— Угу… — задумчиво покивал он. — Откуда ты это знаешь?

— Мать-настоятельница поведала. — Я состроила скорбное лицо и даже перекрестилась. Кажется, правильно.

— Какая еще мать? — простонал парень. — Ты была в монастыре?

На дракона уже было жалко смотреть. У меня даже почти совесть проснулась, нашептывая, что пора завязывать с дразнилками. Но не обязательно же начинать прямо сейчас?

— Ну да, девственность свою берегла, аккурат до встречи с тобой, — покивала я с максимально честным видом.

— Так понимаю, монастырь тоже Шредингера? — устало вздохнул дракон, даже не став в этот раз кричать о моем вранье.

— А ты быстро схватываешь, — подмигнула ему, снимая кашу с огня. — Давай лучше есть. Ты же ешь приготовленную на огне пищу?

— А ты думала, драконы во всех обличьях едят лишь сырое мясо? — хмыкнул парень, подсаживаясь уже нормально к костру, лишь недовольно морщась.

— Мало ли, — пожала плечами я, протягивая ему плошку с кашей. — Я о драконах почти ничего не знаю.

— Тем не менее удивленной не выглядишь и страха не выказываешь.

— А чего удивляться? Да и не страшный ты, — резюмировала я, отчего дракон резко закашлялся.

— Людям свойственно проявлять страх перед неизвестным.

— Много ты понимаешь, — фыркнула я. — По твоей логике я должна сделать вывод, что драконам свойственно проявлять презрение ко всему вокруг? Вон как кривишься и ерзаешь, будто на муравейник сел.

— Я не из-за этого, — буркнул парень себе под нос, налегая на кашу, и попытался максимально выпрямиться, но снова поморщился. В общем-то, да, это выглядело не презрительно, а будто он испытывал какой-то дискомфорт, даже боль… Хм.

— Слушай, а как тебя зовут? — спохватилась я, осознав, что мысленно так и называю его «парень» и «дракон»… Ну ладно, каюсь, чаще в мыслях проскальзывает «чешуйчатый чурбан», но не принципиально.

Вот и сейчас он покосился на меня так, будто я выпытываю, есть ли у его мамы родинки на попе. Из вредности тут же начала перебирать подходящие ему клички, которыми буду величать, если таки не сознается, но дракон доводить до этого все же не стал.

— Себастьян, — бросил он не особо довольным тоном.

— Угу… — протянула я глубокомысленно. — А сокращенно как?

— Себастьян.

— Да ладно тебе, нам еще сколько времени вместе предстоит провести! Считай, что на это время мы станем почти друзьями.

— Почти друзья — это как «наполовину счастлив» или «временами влюблен»? — фыркнул дракон.

— Зануда, — припечатала я, но отступать и не думала. — Так как к тебе обращаются близкие?

— Себастьян.

— Я же серьезно! Вообще никак не сокращают?

— А смысл давать имя и пользоваться им только по особым случаям? — заметил он резонно. И я даже не нашлась что сказать. В целом логика в его словах была, но…

— Я буду называть тебя Себ! — заявила я.

— Нет.

— Бас?

— Нет.

— Тьян?

— А совместить эти три варианта в один и называть Себастьяном — никак? — вздохнул парень.

— Я над этим подумаю, — серьезно заверила его, вызвав вполне человеческий хмык, не вяжущийся с образом черствого сухаря.

— А какое твое полное имя? — неожиданно спросил Себастьян, заставив меня несколько напрячься.

— С чего ты взял, что оно у меня есть? Просто Триш.

— Будь ты «просто Триш», не долбала бы меня, вынуждая сократить мое имя. Так какое? Патрисия? — предположил он.

— Фу, жуть какая. Чего сразу Патрисия? — Меня аж передернуло от звучания этого имени, а перед глазами встал образ какой-то степенной матроны с презрительно поджатыми губами. И обряжена она должна быть обязательно в бесформенную хламиду неопределенного унылого оттенка.

— А как тогда?

Я честно задумалась, подперев голову рукой. Но как назло, в голову вообще ничего не лезло. Посему просто отмахнулась.

— Ну, может, и Патрисия. Имя как имя, если им пользоваться только по праздникам, — сдалась я. И не ожидала, что Себастьян из этого тут же сделает верные выводы.

— То есть даже имя не твое? Сколько же еще вранья ежедневно тащишь за собой? — скривился парень.

— Почему сразу вранье? Возможно, это просто мой сценический образ, а к нему полагается псевдоним, — фыркнула я, ни капли не смутившись на его заявление.

Дракон осуждающе покачал головой и сел чуть иначе, тут же невольно зашипев от явно неприятных ощущений. Тут я уже не выдержала.

— А когда ты не давал мне чешуйки, это было связано с тем, что их потеря болезненна? — начала я осторожно, обдумывая кое-какие мысли.

— В том числе. Как если бы сорвать ноготь или срезать кожу, — кивнул он машинально, продолжая есть и время от времени ерзать на месте.

— Я их не вырывала, скорее, сколола у корня, — протянула я, глядя на парня со все большим подозрением.

— На ощущениях не особо сказалось, — скривился дракон, но уже без обиды или злости добавил со вздохом: — Но заживать будет не так долго, как могло бы. Как только маг избавит нас от связи, дам еще пять чешуек.

— Оставь себе, — поморщилась я.

Одно дело подозревать, что это нечто неприятное. Другое — знать наверняка. А отсюда выплывал вопрос.

— Так получается, ты испытываешь ту же боль и дискомфорт в обеих ипостасях! Покажешь, как сейчас выглядит место без чешуек? — воскликнула я с воодушевлением.

Всегда было интересно еще по сказкам, как одно ранение переносится в обеих ипостасях. Подпилен рог, оцарапан хвост, выдрана чешуйка — ведь всего этого у человека нет и быть не может, куда же переходит ранка?

А в следующий миг мне пришлось хлопать по спине подавившегося кашей дракона…

Триш

Стоит ли удивляться, что мое любопытство не посчитали нужным удовлетворить? Ни показывать не стали, ни рассказывать, насколько печально выглядит то место, на котором в драконьей ипостаси у Себастьяна были чешуйки и которое в человеческом обличье заставляло его беспокойно ерзать и морщиться. Мало того, так дракон еще и обиделся в ответ на мое вполне серьезное предложение смазать его раны заживляющей мазью.

Махнув на него рукой, доела в тишине и так же молча пошла оттирать котелок и тарелки от каши, пока не засохло. Перед сном проверила свои штаны и, убедившись, что они наконец-то высохли, поспешила их надеть. Себастьян никак это не прокомментировал, то ли посчитав ниже своего драконьего достоинства, то ли вновь мысленно перебирая все тирады о «падших женщинах».

Утро встретило меня запахом жареного мяса. Несколько секунд я еще пыталась поймать ускользающий сон, в котором так соблазняюще пахло едой, пока не сообразила, что это в реальности. Осознание, что свежей дичи у нас определенно не оставалось с вечера, заставило меня распахнуть глаза и резко сесть на месте.

Солнце еще толком не поднялось, чтобы осушить выпавшую за ночь росу и наполнить все вокруг теплом. Так что утренний холод заставлял зябко кутаться в походное одеяло. Тем неожиданнее было увидеть в мягких рассветных лучах Себастьяна, сосредоточенно что-то делавшего у костра.

Присмотревшись, я с удивлением заметила жарящуюся над огнем тушку небольшого, но довольно упитанного кролика. А в руках парня находился второй, которого он как раз заканчивал потрошить. Сюрреализм происходящего заставил меня усомниться, точно ли я проснулась, и я невольно потерла лицо одной рукой. Рассветную тишину тут же нарушила громко звякнувшая цепь, выбравшаяся за ночь из глубокой ямы, в которую мы ее закопали, и успевшая в который раз приковать нас друг к другу.

Себастьян тут же вскинулся на звук, но расслабился, увидев, что это всего лишь я. Приветственно кивнул мне. Я в свою очередь вяло шевельнула пальцами в воздухе и со вздохом потянулась за шпильками. Освободив свое запястье и проигнорировав удивленно-возмущенный взгляд Себастьяна, остававшегося еще с цепью, поспешила в кустики. Все же разбудил меня не только запах еды. Заодно умылась в ручье, просыпаясь окончательно.

— Где ты взял кроликов? — спросила первым делом, как только вернулась и приступила к освобождению дракона.