Необъяснимым образом это мрачное помещение напомнило ему другой архив, куда более упорядоченный, который он видел на Сицилии. После смерти Софи он вернулся туда в поисках фотографий ее тела — такого, каким он его нашел, но которое не запомнил. Эти фотографии и сейчас стояли перед его глазами: обугленный рот, вспоротый живот, внутренности на полу. Но вся эта картина представала перед ним только в виде четких глянцевых отпечатков. Он так и не сумел вспомнить ни одной Детали… реальной детали.

— Вы здесь по поводу Реверди?

Марк обернулся. В открытой двери показался силуэт человека. Вопрос удивил Марка: он и не представлял себе, что можно так быстро установить связь между его приездом и событиями в Рапане.

— Я что, не первый? — осведомился он.

— И, боюсь, не последний, — ответил человек, подходя к нему. — Его арест вызвал большой интерес.

Он протянул Марку руку над разбитыми компьютерами:

— Рувер. Главный редактор.

На ощупь рука напоминала окружавшие их связки бумаг. Марк никогда не видел настолько карикатурной личности. Рувер представлял собой превосходный образчик бывшего колониалиста, какими их изображали в приключенческих романах двадцатого века. Он мог бы быть разорившимся плантатором, контрабандистом предметами искусства, бывшим офицером колониальных войск…

Впрочем, лет ему было не так уж много, просто годы, проведенные с бутылкой, сделали его вдвое, если не втрое, старше. Пятидесятилетний старик, с серой кожей, почти лысый, жалкие волоски, оставшиеся на черепе, образовали вокруг него какое-то облачко. Марк отметил, что брюки у него не застегнуты, а пуговицы на рубашке пришиты кое-как. Великолепный представитель Франции в экспортном варианте.

Марк представился и перешел к делу, стараясь быть как можно менее конкретным:

— Что вы можете мне сказать об этом деле?

— Много чего, — ответил Рувер с тщеславной улыбкой. — Я, без сомнения, лучший специалист по этому делу в Пномпене. К сожалению, я не могу тратить свою жизнь на то, чтобы отвечать на вопросы посетителей

— Так что же?

Лицо Рувера приобрело еще более довольное выражение.

— Я исполню три пожелания. Выбирайте сами. Как в детских сказках. — Он произнес эти слова по слогам, покачивая головой. — Я буду «добрым джинном» из лампы.

Под глазами у доброго джинна были такие мешки, что Марку внезапно захотелось проткнуть их шприцем, просто чтобы увидеть, каким эликсиром они наполнены. Впрочем, ответ был очевидным: виски или коньяком…

Он сосредоточился, пытаясь сформулировать самую существенную просьбу:

— Я хотел бы увидеть фотографию.

— Фотографию?

— Портрет Линды Кройц. Еще живой.

Дурацкая просьба — он уже видел лицо жертвы, и это ему ничего не даст. Но ему хотелось получше понять ее.

— Никаких проблем.

Рувер перешагивал через старые компьютеры и распотрошенные кресла, как рыбак, идущий в высоких сапогах через болото. Ему удалось добраться до противоположной стены, где стоял металлический шкаф. Когда он открыл его, Марк увидел полки с конвертами.

Он порылся в груде бумаг и вытащил снимок. Марк, не садясь, рассмотрел его. Он вспомнил первую фотографию, раскопанную Венсаном, полустертую и испорченную крупнозернистой печатью. На сей раз он держал в руках оригинальный отпечаток, четкий, цветной, форматом 21 х 29,7 см.

Линда Кройц позировала рядом с молодым монахом в ярко-оранжевой рясе. Оба улыбались, и эта улыбка связывала их, как лента связывает цветы в букете. На ней были широкие шаровары, кожаные сандалии, белая блузка без рукавов. Трогательный образ молодой девушки-хиппи.

Ее лицо вызывало настоящую неясность.

Бледная, молочно-белая кожа, усыпанная веснушками. Пышные рыжие волосы падают на лицо, придавая девушке вид маленького притаившегося зверька, хитрого и пугливого одновременно. И в то же время на этом лице читались уверенность и счастье. Марк попытался представить себе, о чем могла мечтать эта девушка, в двадцать два года покинувшая родительский дом в Гамбурге. Конечно, она поехала в Азию в поисках мистических откровений, а также и настоящей любви…

Густой голос Рувера пояснил:

— Этот снимок нашли в ее личных вещах, в отеле в Сием-Реапе.

Внезапно Марк понял, что эти сияющие глаза смотрят в объектив. На того, кто ее фотографировал. С содроганием он подумал, что, может быть, сам Реверди и снимал ее в руинах Ангкора.

— Жду вашего второго вопроса, — предупредил Рувер.

На этот раз Марку надо было задавать полезный вопрос. Ему хотелось продвинуться в разгадке Вех Вечности. Но он вовремя одумался: в этих словах заключалось его собственное преимущество, его личный шанс, пусть даже расшифровать их он пока еще не мог. Нет, об этом нельзя разговаривать с незнакомцем.

Он вспомнил последний наказ Реверди: «Ищи фреску». Может быть, под этими словами подразумевался не обычный орнамент, нарисованный или вырезанный в камне, а рисунок ран? Убийца подсказывал ему: изучай раны на теле Линды Кройц, тогда скорее поймешь, что значат «вехи»… Даже не обдумав как следует эту гипотезу, он потребовал:

— Расскажите мне о ранах.

— Сформулируйте поточнее.

— Ранах Линды Кройц. Они были симметричны? Можно ли говорить о своего рода… рисунке на теле?

По-прежнему стоя среди сломанных компьютеров и развороченных кресел, Рувер, казалось, размышлял,

— Тело много дней пролежало в реке, — сказал он наконец. — Оно было в очень плохом состоянии.

— Вода не могла стереть раны.

— Вода — нет. Но вот угри…

— Угри?

— Тело Линды было просто нашпиговано пресноводными угрями. Они проникли в живот через рот, гениталии, а также через раны. Тело, коль скоро вы хотите знать все детали, оказалось… выпотрошенным изнутри. Последний вопрос?

Опять тупик. Оставалась единственная возможность вытянуть какое-то откровение из этого пьяницы. Похоже, Рувер почувствовал замешательство Марка. Он порылся в газетах и вытащил несколько номеров «Камбож суар».

— Держите, — сказал он, протягивая ему газеты. — Это серия статей, которую я написал по этой теме. Обнаружение тела. Арест Реверди. Факты, установленные следствием. Тут все. Прежде чем потратить последний шанс, прочтите все это. А завтра вернитесь, согласны?

У Марка уже не оставалось времени. Он схватил газеты и начал напряженно просматривать их, как будто с одного взгляда мог впитать все их содержание. И вдруг его осенило.

— Ответьте мне, — требовательно произнес он.

— Что вы имеете в виду?

— Ответ на ваш выбор. Тот, который действительно поможет мне продвинуться.

Рувер широко улыбнулся. Мешки под глазами покрылись морщинками.

— Жульничаете, старина!

— Сделайте так, как будто я задал вам вопрос. Редактор немного запрокинул голову назад, словно обдумывая его предложение. После долгой паузы он наконец пробормотал:

— Вот главная тайна этого дела: почему Реверди отпустили? Все детали дела указывали на его виновность. Так почему нее вину сочли недоказанной?

Марк не ожидал, что Рувер переведет проблему в юридическую плоскость. Он помнил объяснения немецкого адвоката. Некомпетентные судьи. Неграмотное следствие. Политическая ситуация. Он рискнул:

— Из-за ситуации в Камбодже, не так ли?

— Да. Но не только. Реверди признали невиновным благодаря одному свидетельству.

— Вы хотите сказать, алиби?

— Нет. Моральному поручительству. В его пользу свидетельствовала важная персона.

Об этом он слышал впервые.

— Кто же?

— Принцесса. Член королевской семьи.

— Принцесса Ванази?

Имя само сорвалось с его губ. Из всех особ королевской крови, с которыми ему доводилось встречаться, именно она произвела на него наибольшее впечатление. Живая легенда. Рувер восхищенно улыбнулся. Марк пояснил:

— Я делал репортаж о королевской семье несколько лет назад.

Рувер встряхнул своими жиденькими волосенками:

— Она познакомилась, с Реверди в Ангкоре, когда там шли восстановительные работы. Она выступила в суде со свидетельством и описала его как человека преданного, образованного и благородного. Этот портрет в корне изменил настроение судей. Это была своего рода королевская амнистия. Поговорите с ней: ее точка зрения довольно… неожиданна.