Но это была демоническая тварь, которых я так искал, и сейчас она сама ползла ко мне. Я не знал, какие у неё сильные стороны, а какие слабые, но выбора особого и не было. Ну… попробуем, да?

Я осторожно выглянул и едва не получил прямиком в лоб шип. Увернулся и тут же перемахнул через могилу. Паук попытался попасть в меня какой-то белой дрянью, но я одним ударом разрубил её на расстоянии, разбежался, запрыгнул на алтарь…

Но так и не прыгнул сверху, хотя было бы эпично.

Паукообразная скотина встала на задние лапки, словно готовая к схватке, замахав передними коготками. На них я мог спокойно насадиться как на колья, да только вовремя сообразил. Вместо этого взмахнул мечом и что был сил послал удар прямо в брюшко мрази. Не успел паук закрыть своё уязвимое место, как луч счастья с чавканьем рубанула по пузу, заставив паука издать очень тихий, но пронзительный писк.

Не удержавшись, он завалился на спину, начав судорожно дёргать лапками, но я уже был тут как тут. Взмах меча, и я начал рубить его прямо по головогруди, разбрызгивая в разные стороны фиолетовую кровь.

Мерзость превышала все вообразимые понятия, как и вонь, но я лишь сжал зубы, добивая тварь…

И получил в бедро шип. А потом ещё один в грудь. В руку, в другую ногу, в живот… Меня обстреливали как из пулемёта, и пришлось отойти от уже содрогающегося в предсмертных муках обмудка.

В огромной арке, ведущей из зала (не в дыре), показался паук. А потом ещё один, и ещё один, и ещё…

В меня полетели белые сгустки, в которых я наконец распознал паутину, и десятки шипов. Я почему-то не сомневался, что они ядовиты, но сейчас, глядя на эту армию паукообразных, мои мысли были заняты совсем другим.

От количества особей мне как-то поплохело…

* * *

Битва была только в самом разгаре. Шум, крики, стук сотен ножек по каменному полу, недовольный стрёкот десятков обитателей этих пещер — дыхание битвы разносилось по всей пещере, доставая даже до самых дальних уголков.

Туда, в глубину пещер, где, покачиваясь над полом, висело несколько коконов. И лишь один издавал звуки, словно давая понять, что тот, кто внутри, ещё жив.

Девушка. Девушка, ещё юная, как заря, и нежная, словно лепестки лотоса, чья красота уже расцвела, тихо плакала от ужаса и чувства обречённости. В темноте, в окружении тварей, что ползали где-то рядом, находилась она в куда более худшем положении, чем гость, который остервенело пробивал себе выход, позабыв о боли и даже собственном разуме.

Под ней на полу пещеры лежали трупы, истерзанные, разорванные, иссушенные. Повсюду были кости, белые, как камень далёких земель — всё, что осталось не только от тех, кто пытался зайти сюда, но и от многочисленных животных, на которых охотились твари.

Для девушки это было ошибкой. Самой страшной роковой ошибкой идти сюда ради призрачной выгоды и силы. Из пяти человек, что были в её отряде, осталась лишь она одна. И теперь ей ничего не оставалось, кроме как оплакивать свою судьбу, проклиная собственную глупость.

Страх, одиночество, нежелание смириться с тем, что она станет внеочередным обедом, вызывали в ней жалость к самой себе. Она плакала и жалела собственную судьбу. Та, кто подавал надежды подняться над остальными, теперь погибал в полном одиночестве, и никто не узнает, какая бесславная кончина постигла её.

Но сейчас девушка слышала отдалённый гром сражения не на жизнь, а насмерть. Она слышала, как далёкое эхо расходится по туннелям, отражаясь от стен. Было страшно представить, что же там происходит. Она слышала гром и рёв чудовищ, и ей было слишком сложно представить, что же там творится.

Но если выбирать между смертью от удара когтей и смерти от пауков, Девушка бы предпочла первое — лучше умереть сразу, чем мучиться.

Она с ужасом прислушивалась к шуму, который постепенно нарастал, заставляя содрогаться воздух, и… неожиданно стих.

Тишина.

«Нет… нет-нет-нет!»

Девушка задёргалась, замычала скорее в досаде, уже не обращая внимания на то, что не сдерживает чувств. Она не хотела быть сожранной пауками. В отчаянии она забрыкалась, начала дёргаться, раскачиваясь на прочной паутине.

А потом замерла.

Шум, возня — бой проходил не так уж и далеко. Она слышала писк и… звон металла. Меч! Человек! Кто-то всё же выжил и ищет их! Её!

Девушка задёргалась сильнее, раскачивая кокон.

О ней не забыли, да и кто бы о ней забыл, Цзэн Мэй, одной из лучших на своей стадии?!

Бой вновь стих и очень скоро на стену пещеры упал слабый дрожащий свет. Мэй не могла видеть этого, будучи полностью замурованной в кокон, но она слышала осторожные шаги, который становились всё громче. Девушка вновь замычала, вновь задёргалась, уже слыша рядом с собой шаги, когда…

Паутина перед её лицом неожиданно была рассечена.

Мэй уже было открыла рот, её радости и облегчения в минуту, когда, казалось, она была обречена, не было предела, но… так и осталась с открытым, глядя на своего спасителя.

На его лицо.

Это… этот парень, его… его глаза… он…

Она смотрела на него, как на какую-то диковинку, что видела первый раз в жизни и не знала, что с ней делать. Его лицо… совсем другое, отличающееся от всех тех, что она когда-либо видела в своей жизни. Его глаза были широкими, словно… два блюдца, в отражении которых плясал огонь свечи.

Её сердце на мгновение замерло, и даже Мэй не могла понять — от испуга или удивления вкупе со странным чувством, проскочившем в груди.

Парень же не выглядел удивлённым от слова совсем. Он весь грязный, в вонючих внутренностях и крови тварей, исцарапанный и побитый смотрел на неё как на ребёнка, который где-то нашкодил.

— Так вот кто украл мои сокровища, — зло пробормотал он.

Она уже собиралась ответить, как увидела в мерцании свечи за его спиной движение.

— Берегись! — крикнула она.

Это должен был быть смелый окрик уверенной в себе девушки, но прозвучал как визгливый испуганный писк ребёнка.

Но было уже поздно: шип воткнулся прямо в него, и парень, морщась, покачнулся. И тут же с разворота отправил в проход удар. Сразу же получил ещё несколько шипов в тело, но их он словно и не заметил, быстрыми ударами изрубив паутину ещё на подлёте.

К ним приближалось не менее десятка пауков, которые пытались загнать добычу. Но незнакомец был или безумен, или чрезвычайно смел: поставив свечу на пол и, выкрикнув какие-то слова, видимо, взывая к своим предкам (Инал прокричал: «Подходи по одному — буду делать шаверму!»), он бросился в атаку, сокращая расстояние.

— Стой! — взвизгнула она, но…

Парень уже сцепился с ними, орудуя мечом. Ровные, быстрые движения мечника, который явно пусть и не на превосходном уровне, но умел фехтовать. В них не было неуверенности, в них было мало лишних движений, но была та смертельная красота, пусть стиль и отличался от того, который изучала она.

Пауки пытались пробиться к нему, но мешали друг другу, не давая ни стрелять отравленными шипами, ни плеваться паутиной. И через пять минут запыхавшийся, но ещё живой незнакомец с удивительным лицом стоял, оглядывая поле боя. Вздохнул, вернулся, поднял свечу и…

— Нам надо бежать! — испуганно заголосила Мэй. — Их шипы! Они отравлены!

— Да уж понятно, что не мёдом помазаны, — его грубый, немного охрипший от усталости голос немного пугал её, особенно этот странный акцент, будто выдолбленный из камня.

— Ты не понимаешь! Они отравляют Ци! Ты не сможешь пользоваться…

— Нельзя отравить то, что мертво. Где сокровища, красавица?

— С-соко-рови-ща? — Мэй была сбита с толку настолько, что даже не понимала, что он говорит. Вернее, она действительно не понимала, что он говорит (Инал неправильно употребляет слова).

— Вещи, реликвии, артефакты — где они?

— Я… я не знаю! Мы даже не дошли до них! Да и вообще, о чём ты говоришь в такой момент?! Надо бежать! Освободи меня сейчас же!

Он смерил её взглядом, достаточно недобрым, чтобы Мэй забеспокоилась о том, что незнакомец может и оставить её здесь, из-за чего испуганно и нервно сглотнула. Но парень лишь вздохнул, покачал головой и, подхватив её, чтобы не упала, одним ударом срезал паутину.