— Какая чистота? О чем вы говорите?

Он внезапно поднял руки. Лязгнули наручники. Казалось, вены на руках вот-вот прорвут кожу.

— Жак?

Психиатр заговорила еще громче, ее голос дрожал:

— Кто, Жак? Кто с вами был? Ответа нет. Лязганье наручников.

— Когда вас нашли, вы были там один. Никакой реакции.

— Один в хижине. С женщиной, изрезанной ножом.

Никакой реакции.

— Зачем вы это сделали, Жак?

— Прячься.

Он произнес этот приказ шепотом, по-французски. Еле слышно.

— Что? — переспросила психиатр по-английски. — Что вы сказали?

Реверди вытянул шею. Вены на горле набухли и стали похожи на корни, выпирающие из земли. Губы приоткрылись. Из них вырвался детский, перепуганный голос:

— Прячься. Прячься быстрее!

— Жак, о чем вы говорите? Кто должен прятаться?

Женщина поняла французскую фразу. Ныряльщик еще больше выгнулся в кресле. Он выпятил подбородок и уставился на врача, но так, как смотрит пьяный, уже ничего не различающий перед собой.

— Прячься быстрее: папа идет!

Врач склонилась над столом. В кадре появилась ее рука: она что-то записывала в блокнот. Ее лицо было смазано. Другой рукой она сделала специальный знак санитарам: стойте рядом, может понадобиться укол.

Она продолжила по-французски, с сильным акцентом:

— Жак, что вы говорите? Объясните!

Вместо ответа Жак Реверди закрыл глаза. Опустил занавес над сценой, где разыгрывалась его душевная драма.

— Жак?

Никакого ответа. Его лицо вытянулось, исказилось, побледнело. Глаза превратились в черные дыры. Губы вытянулись в ниточку.

Психиатр отбросила блокнот и устремилась к нему. Она положила два пальца на горло Реверди и что-то закричала по-малайски. Боевая тревога в комнате. Один санитар подбежал с дыхательной маской, другой со шприцем. Марк ничего не понимал.

В этот момент женщина, одетая в тудунг, обхватила голову Реверди и закричала по-французски:

— Дышите, Жак! ДЫШИТЕ!

Санитар пробежал перед объективом, толкнул камеру — все исчезло.

Черный экран.

Марк остановил видеомагнитофон, потом нажал кнопку перемотки. Он весь взмок. Чтобы не упустить ни одного слова из записи, он не включал кондиционер. Увиденное ошеломило его. Картина безумия убийцы изменилась.

Особенное впечатление на него произвели последние секунды. Задержка дыхания. Реверди находил убежище в задержке дыхания. Это было убежище, панцирь, защищавший его от внешнего мира.

И более того. Задерживая дыхание, Реверди защищался не только от внешнего мира, но и от самого себя. От своих внутренних голосов. Захлестнутый каким-то воспоминанием или какой-то галлюцинацией, он прекратил дышать. «Прячься быстрее: папа идет!» Что это означало?

Марк сел на кровать и задумался. Отец — зияющая пустота в судьбе Реверди. Он родился от неизвестного отца, ни в одной биографии никогда ни словом не упоминалось ни о каком отце. Однако убийца произнес эту необъяснимую фразу, произнес ее голосом маленького мальчика: «Прячься быстрее: папа идет!» Как будто он внезапно заново пережил какие-то хорошо ему знакомые ощущения…

Марк посмотрел на часы: восемь утра. Значит, в Париже час ночи. Он нашел в своей электронной записной книжке телефон архивиста из «Сыщика». Жером не спал.

— Ты на часы смотрел? — пробормотал он.

— Я в поездке.

— Где?

— Малайзия. Жером захихикал;

— Реверди?

— Если скажешь Вергенсу, я…

— Никому ничего не скажу.

Он не врал. Погрязший в своих архивах, Жером открывал рот, только если к нему обращались. Марк постарался придать своему тону как можно большую мягкость:

— Я тут подумал… Можешь кое-что для меня проверить?

— Говори.

— Я хочу, чтобы ты поискал в досье на Реверди: он действительно родился от неизвестного отца?

— Да. Известно только имя матери. Моник Реверди.

Ни малейшего колебания. Память Жерома стоила любых компьютеров. Марк продолжал:

— Можешь связаться с Управлением по санитарным и социальным вопросам, чтобы выяснить, кто его отец?

— Для нас ни за что не откроют дело.

— Даже с помощью твоих знакомых?

— Попробую.

— А можно узнать, не обращался ли сам Реверди с запросом, чтобы установить имя своего отца?

Жером снова засмеялся:

— Я сам об этом подумал.

— Когда получишь информацию, скинь мне по мейлу.

Марк поблагодарил и положил трубку. В этот момент тошнота снова дала о себе знать. Он существовал вне времени, его организм путешествовал в обратном направлении, от этой бессонной ночи к той, которая сейчас была во Франции. Муки усугублялись голодом. Надо было бы срочно поесть или свалиться в постель, но в его ушах по-прежнему звучал голосок перепуганного ребенка. Он увидел окаменевшее лицо, напряженные вены на горле. Ему захотелось выпить кофе.

Обслуживание в номерах в этом отеле не предусматривалось. Марк спустился на первый этаж, где стоял автомат с кипятком. Но пакетиков с растворимым кофе не оказалось. Он был вынужден довольствоваться чаем, безвкусным «Липтоном», его пришлось долго настаивать. Покачивая пакетиком, как маятником, он пытался привести в порядок мысли, беспорядочно крутившиеся в голове.

Поездка обещала стать плодотворной. Он в Малайзии менее суток, а уже столько открытий. Система кровопускания. Новый аспект личности Реверди, «методичного убийцы». Почти стопроцентная уверенность в том, что Линда Кройц подверглась такой же пытке. Такая деталь, как сахар, заставляющая подозревать вампиризм…

А теперь еще этот детский голос, позволявший предположить травму, нанесенную отцом. В памяти Марка снова возникло изможденное, окаменевшее лицо переставшего дышать Реверди. Маска, скрывавшая истинное лицо убийцы.

И тут, наконец, он подумал про Элизабет. Он чуть было не забыл написать Реверди! Швырнув пакетик в корзину для мусора, он поднялся в номер, включил кондиционер на полную мощность и принялся за работу, время от времени откусывая от кекса, взятого возле автомата.

Ему потребовалось несколько минут, чтобы найти нужные слова, обороты, «мелодию» студентки.

После такой ночи, после часов расследования, проведенных в шкуре Марка Дюпейра, это было почти что чудом. Самое интересное, что письмо получилось радостным: ни само дело, ни ужасающие в своей жестокости обстоятельства не могли помешать студентке гордиться своими открытиями.

Элизабет рассказала о «своей» встрече с судебно-медицинским экспертом. Отмытое тело Перниллы. Сеть вен: Дорога Жизни. Впрочем, Марк решил прибегнуть к самоцензуре. Он не позволил себе написать ни слова ни о сахаре, ни о задержке дыхания, ни об отце.

Система должна работать на двух уровнях.

Элизабет прокладывает дорогу. Марк копает глубже.

Он отправил письмо. Он чувствовал себя очень сильным. Сейчас он контролировал ситуацию. Но это не могло заглушить страх, который вызывало у него это странное путешествие. Перевоплотиться в женщину, чтобы влезть в шкуру мужчины. Быть Элизабет, чтобы стать Реверди. Тут есть от чего стать шизофреником.

На этой мысли он заснул, не раздеваясь.

Когда он проснулся, то не сразу понял, где находится. Хотя в комнате так и горел свет, отсутствие окон не позволяло определить время суток. Шум кондиционера создавал ощущение, будто находишься внутри самолетного двигателя.

Он посмотрел на часы: четыре часа дня. Он сел на кровати и стиснул руками голову. Страшная мигрень. Язык, казалось, не помещался во рту. Он прошептал: «Кофе». Но при одной мысли о том, что придется спускаться на первый этаж и включать аппарат, его снова затошнило.

Он поднял глаза и увидел свой ноутбук на ночном столике.

На всякий случай он включил модем.

Тема: КУАЛА — Получено 23 мая, 11.02.

Oт : [email protected]

Koмy : [email protected]

Моя Лиз,

Ты снова и снова утешаешь меня.

Среди всех, кто пытался сблизиться со мной, написать мне, задать мне вопросы, я выбрал тебя. Сегодня я поздравляю себя с таким выбором. Я был уверен, что ты окажешься достойной возложенной на тебя миссии.