До бара Марк добрался в состоянии невесомости.
Хадиджа погрузилась в толпу.
Она знала «Ле-Ремиз». Ей ужасно нравился этот базар, куда ее подружки-манекенщицы приходили, надеясь наладить выгодные связи. Приходили в поисках «мужчины своей мечты» — кому-то был нужен «денежный мешок», кому-то просто супер-самец. В этом холодном доке, где стоял шум, как при землетрясении, завязывалось множество полезных знакомств.
Сегодня вечером она тоже кое-кого искала. Она была уверена, что увидит его. В начале лета, узнав, что Марк вернулся из своей поездки, она послала ему приветственное послание по электронной почте. Он не ответил. Она рискнула оставить сообщение на его автоответчике. Никакой реакции.
В конце июля, воспользовавшись фотосессией, она задала Венсану несколько осторожных вопросов. Оказалось, что Марк уединился где-то на юге и заканчивает книгу. Какую книгу? Венсан не знал. Главное заключалось в другом: значит, Марк не виноват. Форс-мажорные обстоятельства. Не надо беспокоить «творца».
Теперь было известно: Марк Дюпейра написал роман «Черная кровь», ставший предметом весьма одобрительных «пересудов». Хадиджа дрожала от одной мысли, что ей удастся его поздравить. Она решила забыть прошлое. Забыть о его неприятном поведении, его молчании, его грубости. Помнить только одно: как он украл ее фотографию прошлой весной… Она столько раз воскрешала в памяти эпизод кражи, что эти несколько секунд в ее воображении истерлись больше, чем видеопленки с египетскими комедиями.
Она проталкивалась через толпу. Ей не терпелось увидеть этого невысокого мужчину, превратившегося в писателя. А разве она сама не изменилась? Каждую неделю она появлялась на глянцевых страницах журналов, выходила на подиум. Ей даже предложили несколько эксклюзивных контрактов с крупными парфюмерными и косметическими фирмами.
Она переехала — четырехкомнатная квартира, которую она выбрала, находилась в том самом доме, где она когда-то прожила три года, как в тюрьме, в комнате для прислуги. Она получила водительские права, а к работе над диссертацией решила вернуться через год. Деньги валялись под ногами: оставалось только нагнуться и поднять их. А Фрейд и Маркузе прекрасно могут подождать.
Да, они с Марком прошли долгий путь.
Теперь настал момент снова встретиться — на вершине.
Но где же он?
Стоя в глубине зала, Марк кивал головой в такт музыке и рассматривал помещение. Над толпой возвышалась эстрада, где то возникали, то пропадали, как в китайском театре теней, несколько танцоров. Можно подумать, что ты в Бали. Колдовскую картину дополняла одна деталь: под ветром от огромных вентиляторов силуэты гнулись, как бумажные фигурки. Справа на эстраде диджей, казалось, протирал локтями диски; сегодня он решил воздать должное восьмидесятым и расстреливал зал записями, изобилующими журчанием старых синтезаторов и пронзительными голосами.
Шампанское начинало действовать. Марк принялся рассматривать людей. Он никого не узнавал. И не случайно: Рената позаботилась обо всем. Она пригласила воротил из книжного бизнеса, персонажей светской хроники. А он ровным счетом ничего не знал о литературной среде и уже давно не следил за событиями в мире звезд.
Но внезапно он заметил знакомое лицо. Потом второе. Потом третье. Так они не договаривались: это были его коллеги. Журналисты, специализирующиеся на криминальной хронике, на происшествиях, фотографы-новостники. Какого черта они тут делали? Он увидел даже Вергенса, а ведь он его не приглашал…
Он пробился сквозь толпу и нашел Ренату Санти — она вела беседы возле стойки бара. Он схватил ее за руку и отвел в сторону.
— Что это за хреновина? — заорал он. — Вы мне говорили о литературном коктейле. А тут весь парижский сброд. Репортеры из хроники происшествий. Мы же договорились — не провоцировать ассоциаций с Реверди!
Рената с оскорбленным видом высвободила
— Я тут ни при чем, уверяю вас! Наверное, просочились какие-то имена, я…
— Вы меня считаете идиотом? Моя книга — это роман. Господи! Это вымысел! Ничего общего с реальными событиями!
Выражение лица Ренаты изменилось, она сложила губы в кислую улыбку.
— Не умеете вы радоваться! Посмотрите на них! — сказала она, в свою очередь беря его за руку. — Они же позеленели от зависти. Вам удалось то, что никому из них и не снилось. Вы сумели превратить свой опыт в этой области в художественное произведение. У вас хватило воображения, чтобы написать роман. Настоящий роман!
У Марка по спине пробежала неприятная дрожь. Он вырвался из рук толстухи и смешался с толпой. Его задевали плечами, локтями, юбками. Он вспомнил таиландские джунгли. Листья бамбука. Золотой мед, тающий на огне, прежде чем нож…
Он поднялся на цыпочки, чтобы увидеть бар.
Стакан, и срочно.
Хадиджа, преодолевая многочисленные препятствия, все еще пыталась пересечь зал.
Она знала многих присутствующих, по крайней мере в лицо. Она узнавала звезд, людей из мира моды, лица, мелькавшие на страницах «Гала» и «Вуаси». Со всех сторон она ловила бесконечные улыбки, действовавшие на нее как разряды статического электричества, и в свою очередь бегло улыбалась всем подряд.
Были тут и интеллектуалы. Философы, социологи, писатели, встретиться с которыми она и не мечтала. Они тоже улыбались ей и тянулись, чтобы чокнуться. Маленький урок: значит, с этими блестящими людьми легче сблизиться, будучи модной манекенщицей, чем дамой-философом. Это подтверждало правильность выбранной тактики. Надо пользоваться своей внешностью как оружием.
Внезапно гигантская тень преградила ей путь, затмив собой все светильники.
— Где ты была? — взревел Венсан. — Я тебя уже десять минут ищу.
В обеих руках он держал по бокалу с искрящимся напитком. Хадиджа прокричала ему в ухо:
— Я любовалась. Здорово, а?
— Гениально. — Он протянул ей один бокал. — Шампанского?
Она никогда не пила. Не из-за своей веры — она не придавала ей слишком большого значения, — а из-за своих родителей, которые значили для нее слишком много. Она помотала головой, потом подумала о Марке.
При мысли, что они снова увидятся, она схватила бокал и опорожнила его залпом.
— Потанцуем?
Третья порция виски.
Со стаканом в руке, прислонившись к колонне, Марк по-прежнему отвечал на улыбки и поздравления кивком головы, но на сердце у него было неспокойно. Хорошо, что музыка не оставляла никакой возможности для разговоров. Он сам удивлялся тому, с какой скоростью его снова охватила тревога. Простой намек на реальные события — суд, Реверди, — и вот он уже дрожит, как эпилептик. Ощущение спокойствия, которое он испытывал последние недели, оказалось лишь тонким слоем лака. Поверхностной пленкой. Жак Реверди так и не покинул его — и никогда не покинет.
К нему склонился какой-то человек:
— Мне все это не по душе.
— Что?
— Я говорю: веселимся от души!
Марк кивнул, с трудом переводя дух. Глотнул еще виски. По мере того как обжигающий алкоголь растекался по венам, музыка, гремевшая в ритме сарабанды, заполняла его, захлестывала с головой.
Еще один из приглашенных дотронулся до его плеча;
— Не хотел бы я оказаться на твоем месте!
—А?
— Не зря мне рассказывали об этом месте! Марк попятился. Он видел перед собой белые лица — карнавал масок, искаженных ярким светом, лохмотья увядшей кожи, приклеенные к костям. Стробоскопические прожектора меняли выражения лиц, высвечивали отдельные черты, расчленяли фигуры. Он посмотрел на свой стакан — между пальцами пробегали золотые искорки. Он смотрел на него как на талисман, источник своих галлюцинаций, потом отпил еще глоток. Он уже ничего не слышал и начинал погружаться в абсолютный ужас.
И в этот момент он увидел ее.
Ее силуэт колыхался под ветром, поднятым вентиляторами. Ее тело изгибалось, и при этом черные локоны и браслеты на запястьях отклонялись в другую сторону. Казалось, что это движение выделяет, подчеркивает покачивание ее бедер, обернутых в блестящую ткань. Марк представил себе, как через сито просеивают песок, в котором поблескивают редкие крупинки золота.