страница, перевернувшись, вытолкнула призрак из себя, он проскользил несколько футов по полу и замер.

Вой в глубине коридора усилился. Осторожно поднявшись, Шеннон направился обратно в библиотеку. Дверь была открыта. Внутри рядом со стопкой книг лежал сложенный змей. Похоже, иерофантка его разрядила. Шеннон выглянул в окно — все чисто, никаких боевых конструктов. Можно считать, что до поры до времени ему ничего не грозит.

Повернувшись, он припустил вслед пораженной афазией иерофантке. Коридор изгибался плавной дугой. За окнами виделись черепичные крыши, затейливо украшенные песчаниковые минареты и фрагменты городского пейзажа. Через каждые шагов тридцать от широкого коридора ответвлялись более узкие, ведущие в центр купола.

Бессвязный речитатив взлетал и опадал волнами, перерастая в истеричные модуляции. За поворотом Шеннон успел мельком увидеть иерофантку, прежде чем она пустилась бежать. Он поспешил за ней, держась на безопасном расстоянии. Откликающиеся голоса стали громче. Женщина побежала быстрее. Шеннон тоже ускорил шаг.

И тут его что-то остановило.

Он оглянулся. Коридор привел его на другую половину святилища, погруженную в тень. Солнце сюда не проникало, и стекавшиеся к центру купола узкие радиальные коридорчики тонули во мраке. Но почему он вдруг остановился? Предчувствие?

Вот, снова! Шеннон подскочил от неожиданности.

Едва уловимый звук, на грани слышимости. Он двинулся к нему, в противоположную сторону от скрывшейся иерофантки.

Опять оно. По призрачной коже побежали мурашки.

— Шеннон, — шелестел слабый голос. — Шеннон…

В нем чудилось что-то смутно знакомое.

У Шеннона задрожали руки. Ему вдруг захотелось вернуться в раздробленное на текстовые фрагменты состояние, лишающее способности чувствовать эмоции вроде ужаса.

— Сюда, — звал шелестящий шепот.

Вздрогнув, Шеннон понял, что звук доносится из уходящего к центру купола коридора.

Кто-то притаился в темноте — сгорбленная фигура, привалившаяся к стене. Тощий старик? Нахохлившееся на его плече существо захлопало крыльями.

— Кровь и пламя! — беззвучно выругался Шеннон и отпрянул.

— Нет! — взмолился старик. — Постой! Пожалуйста…

Шеннон замер. Скрипучий голос был полон отчаяния.

— Мы знакомы. — Старик сделал несколько нетвердых шагов навстречу. — Ты меня знаешь.

Шеннон попятился — и снова остановился. Да, наверное, знакомы. Но память… она такая обрывочная.