– Кажется, и Ожский замок прежде принадлежал этому разбойнику Тору Нидрасскому? – спросил юный владетель Аграамский.

Гарольд покраснел, потом побледнел. Владетели поспешно уткнулись в тарелки, не рискуя поднять глаза на короля. Ярл Норангерский зло пнул под столом просто душного Тейта в ляжку, но Аграамский в ответ лишь захлопал глазами. Вероятно по причине возраста он не был осведомлен о некоторых важных моментах слишком деликатного свойства, чтобы о них говорилось вслух.

– Я вовсе не считаю Тора Нидрасского разбойником, – Лаудсвильский, как всегда, оказался расторопнее всех, – именно ему Нордлэнд обязан своей свободой. Конечно, и мы с владетелем Брандомским приложили к этому руку, и ярл Грольф Агмундский, но истинных героев всегда забывают, увы.

Владетель Рекин покачал головой с видом оскорбленного достоинства. Нордлэндцы глухо заворчали, но ввязываться в открытую полемику с Лаудсвильским никто не рискнул. К тому же Рекин, что с ним редко бывало, на этот раз сказал чистую правду.

– У Тора Нидрасского были дети? – спросил король Гарольд, вызвав тем самым смущение в благородном собрании.

– Ходят разные слухи, – нашелся Лаудсвильский, – но ничего определенного я лично сказать не могу.

– Это правда, что жена Тора Нидрасского была ведьмой? – спросил Расвальгский, глядя на Рекина круглыми глазами.

– Правда, – мрачно подтвердил Брандомский. – Только почему была – она до сих пор живет в Ожском бору.

– И вы не пытались ее изловить?

– Пытались, – усмехнулся Лаудсвильский. – Лет семь назад нам это почти удалось. А потом в селе, где мы ее ловили, передох весь скот, и теперь смерды скорее пойдут на плаху, чем станут нам помогать.

– Странно, благородный Бьерн, – задумчиво проговорил Гарольд. – Меченые, ведьмы – и все это в нескольких шагах от твоего замка.

– Ожский бор велик, – возразил Брандомский, – и найти там человека так же трудно, как иголку в стоге сена. Да и стар я, чтобы бегать по лесу за мальчишками.

– Меченые обнаглели вконец, – заметил владетель Гутормский, – пора бы нам взяться за них всерьез. Если владетель Бьерн немолод, то у нас с вами сил пока в избытке.

– Все это интересно, – сказал Лаудсвильский, – но государь, вероятно, устал с дороги, так давайте оставим проблемы для более подходящего случая и поднимем кубки за здравие нашего венценосного гостя.

Владетели дружно поддержали благородного Рекина. Гарольд согласно кивнул головой и осушил кубок первым. После этого разговор перестал быть общим. Гарольд расточал комплименты Сигрид, хотя лицо его оставалось озабоченным. Брандомский переглядывался с Лаудсвильским, и оба встревоженно поглядывали на короля. Но более ни чего примечательного в этот вечер не случилось.

Сигрид была взволнована прошедшим днем. Так хорошо все началось: и слова Гарольда о любви, которые он прошептал ей на ухо в первый миг их встречи, и его улыбка, и его глаза. Все говорило о том, что разлука не охладила его чувств. Сигрид была счастлива – счастлива как никогда в жизни. И вдруг появился Ульф. И глаза Гарольда потемнели. Слава Богу, что все, кажется, обошлось. Но почему этот лесной бродяга появился в замке? Зачем он так рисковал? Если он собирался напомнить королю о кровном родстве, то он выбрал не самый удачный способ. Гарольд горд и очень не любит, когда его ставят в смешное или глупое положение.

Из открытого окна пахнуло прохладой, и это было особенно приятно после утомительного вечера в душном парадном зале среди полупьяных гостей. Сигрид с удовольствием вытянулась поверх покрывала и прикрыла глаза, наслаждаясь покоем. Шум во дворе хоть привлек ее внимание, но не пробудил любопытства. Наверняка перессорились пьяные гости или их дружинники, какое ей до всего этого дела. Однако легкий шорох у окна заставил ее насторожиться и даже оторвать голову от подушки. В этот раз тревога была более чем обоснованной. Этот негодяй, этот несносный мальчишка из Ожского бора не нашел ни чего лучше, как залезть в ее спальню. Сигрид как ветром сдуло с постели при виде улыбающегося Беса.

– Как ты сюда попал? – шепотом спросила она и вы глянула наружу, где по двору метались люди с факелами и что-то громко кричали.

– Хотел посмотреть на короля Гарольда, – пожал плечами Бес – Кто знал, что по этому поводу поднимется такая суматоха.

– От тебя одни неприятности, – Сигрид закусила губу, раздумывая, чтобы предпринять.

Бес с интересом рассматривал убранство спальни. Замок был богатым, что ни говори, и не шел ни в какое сравнение с его скромным жилищем в лесу. Конечно, именно поэтому изнеженная девчонка пожелала вернуться сюда. Вон какое ложе для нее здесь приготовили – пятерым места хватит.

– Забавно, – сказал Бес и уселся на примятую ее телом постель.

Он продолжал улыбаться, словно суматоха за окном не имела к нему никакого отношения. Этакий лесной дурачок, пришедший в гости к своей деревенской подружке.

– Сначала Ульф, потом ты! – сказала в сердцах Сигрид.

– Ульф был в твоей комнате? – Глаза его внезапно сверкнули, а на лицо набежала тень.

– Не все же так бесцеремонны. Ульф назвался ярлом Хаарским и сел за стол вместе со всеми, а потом сбежал.

– Похоже на Ульфа, – кивнул Бес – Но он действительно ярл Хаарский, так решил мой отец – он подарил ему этот замок. Это ты его выдала?

– Вовсе нет, – возмутилась Сигрид. – Хотя следовало бы. Человек входит без приглашения в чужой замок и ведет себя неприлично и нагло.

– Он родился в этом замке, – рассмеялся Бес – И даже, кажется, в этой самой комнате.

– Ты мог бы не так громко смеяться?! – зашипела на него Сигрид. – Служанки за стеной.

– То-то я заметил, что ты даже раздеться сама не можешь. А если служанок рядом не окажется, так и будешь ходить голая?

Сигрид не знала, смеяться ей или плакать. Ночной гость нес совершеннейшую чепуху, но с таким видом, словно все ему на этом свете известно. И уходить он не собирался, да и уходить ему было некуда – суматоха во дворе не прекращалась.

Бес снял берет и, подойдя к зеркалу, пригладил спутавшиеся кудрявые волосы. Краем глаза он наблюдал за расстроенной Сигрид и самодовольно улыбался. Боже мой, какой болван! Если он попадет в руки владетелей, то ему несдобровать. Сигрид заметалась по комнате, не зная, что предпринять: не погонишь же этого вздорного мальчишку на верную смерть. Его пристрелят раньше, чем он откроет рот в свое оправдание.

Из коридора послышались возбужденные голоса. Бес метнулся к окну, но под окном тоже стояли люди и, громко переговариваясь между собой, указывали факелами на стены. Он почувствовал дыхание Сигрид у своего уха и замер, боясь пошевелиться. Девушка держала его за руку, словно опасалась, что он сейчас бросится на воинов, толпящихся внизу. Бес скосил глаза на розовый сосок, выглядывающий из выреза ночной рубашки, и нерешительно переступил с ноги на ногу.

– Ну вот еще, – вспыхнула Сигрид и запахнула ворот. В дверь неожиданно постучали, и девушка вздрогнула.

Глаза ее заметались по комнате в поисках убежища для непутевого гостя. Бес обнажил мечи и приготовился к обороне.

– Я могу уйти по карнизу, – прошептал он. Сигрид толкнула его на ложе и задернула полог.

– Что случилось? – сонно протянула она, набрасывая на плечи длинный халат и приоткрывая двери.

Испуганные служанки жались по углам, а на переднем плане возвышался благородный Бьерн с мечом в руке:

– Ты никого не видела?

Гарольд, стоящий в шаге от Брандомского, жадными глазами пожирал девушку. Сигрид тряхнула белокурыми волосами и подняла на отца невинные глаза:

– Во сне?

– Запри окна и двери, – распорядился Бьерн, – и пусть девушки останутся при тебе.

– Девушки и так всегда со мной, – возмутилась Сигрид. – Мне только непонятно, что делают в моих комнатах мужчины в столь позднее время.

Она резко захлопнула двери перед самым носом рассерженного Бьерна. Гарольд засмеялся:

– Сигрид права. Невежливо спрашивать девушку среди ночи, нет ли у нее мужчины в спальне.