Меня тут же снабдили наличными, и я сразу выбежал из дома. Рядом появился Гоблин.

«Этот раунд должен быть наш, старина, – сказал я. – Ты со мной согласен? Ребенок наделен блестящим умом. Я не могу его оставить».

«Ты всегда знаешь, что сказать, Тарквиний, – ответил Гоблин. – Но как я смогу поехать с тобой в Европу? Тарквиний, я боюсь».

Я почувствовал внезапный укол сочувствия и страха.

«Ты сейчас очень счастлив, Тарквиний, – продолжал Гоблин. – Помни обо мне. Помни, что я люблю тебя. Помни, что я здесь».

«Я всегда помню, – заверил я Гоблина. – И помню, как обещал, что буду держать тебя за руку. Всю дорогу в Европу я буду держать тебя за руку. Так мы и поступим. В самолете ты будешь сидеть рядом со мной».

Я вновь метнулся в дом – решил убедиться, что тетушка Куин не забыла заказать дополнительный билет в первом классе для Гоблина. На мой вопрос она ответила, что у нее и в мыслях не было сажать такого важного члена нашей компании в эконом-классе. За кого я ее принимаю? – возмутилась тетушка.

Я вновь ехал по знакомому маршруту к старому трейлеру, но Гоблин, сидевший рядом, все еще мучился неуверенностью.

«Европа далеко, Тарквиний», – он.

«Это не важно, приятель», – ответил я.

«Стирлинг говорил, существует два типа привидений, – продолжал Гоблин. – Те, кто привязаны к какому-то человеку, и те, кто привязаны к определенному месту».

«Господи, выходит, ты все слышишь?» – удивился я.

«Не все, Тарквиний, – прозвучало в ответ. – У меня не получается находиться одновременно в двух местах, о чем я иногда жалею. Я бы отправился в Обитель Таламаски, Тарквиний, и узнал там все насчет духов, чтобы стать самым лучшим духом, когда-либо существовавшим. Я понимаю, мне нужно, чтобы ты меня видел, Тарквиний. Я понимаю, что люблю тебя. Я понимаю, что все это правда, даже когда ненавижу тебя, Тарквиний».

«Разумеется, все не так, Гоблин, – резко ответил я. – Просто у тебя случаются приступы дурного настроения, только и всего. А теперь помолчи. Мне предстоит очень важное дело».

Я подъехал к трейлеру и обнаружил там все вверх дном, так как «дамы» Грейди Брина перевозили «все вещи» в новостройку «Осенние Листья», в предместье Руби-Ривер-Сити. Как чудесно, что все произошло так быстро! Я сам так распорядился, но не верил, что все это осуществится. И кто же вышел ко мне навстречу, как не мой черноголовый кудрявый мальчик в синем форменном блейзере своей католической школы!

«Хочешь завтра вечером отправиться в путешествие по Европе? – спросил я. – Без шуток!»

Мальчик онемел. Потом, побледнев и заикаясь, произнес:

«Я не могу оставить Бриттани». – И покачал головой.

«Клянусь, я все ей восполню. И сам сообщу ей новость. Договорились? Я не могу сейчас увезти ее от Терри Сью, сам понимаешь».

Я поймал Бриттани за ручку, когда она подошла поближе. Она слышала весь наш разговор.

«Я все тебе восполню, ягодка моя, обещаю, – заверил я девочку. – Позволь мне сейчас увезти Томми, и, клянусь Богом, я все сделаю, чтобы и ты скоро куда-нибудь съездила. Честно-пречестно. И у тебя тоже будет праздник».

«Все нормально, – сказала девочка. – Томми, поезжай. Ты ведь у нас единственный, кто всегда говорит о книгах и всем таком прочем».

«Бриттани, в новом доме тебе будет хорошо, – продолжал я. – У тебя будут новая школа и новые друзья, а в доме появится служанка, которая будет делать всю работу, и няня, чтобы помогать с малышами».

Девочка не смогла до конца осознать то, что услышала. Я сразу это понял. Она смотрела на меня как завороженная.

К нам направлялась Терри Сью, держа ребенка на боку. На ней был розовый полиэстровый костюм и туфли-лодочки, волосы вымыты и причесаны, а на пальцах новые накладные ногти.

«Почему твои родные все это делают для нас? – спросила она. – Папашка никогда ничего не делал».

«Не важно. Просто позвольте мне забрать с собой Томми в Европу. Позвольте увезти его прямо сейчас. Все, что понадобится, – свидетельство о рождении и его вещи. Я хочу успеть попасть в новоорлеанский Федеральный офис по выдаче паспортов, пока он не закрылся».

«Нет у меня никакого свидетельства о рождении, – ответила Терри. – Томми, ступай собери вещички. Ты тут что-то сказал насчет Европы – что, в самом деле Европа?»

«Поторапливайся, Томми, – крикнул я вслед убегавшему мальчику. – А свидетельство я смогу получить в суде. Спасибо, Терри Сью. Здесь пять тысяч долларов».

Она уставилась на конверт.

«Это еще зачем?» – спросила женщина.

«Я собирался отдать вам эти деньги, если бы вдруг вы заспорили. Видимо, они все равно вам причитаются, раз вы не стали спорить».

«Ты не в своем уме, Квинн Блэквуд. Папашка всегда так говорил. Он был уверен, что из тебя ничего не получится. Но лично я считаю, что уже получилось!»

«Что ж, спасибо, Терри Сью, – сказал я. – Меня это действительно утешает. Когда-нибудь вы расскажете мне, что еще говорил Папашка. Кстати, а это не его младенец?»

«Я ведь не жалуюсь, так? Не знаю, чей это младенец, так что попридержи свой язык», – ответила Терри.

Томи уже летел ко мне на всех парах, держа в одной руке все свои книжки, а в другой – наволочку с одеждой, перекинув ее через плечо. Я, смеясь, попятился и поймал его одной рукой.

«Теперь слушайся Тарквиния, Томми Харрисон, вот что я тебе скажу, – строго наставляла сына Терри Сью. – И не забывай про уроки».

Я обнял ее правой рукой и чмокнул в лоб.

«Я буду хорошо за ним присматривать, – сказал я. – И в школьный комитет напишу. Грейди Брин обо всем позаботится. Он держит свое слово».

И мы уехали.

Разумеется, ни в какой офис в Новом Орлеане мы уже не успевали, зато мне удалось получить свидетельство о рождении в городском суде Руби-Ривер-Сити.

После этого я вернулся домой и засел с Алленом за планы реконструкции Хижины Отшельника. Работы должны были проводиться во время моего отсутствия. Я ни секунды не сомневался, что делаю это все ради себя самого. Я презирал, я ненавидел таинственного незнакомца! Хижина Отшельника так и стояла у меня перед глазами, и эта Хижина была только моя.

Благодаря тому, что накануне ночью я составил подробный список требований, Аллен успел к моему приезду доставить образцы краски и мрамора, и я выбрал самые красивые цвета и плитку для новых полов. Что касается бронзовой лестницы, то я набросал несколько эскизов, мы согласились, что она будет похожа на стиль барокко и что Аллен пригласит местных архитекторов – Басби, Бэгота и Грина, которые провели всю послевоенную реставрацию и могли посоветовать, как отделать окна, как пристроить ванную, в чем я совершенно не смыслил.

«Действуй без страха, – сказал я. – Ты знаешь мои вкусы, у тебя есть мои эскизы и список требований. Не дожидайся моего одобрения каждого шага. Для меня более важно поскорее закончить работу. Я буду время от времени тебе звонить. Начинай действовать».

Я видел, Аллен был в восторге от предстоящего интересного дела. Тем не менее он покачал головой и сказал, что дело трудное и я должен это понимать – ведь предстоит перетащить на остров весь этот мрамор. Зато он точно знает, как нужно его уложить, и эту работу никому другому не доверит. Что касается окраски, то здесь тоже сложная подготовительная работа, по-настоящему сложная, и ее он тоже никому не доверит, кроме себя.

«Ты мой герой, – сказал я. – Ты со всем справишься. А теперь еще одно предупреждение напоследок: никогда не оставайся на острове после темноты».

«Ну, это могли бы и не говорить. К трем часам наш след там уже простынет».

«Обещай мне», – сказал я.

«Даю слово».

«Ладно, на следующей неделе я позвоню».

Вот так было покончено со всеми задачами Возмужания.

Около четырех часов дня, когда начало темнеть, у меня начался приступ паники небывалой силы. Мне казалось, что болото подползает к дому – Бирнамский лес, наступающий на Дунсинан[21]... – и желание увидеть Мону стало абсолютно неуправляемым.

вернуться

21

Намек на слова Макбета: «Я смерти не боюсь, пока в поход на Дунсинан Бирнамский лес нейдет». («Макбет». Акт V, сцена 3. Перевод Ю. Корнеева.)