— Да, да, заходи, дорогая, присаживайся. С легким паром. Я давно тебя жду. У нас тут все по-домашнему, запросто. Хавн, Астра, спасибо, можете идти.

Слуги раскланялись и удалились. За спиной отцова кресла остался немой Сардер, второй телохранитель. Мне он не особо нравился.

Я уселась в кресло напротив отца. После бурных объятий и поцелуев мы успели успокоиться и теперь разглядывали друг друга. Уютный шелковый халат не делал отца вальяжным и расслабленным. Вернее, на первый взгляд, отец вроде бы отдыхал и выглядел умиротворенным, однако… чувствовалась в нем какая-то настороженность, напряжение какое-то.

Мне тоже было не по себе от этого большого помещения, от обилия мебели, от уставленного едой стола, от множества свечей в канделябрах. От того, что напротив торчит отливающий синевой череп Сардера. От того, что он смотрит на меня, словно я потенциальный противник.

— Альсарена, дорогая, — сказал отец. — Неужели у тебя не нашлось, во что переодеться к ужину?

— О… — я провела руками по подолу. — Знаешь, собиралась в такой спешке… Не захватила. И потом у меня все равно нет бального платья.

— Я говорю не о бальном платье. Я говорю о простом, домашнем. Я надеялся, что ты не будешь лишний раз светить в коридорах этим зеленым…

— Это форменное платье ордена святой Маранты, я ношу его с гордостью.

Отец мягко улыбнулся.

— Да, милая, но его надо почистить.

А поклоны, искреннее восхищение в глазах у всех встречных и поперечных? А сладкий шепот за спиной: «Марантина, настоящая марантина!»? А эти долгие-долгие взгляды, которыми провожают меня знатные господа, на полуслове прерывая свой разговор? Да будь моя воля, я мылась бы в этом платье!

Но снять придется. Хотя бы на время завтрашней церемонии. Странно, а ведь еще пару лет назад я и представить себе не могла, что стану носить одно платье больше недели. Как можно? Меня ведь в нем уже видели!

— Я очень рад, что тебе нравится в этом Бессмараге. Рад, что ты не разочаровалась в своей затее. Сардер, будь добр, поухаживай за нами. Замечательно, что ты пишешь книгу, Альсарена. Ты всегда была у нас девочка целеустремленная, а я всегда это приветствовал.

Сардер снял крышку с судка и принялся накладывать жаркое в мою тарелку.

— Однако, позвал я тебя не только ради того, чтобы повидаться. Ввиду определенных обстоятельств я предлагаю послать Имори в Бессмараг за твоими вещами.

Я выронила нож. Сардер не спеша обошел стол и стал наполнять тарелку отца.

— То есть как? — промямлила я.

— Понимаю, насколько это неожиданно и сочувствую, — отец разложил салфетку на коленях. — У тебя есть время свыкнуться с этой мыслью. Понимаешь ли… достаточно, Сардер, благодарю… понимаешь ли, положение уже изменилось и будет изменяться дальше. И чем больше мы будем тянуть, тем сильнее осложним свою жизнь. Посольство рассчитывает пробыть здесь еще одну неделю, после чего отправится обратно в Генет. Я предпочел бы, чтобы ты уехала вместе со мной.

— Объясни, в чем дело. Что случилось?

Сардер разливал вино. Отец глядел на меня, поигрывая позолоченным ножом.

— Пока ничего не случилось. Но все говорит о том, что… Альсарена, я не хочу тебя пугать, не хочу тебе приказывать. Скажем так, я настойчиво рекомендую. Наверное, до вас в вашей глуши никакие слухи не доходили. Святые отцы зашевелились, Альсарена.

— Они всегда шевелились.

— Верно. Если раньше они шевелились, то сейчас забегали. Очень прытко, потрясая мечами.

— Кальсабериты?

Я невольно закусила губу. Молодой орден, разрешающий в своем уставе ношение оружия. Не они первые вышли на это поприще, ношение оружия разрешалось и прежде. Разрешалось. А не приветствовалось. И другие ордена никогда еще не строили свою политику на военной силе.

— Кальсабериты, — отец вздохнул. — Они самые. Первосвященник отец Фальверен скончался этой осенью. Как раз накануне Дня Цветения. По официальным сведениям, от кровоизлияния в мозг. Собор Иерархов избрал нового Первосвященника. Отца Эстремира, Пса Господня. Твое здоровье, Альсарена.

Он отпил из высокого стеклянного бокала и углубился в поедание жаркого. Я тоже отрезала кусочек и положила в рот. Вкуса не почувствовала.

— Вот так, — отец глотнул еще вина и поморщился. — Такие дела, милая. Четыре епископа из шести уже кальсаберитские. За полгода, Альсарена!

Ему не нравился подобный расклад. Раньше церковники уживались со светской властью вполне мирно. Мы — вам, вы — нам, и обе стороны довольны. Теперь же все медленно, но верно кренилось на один бок. Я уверена, крен еще невелик. У отца слишком тонкий нюх, усугубленный лираэнской мнительностью.

— У лорда Венревена в свите имеется тишайший священник с еще более тишайшим служкой. Для частных, так сказать, богослужений, если старика Венревена оставят в Арбеноре послом.

— Люди Эстремира?

— Естественно. Причем никаких кальсаберитских регалий. Тишь да гладь.

— Не понимаю. При чем тогда Альдамар?

— Опытный рыбак, Альсарена, закидывает удочку не у берега, а подальше, где на глубине большая рыба ходит. А еще более опытный забрасывает много удочек в разных местах и, к тому же, сети ставит.

Я хмыкнула.

— Это уже не рыбак получается, а браконьер.

— А как бы он ни назывался. Что до Альдамара, так тут много осталось старых монастырей. Найлары, как известно, терпимы к иным вероисповеданиям. Альды же, в большинстве, приверженцы Истинной Веры. Поле непаханое — Альдамар.

— Все равно не понимаю. Монастырей много, но из них кальсаберитские один-два и обчелся.

— Новых понастроят. В старые подселят, для пополнения братии. Из Итарнагона денежки потекут, а потом и оружие. Встяхнись, Альсарена. Вспомни, чему я и дед тебя учили. О чем ты думаешь?

Я помотала головой. Подсохшие распущенные волосы приятно щекотали шею.

— Погоди. Слишком много информации. Сразу не соображу.

Вот тебе и потепление, голубушка. Приглашай своих новых друзей, милости просим. Ждем не дождемся. Особенно вампиров клыкастых. Особенно их.

— Сардер, налей-ка нам еще вина. Видишь, девочка пригорюнилась. Понятно, ей это все как снег на голову. Не до мирской суеты ей в Бессмараге было. Я бы, может, и сам не отказался месячишко-другой в глуши тамошней отдохнуть. Только не ко времени это, Альсарена, доченька. На волоске они висят сейчас, марантины твои. С колдовством их лекарство граничит, сама догадываешься, наверное.

Я опять уронила нож. На этот раз на пол.

— Отец… Это же чушь, отец! Марантин всегда и везде уважали. Марантин даже разбойники на дорогах не трогают.

Он вздохнул и выпрямился. Сардер из-за его плеча смотрел неодобрительно.

— Я тебе не о разбойниках толкую, а о святых отцах кальсаберитах. А ты, Альсарена Треверра, роза от корней дома Треверров, ты, истинное семя Белого Дракона, ты, осененная Каштановым Древом, ты пишешь писулю о каких-то вампирах! О том, что они ничуть не хуже людей, а может, даже и лучше! Вампиры! Хоть отца бы пожалела!

Я вскинула руки.

— Это не противоречит никаким церковным догмам. В Истинном Законе сказано…

Бац! Отец грохнул кулаком по столу. Звякнула посуда. Из моего бокала выплеснулась и растеклась по скатерти бордовая клякса.

— В Истинном Законе много чего сказано. А в писаниях святого Кальсабера все это подробно объяснено. И есть там параграф о защите истинно верующих от всяческого зла, и о том, что защита сия есть наипервейший долг и обязанность Пса Сторожевого, для коей ему свыше меч вручен.

— Сказано: «не убий»! Сказано так и никак иначе! Что тут можно еще добавить?

Фыркнув, отец снова потянулся за вином.

— Единый дал нам свободу выбора, — пробормотала я обиженно. — И никто не вправе на нее посягать.

Отец устало покачал головой.

— Альсарена, у нас с тобой не теологический диспут. И упаси тебя Господь от теологических диспутов с кальсаберитами. Я тебе родитель и плохого не посоветую. Бросай своих марантин, покуда с амвона собора Альберена Златое Сердце Первосвященник отец Эстремир не объявил их ведьмами и не предал анафеме.