Сурок неслышной тенью скользнул в хижину:

– Все в порядке, капитан, гвардейцы покинули казармы. Бес повернулся к Тору:

– Действуй, и по возможности без шума. И помни: ваши головы мне еще понадобятся.

Степняки Азарга изнывали от безделья. Небольшая орда в пятьсот сабель без труда укрылась в густой роще Великого. Когда-то эта роща была любимым местом отдыха посвященных, и здесь еще сохранились полуразвалившиеся постройки давних времен. Теперь посвященным уже не до отдыха. Да и никаких гвардейцев не хватит, чтобы сберечь их покой в этом райском уголке в нынешние смутные времена. Зато Бесу роща сослужила хорошую службу.

Горячий Азарг вылетел из зарослей на тонконогом сухом жеребце навстречу почтенному Ахаю. Меченый залюбовался и конем, и лихим наездником. Азарг был старым другом – не один десяток обозов раскатали они вместе в бескрайней Суранской степи. Сам посвященный Чирс хлопотал о беспутной голове Азарга, суля много золота. Но не выгорело дело. Ловкий степняк избежал расставленные на него ловушки, и только шрамы на прокопченном лице указывали на то, что хлопоты посвященных не были уж совсем напрасными.

– Теперь уже скоро, – сразу же успокоил хана Бес. – Выводи людей.

Азарг радостно свистнул, и пятьсот всадников уже через несколько мгновений окружили капитана меченых. Степняков город поразил. Даже все, казалось бы, повидавший Азарг беспокойно озирался по сторонам. Эти нависающие над головами каменные громады производили тягостное впечатление на человека, привыкшего к бескрайним просторам.

Как ни странно, появление на улицах Хянджу степной орды не вызвало большого переполоха. Горожане равно душно скользили глазами по оборванным всадникам, по их роскошно разодетому вождю и низко кланялись достойному жрецу-горданцу, возглавлявшему весь этот сброд. Слухи о бунте рабов на рудниках уже распространились по городу. Видимо, жрец Храма вел сейчас степную орду на помощь гвардейцам, подавляющим бунтарей. Хотя гвардейцы, судя по наступившей тишине, уже справились сами. Тревожные времена наступили для Хянджу, даже глубокие старики не могли припомнить, когда поднимали в последний раз немытые головы рабы. А сегодня даже те, кто работает в домах хозяев, обнаглели до того, что смешиваются с толпой свободных горожан и осмеливаются подавать свой собачий голос, когда молчат даже самые достойные. Рослый горожанин в раздражении пнул подвернувшегося под ногу мальчишку-раба.

– Плохие времена, ох, плохие.

Но лучше не произносить подобные слова вслух, да еще в присутствии высокородного жреца. Горожанин потер обожженное витой плетью плечо (расплата за длинный язык) и согнулся в подобострастном поклоне.

– Слава посвященному Чирсу, да продлятся дни его вечно.

Толпа преданно зашумела под насмешливым взглядом высокомерного горданца:

– Слава гвардейцам. Слава, слава, слава…

Этот слабый крик прилетел издалека, но его тут же подхватили сотни подобострастных глоток, и сотни восторженных глаз с обожанием устремились на достойного жреца.

– Веселый город, – удивился Азарг, – и народ здесь гостеприимный.

Бес засмеялся – ошибка степного хана, плохо понимающего язык суранцев, позабавила его и отвлекла от мрачных мыслей. Несколько взрывов, прогремевших один за другим, разом оборвали ликование толпы. Взрывы доносились со стороны гвардейских казарм, и это обстоятельство не на шутку испугало горожан – толпа рассеялась с невероятной быстротой.

– Пора!

Бес огрел коня плетью и поскакал во весь опор по опустевшей улице. Тор сделал свое дело – массивные здания гвардейских казарм рухнули, погребая под обломками своих нуждавшихся в отдыхе после проведенного в трудах дня хозяев. Несколько десятков обезумевших от ужаса людей метились среди развалин, паля из огненных арбалетов направо и налево. Бес недолго любовался открывшейся его глазам картиной. Подскакавший Тор крикнул едва ли не в ухо капитану:

– Горданцы, не менее полусотни.

– Задержи их, – приказал Бес сержанту. – Гвардейцы – это твоя забота. Чуб тебе поможет.

Он приподнялся на стременах и махнул рукой. Орда Азарга стремительно сорвалась с места. Они почти не встретили сопротивления по пути к Чистилищу. Несколько десятков обезумевших от страха жрецов были затоптаны конями степняков быстрее, чем успели осознать, что же происходит. Караульные-гвардейцы открыли огонь, десяток степняков с криками вылетели из седел, но Бес даже не обернулся. За его спиной бешено огрызались автоматы, это меченые Тора и Чуба противостояли уцелевшим гвардейцам Кархадашта. Бес первым вылетел на храмовую площадь и остановился встревоженный. Рахша со своими рабами запаздывал, а штурмовать Чистилище, в котором было несколько тысяч вооруженных жрецов и храмовых стражников, силами степняков Азарта было бы безумием. И еще одна мысль тревожила Беса: успеют ли Волк и Хой взорвать тайные переходы Чистилища, или посвященные и достойные разбегутся по миру, забьются в щели, и их придется выковыривать оттуда по одному.

Ворота Чистилища медленно раскрывались. Бес оглядел свое воинство: пятьдесят пешек и пятьсот степняков – это не Бог весть что, но отступать уже поздно.

– Вперед! – Бес махнул рукой, бросая пешек на хлынувший из-за стальных створок желтый поток стражников.

Чирс поднял голову и прислушался – глухие взрывы раздавались в подземельях Чистилища. Почтенный Ахай, да сгинет в преисподней его черная душа, отрезал служителям Великого последние пути отхода. Он все предусмотрел, этот Черный колдун из Южного леса, но остался еще один путь, последний, и посвященный Чирс уйдет по этому пути с высоко поднятой головой.

– Они уже ворвались в Чистилище, торопись, посвященный!

Перекошенное страхом лицо Магасара на несколько мгновений возникло перед взором Чирса и тут же исчезло. Посвященный Магасар торопился, он искал спасительную тропку. Посвященному Чирсу с ним не по пути – его дорога определена Великим.

А Магасар прав, они действительно уже здесь. Посвященный Чирс и сам слышит вопли взбесившейся черни в священных залах Чистилища, где даже шепот непосвященных являлся кощунством. Наместник Великого не побежит подобно крысе, он уйдет с достоинством, взглянув напоследок в глаза ненавистного человека. Бес Ожский, внук посвященного Ахая придет к священному огню, чтобы упиться своей победой. И поражением. Поражением длинной вереницы их общих предков, чья жизнь оказалась напрасной. Чирс должен взглянуть в глаза этому человеку – пять столетий непрерывных побед Гордана ждут за его спиной этой встречи.

Чирс закрыл глаза и откинул голову на жесткую спинку кресла. Рука, державшая наполненный до краев кубок, не дрожала. Человек остановился в двух шагах от посвященного, Чирс слышал его ровное дыхание, а потом почувствовал и его руку на своем плече.

– Почтенный Ахай пришел за жизнью посвященного Чирса?

– Я не Ахай, – голос был молодой и уверенный, – и твоя жизнь мне не нужна.

Удивленный Чирс открыл глаза. Стоящий перед ним воин явно был горданцем, и витые рукояти мечей за его плечами показались посвященному неуместными. Но более всего наместника Великого поразило лицо горданца, знакомое до щемящей боли в груди. Это было лицо Чирса, помолодевшее на добрые пятьдесят лет.

– Уходи, я покажу тебе дорогу.

– Но почему? Неужели почтенный Ахай решил подарить мне жизнь?

– Меня просила об этом Айяла, дочь посвященного Вара.

Вар прислал своего человека, чтобы спасти старого друга! Какая ирония судьбы, а возможно, и напоминание о содеянном когда-то зле.

– Я уже выбрал дорогу, ты опоздал, достойный.

– В таком случае поторопись, посвященный.

Да, он прав, ждать больше нечего. Посвященный Чирс увидел лицо последнего горданца – нечаянный подарок судьбы. Наместник Великого поднес к губам кубок и залпом выпил его содержимое.

– Жаль, – сказал подошедший Бес – Я хотел сам отправить в ад эту старую храмовую крысу.

Волк промолчал и отвернулся. Сотни рабов и степняков, крича от возбуждения, ворвались в святилище. Грязные руки шарили повсюду, срывая со стен роскошные ковры и золотые украшения. Золотой жезл в виде раскрытой ладони Великого покатился по каменному полу прямо к Бесу. Сразу два раба вцепились в драгоценную игрушку. Бес ногами разбросал их в стороны, поднял жезл и швырнул его в чашу с огнем. Глаза Черного колдуна сверкнули яростью, окружавшие его рабы подались назад. Бес поднял руку, шум сразу стих.