— Я могу их расспросить?

— Нет. Они не говорят по-английски. И обычно пьяны с утра до вечера. А уж как найти именно тех, кто вкалывал на Реверди…

— А других вариантов нет?

Охотник снял с простыни очередного сфинкса:

— Сходите к Вонг-Фату. Это один из торговцев, китаец.

Марк по-прежнему размахивал руками. Вокруг его головы кружился черный снег.

— Я их всех сегодня видел. — Он отдувался, отплевывался, боясь проглотить насекомое. — Никто из них не знает Реверди.

— А этот знает. Он всех знает. Он тут главный. Живет в Танах-Рата, наверху. Большая вилла на сваях: вы не ошибетесь.

Марк чувствовал нетерпение собеседника. Он не сводил глаз со своей ловушки. Но у Марка оставался последний вопрос:

— А сахар бабочек привлекает?

— Нет. Скорее соль.

— Соль?

— Я тут знаю соляные источники, где можно увидеть огромное количество бабочек. Это вам интересно?

Картина, которую он представлял себе, — бабочки, сосущие сладкую кровь женщин, — растаяла.

— Нет, спасибо.

Он снял темные очки и отдал их владельцу. Только теперь он осознал, что электрический свет стал менее ярким. Когда его взгляд упал на прожектор за простыней, он увидел, что тот весь покрылся слоем насекомых. Черный движущийся панцирь прилип к обжигающему стеклу. На лице охотника проступили темные подвижные морщины.

Марк пробормотал несколько слов благодарности и стал быстро спускаться с холма.

42

Дом Вонг-Фата напоминал калифорнийскую виллу. Строение из темного дерева на сваях стояло на вершине холма, возвышающегося над городом. Нажимая кнопку звонка, Марк увидел внизу телефонные провода, повисшие над пустотой, ленту дороги, сужавшуюся книзу. Он подумал о Сан-Франциско и о его крутых улочках.

Калитка открылась. Его попросили подождать в небольшом сером дворике. Простые бетонные плиты окружали бирюзовый бассейн, размером не больше колодца. Возле решетки, окружавшей двор, росло всего одно дерево. Его корни, прорвавшиеся через каменное покрытие, доходили до розовой скамьи-качалки. Охотник за бабочками не ошибся: к этому торговцу Мрак еще не заходил.

Вдоль стен стояли металлические коробки. Консервные банки, банки из-под краски, и все они издавали какие-то звуки, вибрировали и даже, как ни странно, пытались сдвинуться с места. Марку не составило ни малейшего труда представить себе, что происходило внутри этих банок. Прошлой ночью ему снились только осы и шмели. Кроме того, в его снах присутствовали бутыли с медом, бокалы, наполненные пчелиным воском.

— Что вам нужно?

Голос звучал враждебно. В стеклянных дверях, возле качалки, показался Вонг-Фат. Ему, вероятно, было около шестидесяти лет, но выглядел он как все китайцы этого возраста: никаких морщин, никакой седины. Лицо рябоватое, как апельсиновая кожура. Ничего, что могло бы выдать его настроение и характер.

Марк извинился за беспокойство — дело происходило в воскресенье — и объяснил, стараясь как можно лучше выговаривать английские слова, причину своего визита. Расследование, «Сыщик», Жак Реверди.

— Я ничего не скажу.

Что же, по крайнеймере, сказано ясно. Несколько секунд прошли в тишине, прерываемой пощелкиванием и жужжанием, доносившимися из банок. У Марка уже не оставалось ни идей, ни убедительных слов. Он неуверенно сказал:

— Послушайте… Я проехал двенадцать тысяч километров и…

— Ни слова об этом человеке. До свидания!

Звуки вокруг них стали громче, словно бы насекомые почувствовали раздражение своего хозяина. Марк устало махнул рукой и пошел было к выходу. Потом внезапно вернулся:

— Прошу вас! Это чрезвычайно важно для меня.

— Мне нечего вам сказать. Если я и буду говорить, то только с полицией моей страны.

В его словах Марк уловил скрытый подтекст. Во время своих интервью он обязательно прислушивался к тембру, к колебаниям голоса. В любой речи всегда ощущается нечто подсознательное. И в данном случае торговец насекомыми хотел сказать прямо противоположное тому, что произнес вслух. Разговор с полицией: уж этого-то ему хотелось в последнюю очередь. Марк решился на блеф:

— Ну что же, пойдем туда вместе. Вы будете говорить в комиссариате Тахан-Рата.

В глазах торговца промелькнула ярость.

— До свиданья.

Он направился к двери и уже взялся за ручку на решетке. Марк догнал его и преградил ему дорогу:

— Очень хорошо. Я пойду туда сам и вернусь с ними.

Пальцы вцепились в прутья решетки.

— Что вам на самом деле нужно? Теперь его голос звучал менее агрессивно.

— Все, что вам известно о Реверди. Что он у вас покупал и зачем. Клянусь вам, это останется между нами.

— Между нами? Вы журналист?

Солнце поднялось уже высоко. Марк отступил в тень, под дерево:

— Я просто упомяну об этом в статье. Не называя источников.

— Какую гарантию вы можете мне дать?

— Гарантию здравого смысла. Мои читатели — французы. Им интересен Жак Реверди, а не Вонг-Фат. Ваше имя ничего никому не скажет.

Торговец по-прежнему не отпускал решетку, но в его позе уже не чувствовалось напряжение. Интуиция подсказывала Марку, что теперь он не уйдет. Через несколько минут наступит развязка. Он тут же перешел в наступление:

— Что вы продавали Реверди?

— Этого я сказать не могу.

— Вы боитесь, что вас обвинят в сообщничестве? Вонг-Фат удивленно посмотрел на него:

— Дело не в этом. Совсем не в этом.

— Тогда чего же вы боитесь?

Мужчина тупо уставился в землю. Листва дерева, под которым они стояли, отбрасывала пляшущую тень на его рябоватое лицо.

— Это касается моего сына.

— Вашего сына?

Марк ничего не понимал.

— Мой сын… — Он обвел жестом дом, бассейн, по-прежнему подрагивающие банки. — Ради него я был готов продать любой экземпляр — любого скорпиона, любую бабочку. Чтобы дать ему все самое лучшее. Частные школы. Юридический факультет в Великобритании…

Он замолчал. Казалось, насекомые в своих темницах тоже успокоились. Вместе с хозяином.

— Мой сын. Он никчемный. Дурной человек.

— Дурной?

При мысли об этом лицо Вонг-Фата окаменело. Легкие тени контрастировали с жесткостью черт, Марк бросил взгляд на ветки: их усеивали длинные зеленые насекомые, напоминающие по форме сучки. Необъяснимым образом в мозгу всплыло их название: палочники. Откуда он это знал?

Вонг-Фат повторил:

— Дурные наклонности.

Во всем этом Марк.не улавливал никакой.связи с Жаком Реверди. Тем не менее ему надо было выслушать исповедь.

— Мы живем в стране, где определенные вещи доступнее, чем в других местах… За несколько ринггитов можно удовлетворить многие желания. В Таиланде дело еще хуже. Пачка батов — и все возможно.

Он замолчал, раздумывая над собственными словами. Марк завороженно наблюдал за тенями палочников на его лице.

— Вернувшись из Англии, мой сын стал все чаще уезжать на север, к границе с Таиландом. Один раз я поехал следом за ним. Я заходил в каждый бордель, который он посещал. Я расспрашивал токе — китайцев, содержащих заведения такого рода. О вкусах, о предпочтениях моего сына. То, что я узнал, повергло меня в ужас.

Опять молчание на фоне тихих барабанчиков, слабого рокота из банок.

— Вначале он просто искал девственниц… — На лице промелькнула легкая улыбка, похожая на нервный тик, — Это отвратительно, но в наших краях это дело обычное. Особенно сейчас, когда свирепствует СПИД. Кроме того, китайцы считают девственниц источником вечной молодости. Но моего сына интересовало не это. Совсем не это.

Тени насекомых по-прежнему создавали устрашающий рисунок на его темном лице.

— Он пил их кровь. — Он уставился прямо в глаза Марку, как бы желая узнать его мнение. — Он лишал их девственности и пил их кровь.

Марк подумал о подозрении Аланга: Реверди был вампиром. Он вспомнил также, о чем Реверди спрашивал у Элизабет: менструальная кровь, кровь дефлорации. Нет. В это невозможно поверить. Вонг-Фат продолжал, захваченный собственными переживаниями: