Марк сказал таксисту название поло-клуба, как запомнил его на слух. Он не сводил глаз с видневшихся на горизонте башен Петронас — к ним они и направлялись. На таком расстоянии башни казались двумя гигантскими кукурузными початками, увенчанными колоссальными антеннами. Они стояли возле ипподрома. Ощущение, что это сон, усиливалось. Все вокруг было усеяно золотыми искорками, все тонуло в розовом тумане. Но самым странным оказалось отсутствие контраста между голубоватыми зданиями и зеленеющими холмами. В это время суток они будто обменивались красками, смешивались двумя цветными потоками. Здания приобретали оттенок растительности, а леса наполнялись отсветами стекла, блеском серебра.

Такси остановилось у аллеи, засаженной деревьями. Марк очутился в каких-то зарослях. Деревянная изгородь окружала просторный загон. Название поло-клуба красовалось на доске, в стиле Дикого Запада. Поодаль в серой пыли вырисовывались бревенчатые строения, а между ними можно было разглядеть зеленое беговое поле.

Он зашел за изгородь. Ноги тонули в песке. Запах навоза и конского пота ощущался все сильнее. Несмотря на этот запах и неухоженный вид конюшен, Марк почувствовал, что теперь он очутился в мире богатеев. Он увидел закрытый манеж, где детишки в костюмах для поло от Ральфа Лорена усаживались в седла, боксы, где нетерпеливо топтались породистые скакуны, чьи копыта были заботливо обернуты тканью. Настоящие ложи для аристократов. А где же сцена?

— Это ты Frenchie[3]?

Марк обернулся. Из конюшни вышел худой узкоплечий мужчина в белой блузе. Длинные черные волосы, обвислые усы мексиканского бандита. Он подошел, стягивая окровавленные резиновые перчатки:

— Аланг. — Они обменялись рукопожатием. — Привет, man.

Внешность Мустафы ибн-Аланга соответствовала его голосу. Настоящий современный малаец. Золотистая кожа, невыразительные черты лица, узкие черные глаза под густыми бровями. Заслуживала внимания стрижка: клином на лбу, длинный напомаженный кок на макушке. Аланг напоминал рокера семидесятых годов, в стиле группы «Глиттер». Он сунул перчатки в карман блузы, также перемазанной кровью.

— Я тут сейчас подхалтуриваю, — пояснил он со своим тягучим акцентом. — Сегодня молодым лошадям для поло рвут зубы. Отвлекаюсь от трупов!

Он снова расхохотался. Белозубая улыбка придала его темному лицу сходство с расколотым кокосовым орехом. Его хитрое, скрытное лицо в один миг стало искренним, открытым, ясным. Марк вспомнил слова журналистки: «Птица высокого полета». Да, он явно видел перед собой одну из звезд Куала-Лумпура. Земля у них под ногами задрожала.

— Матч начинается. Что скажешь насчет пивка в клубе?

Здание клуба представляло собой длинную высокую террасу под пальмами. В центре возвышалась барная стойка из черного дерева. Пахло нагретым на солнце пивом.

Вдали, на площадке для поло, всадники неслись с бешеной скоростью в одном направлении, потом спокойно возвращались, словно придя в себя после мимолетного приступа ярости. Марк подошел к трибуне. Отсюда лошади походили на полуобсосанные карамельки, а игроки выглядели подпрыгивающими белыми частицами. Над всем этим царило удивительной красоты небо: длинные голубые, алые, посеребренные облака парили на зеленоватом горизонте, словно томные принцессы, возлежащие на берегу озера с кувшинками.

Аланг вернулся с двумя кружками. Он представил Марку пожилых аристократов, папенькиных сынков в кожаных куртках, изображавших из себя дурных мальчишек, красивых китаянок, невероятно сексуальных в костюмах для поло из натуральной кожи. Мускулистые, взмокшие от пота, они резко отличались от нескольких малаек в тудунгах, неподвижных и толстых, которые со скучающим видом ели сладости, не скрывая своего безразличия к матчу.

Марк посмотрел на часы — прошел целый час. Он был опытным интервьюером. С первого взгляда он мог угадать характер своего собеседника: необузданный болтун, засыпающий тебя ненужными подробностями, молчун, из которого нужно вытягивать каждое слово, или же мастер отступлений, которому требовались часы, чтобы дойти до сути дела. Аланг принадлежал к последней категории. Интервью грозило затянуться на полночи. Словно в подтверждение его опасений, эксперт спросил:

— Ты сегодня ужинал?

Марк, измученный разницей во времени, надеялся, что они отправятся в маленький уютный европейский ресторанчик на какой-нибудь тихой улочке. Аланг привел его в «Хард-рок кафе» в самом центре города. Шумное, плохо освещенное заведение, где звучала оглушительная музыка и в воздухе носился запах соуса барбекю.

Они уселись в кабинете, украшенном рок-трофеями: гитара Эрика Клэптона, очки Элтона Джона, пиджачок Мадонны… Марк с опаской оглядывался по сторонам. Официанты в красных фартуках, с карандашом за ухом, бегали между столиками, удерживая в равновесии целые пирамиды напитков и чизбургеров. Клиентура отличалась пестротой: горластые подростки, одетые в американском стиле, скромные матери семейств, присматривающие за группками перекормленных школьников. Подвыпившие европейцы, бросающие насмешливые взгляды в сторону бара.

Именно там собрались главные действующие лица спектакля: молодые женщины, чересчур дерзкие, чтобы быть порядочными. Китаянки, тайки, бирманки, индуски… Бронзовая, медная, фарфоровая кожа, все варианты азиатского разреза глаз и тела, главное — изысканно гибкие тела, извивавшиеся под старые добрые мелодии.

— Они в меню не входят.

Марк повернулся к Алангу. От музыки на столах дребезжали приборы.

— Что?

— Я говорю: они в меню не входят, но я могу пойти договориться с ними о десерте.

Марк почувствовал, что краснеет, и уткнулся в свое меню.

— Сколько тебе лет? — проорал эксперт.

— Сорок четыре.

— Мне сорок шесть. Рок любишь?

— Что?

Марк не мог расслышать половины слов. Аланг придвинулся ближе. Его глаза хитро поблескивали.

— Знаешь, что мы слушаем?

— «Алабама, любимый дом». Леньярд Скеньярд.

— Неплохо. А знаешь, что с ними случилось?

— Половина группы погибла в авиакатастрофе в 1977 году.

— Вижу, что имею дело со знатоком. Рок — моя страсть. Я пишу энциклопедию на английском для Юго-Восточной Азии.

Марк почувствовал приближение опасности. Аланг облокотился на стол. Он носил золотые перстень с печаткой и цепочку на запястье.

— Что скажешь насчет небольшой викторины? Марк вдруг понял, что пострижен точь-в-точь как Дэвид Боуи периода «Даймонд Догз».

— А что за выигрыш? — спросил он.

— Если выдержишь экзамен, можешь спрашивать, о чем захочешь.

— По делу Реверди?

— Все, что я об этом знаю. Без утайки.

Марк прекрасно разбирался в музыке. Если рояль когда-то изменил ему, сам он никогда не изменял своей первой любви. И хотя его специальностью была классическая музыка, в роке он разбирался не хуже.

Он залпом выпил свое пиво и сказал:

— Давай, спрашивай.

Опрос по всем темам. Почему у Дэвида Боуи разные глаза? В детстве он подрался с приятелем и получил травму, после которой левый зрачок остался парализованным. Имя певца, который, напившись, упал со сцены, а после этого стал священником, так как усмотрел в своем падении «знак Божий»? Эл Грин. Имя музыканта, вошедшего в состав известной группы после того, как в разгар концерта оттолкнул ударника и сам встал на его место? Кит Мун, легендарный ударник группы «Ху»…

Через два часа они вышли в душную ночь. Марка шатало. Он не притронулся к еде. Выпитое пиво, вопросы Аланга, близость проституток — от всего этого у него плавились мозги.

На тротуаре какой-то индонезиец с потухшим взглядом протянул им визитки. Марк решил, что это реклама службы по доставке пиццы, но документ на имя ГОСПОДИНА РЕЙМОНДА гласил: «Любые девушки, каких вы пожелаете!» Достаточно заказать по телефону.

— Пошли, — сказал Аланг, швырнув карточку на землю. — Я знаю гораздо лучших.

Они снова сели в машину Аланга. Миновали кварталы новостроек, какие-то пустыри, повернули в переулок и, наконец, остановились под красной неоновой вывеской «Эль Ниньо». Даже пьяный, Марк мог оценить абсурдность ситуации. Второму раунду викторины предстояло проходить в мексиканском баре. В центре столицы Малайзии.

вернуться

3

Французик (англ.).