— Вот его нам как раз и треба схватить! Татары тогда мигом повёрнут назад, — сказал Арсен. — Скорей, други!

Он пришпорил коня и помчался наперерез Яненченко. За ним — Гурко, Роман и Спыхальский. Позади неслись казаки Лукомской сотни.

Арсен вихрем налетел на Яненченко и схватился с ним. Полковник был силён и ловок. Его тёмное, как бронза, лицо злобно оскалилось: он, видимо, подумал, что сможет легко выбить молодого противника из седла. Но с первых же ударов почувствовал, что перед ним не юнец, а опытный и бывалый казак. Поэтому, нанося Арсену удар саблей, он левой рукой выхватил из-за пояса пистолет и направил казаку прямо в грудь.

Прогремел выстрел.

Но Арсен на мгновение раньше резко склонился в сторону, к левому стремени, и тоже выхватил пистолет.

Яненченко не ожидал такого поворота событий. Он был уверен, что противник его падает, и не успел увернуться от выстрела Звенигоры, стрелявшего почти в упор — их лошади едва не столкнулись. На кожухе полковника у самого сердца зачернела дыра, однако он даже не покачнулся.

— На нем панцирь! — крикнул Гурко. — Бей саблей!

Арсен взмахнул саблей. И если бы полковник не рванул поводья и не кинулся наутёк, если бы между ним и Арсеном не вклинились его телохранители, неизвестно ещё, чем бы закончился для Яненченко этот поединок.

Ему наперерез ринулись Роман со Спыхальским и десяток молодых казаков. Поняв, что он попадает в западню, полковник отпустил поводья и что было силы огрел коня саблей по крупу. Дюжий рысак прижал уши и вихрем помчался в поле, спасая своего хозяина от верной смерти.

— Хватай его! Ах он пся крев! — взревел Спыхальский, видя, что полковник уходит.

Однако ни у Спыхальского, ни у Романа, ни у Гурко лошади не отличались резвостью, и Яненченко быстро оторвался от них. Только Арсен не отставал. Как чёрная молния, мчался он следом за полковником по заснеженному белому полю.

Яненченко оглянулся, и на его бронзовом, загорелом лице промелькнул страх: казак вот-вот догонит… А там…

— На помощь! — закричал он испуганно.

К нему на выручку бросился с несколькими десятками воинов мурза Кучук.

Арсен на всем скаку врезался в лаву ордынцев. От его внезапного натиска первый ряд дрогнул, подался назад. Несколько всадников упали на землю. У остальных сразу пропал боевой задор…

К казаку немыслимо было подступиться, его сабля, как смерч, неистовствовала над вражьими головами, а сильный, распалённый боем конь грудью теснил низкорослых косматых татарских коней.

Когда подоспели друзья, Арсен с новой силой, с новой удалью накинулся на ненавистных захватчиков. Упало ещё несколько врагов, а те, что уцелели, с воплями кинулись врассыпную.

— Кара-джигит! Чёрный всадник! — кричали одни.

— О аллах, это сам шайтан! — вопили другие.

— Куда? Назад! — пытался остановить их мурза Кучук.

Его никто не слушал. Повсюду воины разворачивали лошадей. Брошенные кем-то два слова — «чёрный всадник» — мгновенно, как огонь, опалили смертельным страхом сердца суеверных ордынцев. В их представлении «чёрный всадник» был наделён волшебной неуязвимостью, сверхъестественной силой, и встреча с ним не предвещала ничего, кроме смерти…

— Кидайте на него аркан! — орал Кучук.

Но голос мурзы тонул в криках, бряцании оружия и топоте копыт. Его оттеснили, увлекли за собой перепуганные одноплеменники. Он уже ничего не мог поделать. Да и кто остановит пришедших в ужас людей, которые бегут с поля боя? Кроме того, сам мурза не видел в этом походе, к которому его принудили Кара-Мустафа и хан Мюрад-Гирей, никакой выгоды для себя. Чем заплатит ему гетман Юрий Хмельницкий, если у него казна пуста, а подданных — горстка? Так за что же его люди должны расставаться с жизнью?

Орда бежала на Оржицу, а оттуда полями — на Яблонево. Крымские салтаны[13], которые были вместе с Юрием Хмельницким, не ожидая, пока подойдут казачьи полки, сняли осаду крепости и начали поспешно отступать к Днепру. Только глубокие снега помешали лубенцам и миргородцам преградить им путь и разгромить наголову.

За Оржицей, отделившись от казаков, что преследовали татар, Арсен с друзьями повернул к Дубовой Балке. Ехали быстро, хотя каждый понимал: надежды на то, что хутор остался целым, почти нет.

Перед ними расстилалась безбрежная мёртвая белая равнина. Большое красное солнце медленно опускалось за далёкий горизонт, и на искристом снегу впереди всадников колебались длинные тёмные тени.

Арсен невольно засмотрелся на свою тень, странно горбившуюся перед ним, и ему вдруг пришла на ум известная с детских лет поговорка: своей тени не догонишь!

Но только ли тени?.. А счастье? Разве оно не похоже на призрачную тень? Сколько уже времени он гонится за ним, но догнать никак не может… Под сердцем вновь заныло. Ехал домой, как на похороны, не верил, что застанет своих там, ибо повсюду, где побывал Юрась Хмельницкий с ордой и его полковник Яненченко, оставались лишь трупы да пепелища.

И все же в самой глубине сердца теплилась малюсенькая надежда. Вопреки всему теплилась… А вдруг Дубовая Балка, притаившаяся в оврагах, заметённых снегами, уцелела? Может, её миновали татарские чамбулы и родные сейчас встретят его радостными возгласами, приветливыми улыбками?

Напрасная надежда!

Когда под вечер с высокой горы внезапно открылся перед ними широкий вид на Сулу и её просторы, что белым покрывалом раскинулись до самого небосклона, они увидали Дубовую Балку, вернее, то место, где был хутор. Теперь там лежало чёрное пожарище.

Всадники остановились. Долго молча смотрели на страшную картину.

— Пся крев! — нарушил молчание Спыхальский. — Какое злодейство! И как только народ живёт на этой земле? Беспрерывные войны, набеги, кровь, смерть… Несчастный край!

— Своею кровью мы защищаем здесь и Польшу, пан Мартын, — заметил Семён Гурко. — Однако ваше вельможное панство совсем не ценит этого.

— Как это? Мне кажется, пан ошибается! — встопорщил усы Спыхальский.

— Я могу привести десятки примеров из прошлого, которые убедят пана… Кто не знает Ивана Подкову, могучего рыцаря, который со своими казаками столько раз побивал османов и кочевников. А что с ним сделали король и магнаты? Схватили коварно и приказали казнить в угоду султану!.. Кто не знает на Украине, для чего была построена над порогами крепость Кодак? Для того, чтобы задушить Сечь, которая, что греха таить, принимала всех, кто бежал от панского гнёта… Но ни король, ни магнаты не понимали или не желали понимать, что этим самым подрывают безопасность всего края, ибо Сечь прежде всего вела смертельную борьбу против Крыма и Порты, которые поставили себе целью уничтожить до основания Украину и Польшу…

— Сдаюсь, пан Семён, — мрачно произнёс Спыхальский. — Все, что ты говоришь, то святая правда…

— Если бы мы, славяне, не грызлись между собой, как собаки, а сообща выступили против хана и султана, то давно бы уже кровавый меч османов лежал во прахе, притоптанный нашими ногами! И не свистел бы хищный аркан над головами наших жён, сестёр и детей!

— Твоя правда, пан Семён!

Пока Гурко и Спыхальский тихо вели беседу, Арсен отъехал немного в сторону и угасшими глазами смотрел на то место, где совсем недавно стояла его хата. Там сейчас не вился сизый дымок из трубы, не блестели весело на солнце стекла в маленьких оконцах, не скрипел журавль над колодцем… Груда головешек да почерневший снег вокруг — это все, что осталось от уютного жилья.

Арсен застонал от боли и бессильной ярости. Вот и кончилось его счастье, угасли надежды. В один миг утратил все самое дорогое — любимую девушку, родных, жилище…

Он ударил коня и помчался сломя голову в долину. Товарищи поскакали следом.