— Да. Аллах позволяет правоверным брать в жены гяурок… По правде говоря, среди них много красавиц…
— О-о, да ещё каких! — восторженно воскликнул салтан.
— Благодарю тебя, Гази-бей. — Мурза пожал собеседнику руку. — Об одном прошу тебя — никому ни слова!
— Охотно обещаю. Тем более что это мне ничего не стоит! — Салтан весело рассмеялся.
— Когда выезжаешь?
— До рассвета тронусь… Теперь день короткий, а я хочу по дороге заглянуть в окрестные села, чтобы не с пустыми руками возвращаться в Крым. Ха-ха-ха!
— Чора не заставит себя ждать. Будет вовремя!
Они расстались, и каждый пошёл своей дорогой: Гази-бей к воротам, а Кучук нашёл сына и с ним, никем не замеченный, скрылся между постройками. Переждав там некоторое время, пока все разошлись с площади, выглянул из-за угла и шепнул:
— Пошли!
Они прокрались мимо гетманского дома, мимо заметённых снегом конюшен, откуда слышалось фырканье лошадей, и быстро направились к дому, отведённому гетманом для семьи Звенигоры и трех янычарских старшин. Там из окон струился свет. Кучук остановился у плетня, заглянул во двор и, приложив ко рту ладони, трижды глухо кашлянул:
— Кх, кх, кх!
Из темноты в ответ донёсся такой же кашель. Скрипнул под ногами снег — из-за плетня показалась островерхая татарская шапка.
— Сюда, мурза! Сюда! — Дозорный поднялся во весь рост.
— А где остальные? — спросил Кучук.
— Все здесь, в засаде…
Кучук и Чора перепрыгнули через невысокий плетень и пошли следом за сейменом, который провёл их в укромное место между сараями, откуда были видны крыльцо и окна хаты. Здесь, закутавшись в тёплые кожухи, стояли ещё трое. Увидев мурзу, они поклонились ему.
Это были преданные Кучуку люди, готовые выполнить все, что бы он ни приказал.
— Одежду захватили? — спросил мурза.
— Захватили.
— За хатой следили все время?
— Да.
— Ну и что?
— Девчата вернулись в сопровождении двух турок. Третьего с ними не было.
— Придётся отправить их к праотцам, — твёрдо сказал мурза. — Жаль, что нет третьего: и его б заодно, чтобы не поднял тревоги прежде времени… Ну, ладно, подождём, пока все уснут!
Он опёрся о деревянную стену и не отрываясь смотрел на освещённые окна. Ждать пришлось недолго. Вскоре скрипнула калитка — и во дворе возникла тёмная фигура.
— А вот и третий, — прошептал Кучук удовлетворённо. — Всех разом и накроем.
Но этот третий повёл себя совсем не так, как подобало бы хозяину. Он перебежал через двор и, вместо того чтобы подняться на крыльцо, стал дубасить кулаком в окно.
В двери появился Сафар-бей.
— Кто здесь?
— Азем-ага приказал, чтобы ты, Сафар-бей, с Якубом-агой немедленно прибыли к нему! — послышался голос незнакомца.
— Что там стряслось?
— Не знаю… Приказано — немедленно!
Сафар-бей помолчал с минуту, потом скрылся в хате. Немного погодя вышел с Якубом, и в сопровождении посланца Азем-аги они вышли со двора.
— Кажется, нам помогает сам аллах! — снова прошептал Кучук. — В хате остались одни женщины да немощный дед, который не сможет оказать сопротивления…
— Что мы с ними сделаем, отец? — спросил Чора.
— Посмотрим…
— Мне не хотелось бы их убивать!
— Свяжем — и пускай лежат до утра.
Переждав некоторое время, Кучук дал знак своим людям и, озираясь вокруг, начал медленно приближаться к хате. Но вдруг замер, прислушался и быстро присел за сугробом. Чора и сеймены затаились около него.
Кто-то вошёл во двор и направился прямо к крыльцу. Мурза мысленно выругался. Все так удачно складывалось, могло обойтись без драки и кровопролития, а главное, без шума и крика. Так нет — принесла нелёгкая кого-то из этих зазнавшихся турок! Что ж, придётся пускать в ход оружие!.. Он напряжённо вглядывался в темноту, лихорадочно прикидывая, что делать: прикончить непрошеного свидетеля сейчас или дать ему подняться на крыльцо?
Но пока незнакомец проходил освещённое место у окна, Кучук узнал в нем переодетого в татарскую одежду Свирида Многогрешного. Мурза удивился: что ему здесь нужно, да ещё в таком виде?
Не менее поразительным оказалось и появление вслед за Многогрешным его пахолков, тоже в татарской одежде.
«Эге-ге! Тут пахнет жареным, черт подери! — едва не присвистнул мурза, но вовремя удержался. — Что же затевает этот бешеный Юрась? Ведь Многогрешный здесь явно не по своей воле, а по приказу гетмана…»
Мурза подал знак своим людям, чтобы оставались в укрытии и не выдавали себя ни шорохом, ни звуком, а сам улёгся в пушистый снег и, осторожно выглядывая из-за сугроба, продолжал следить за тем, что делается возле хаты.
Тем временем Свирид Многогрешный подошёл к двери и забарабанил в неё. За шумом ветра мурза не услышал, что он сказал, но видел, как на пороге показался лысый дед. Пахолки тут же толкнули старика в грудь и стремглав бросились в хату. Многогрешный остался на крыльце.
В хате послышались приглушённые крики, шарканье ног. Потом наступила тишина. Только ветер свистел да жалобно скрипела старая корявая груша у крыльца.
Вскоре дверь распахнулась, пахолки вынесли два длинных тяжёлых свёртка и растворились с ними в ночной тьме.
Кучук вскочил и со злостью топнул ногой. Проклятье! Из-под самого носа вырвана редкая добыча, которую он облюбовал ещё за Днепром! У него не осталось сомнений, что Многогрешный выкрал девчат.
Мурза поднял своих людей.
— Видали?.. Мы не должны потерять их след! Пошли! — коротко приказал он и первым тронулся вслед за похитителями.
Чора поравнялся с отцом, спросил взволнованно:
— Они выкрали девчат?
— Да.
— Для гетмана?
— Должно быть.
— О аллах, мы лишимся их!
Но Многогрешный миновал площадь, гетманский дом и повернул к посадским воротам. Значит, девчат несут не к гетману? Куда же тогда?
Видно было, как Многогрешный, а за ним и его пахолки со своей добычей без всякой задержки прошли мимо стражи и торопливо направились в сторону Шполовцев.
Это затрудняло преследование. Шполовцы — предместье большое, с множеством запутанных улиц и закоулков, в которых легко сбиться со следа. Кроме того, здесь живёт много горожан, размещены татарские и турецкие отряды. О том, чтобы отбить девчат, как надеялся Кучук, нечего было и думать. Такой шум начнётся — поднимется весь город.
Давно раскусив характер Юрася Хмельницкого, человека жестокого и мстительного, Кучук теперь понял: гетман не простил обиды и готовит над девушками мерзкую расправу. Вот только какую? Убийство? Вряд ли. Да и не посмеет он сделать это в Немирове, поскольку дело касается турчанки, брат которой служит в войске падишаха. Продажа? Тоже маловероятно… Тогда остаётся подарок?.. Но кому? Конечно, какой-то высокопоставленной особе, которая своей властью может покрыть преступление гетмана! Паше Галилю? Великому визирю? Или… самому падишаху?
Кучуку стало жарко. Он расстегнул кожух. О шайтан! Неужели и вправду этих девчат Юрась предназначил падишаху? Если так, то не сносить тебе, мурза, головы!
Он представил себе голубые озерца Стешиных глаз, её пышные густые волосы, крутой пшеничной волной ниспадающие на округлые девичьи плечи, нежные розовые щеки и прелестную, по-детски немного наивную улыбку; представил смуглую красу Адике, затуманившую разум даже гетману, — и будто хмель ударил Кучуку в голову. Он не мог ещё разобраться в своих чувствах. Сам не знал, которой из девушек отдаст предпочтение. Хотел обеих иметь в своём гареме. А время покажет…
Но все же ему больше нравилась златовласая гяурка Стёха. Почему — не мог понять. Может, потому, что, в отличие от него, черноволосого и смуглого, у неё была молочно-нежная кожа и русые волосы?..
«Э-эх, будь что будет! — решил Кучук. — Не выпущу из рук этих птичек!»
Мурза тронул сына за плечо.
— Чора, слушай внимательно… Мчись в наш стан за помощью! Возьми человек двадцать — тридцать конных и останься в засаде у подъёма на Шаргородском шляхе… Там увидимся. Кажется, я начинаю догадываться, что задумал гетман. Он хочет отправить девчат в Каменец. Назовёшь меня шелудивым ишаком, если я ошибусь!.. Мы выследим Многогрешного, и, когда он тронется в путь, ты догонишь его, отобьёшь девчат и присоединишься у Браилова к отряду салтана Гази-бея. Он будет ждать тебя… Понял?
