— Такое иногда случается. Некоторые делают это специально, некоторые неосознанно. Скажи мне, у кого-то был с тобой близкий энергетический контакт?

В ушах зазвенело. Триста чувствовала, как каменеет каждая клеточка ее тела, но все равно нашла в себе силы помотать головой. Доктор тен Дюорти снова похлопала ее и поднялась на ноги.

— Хорошо. Но мы все равно поставим вокруг тебя защиту, она значительно ослабит это влияние, если оно, конечно, есть. Ты поправишься уже через пару дней.

— Хорошо, — полушепотом повторила Триста, боясь отвести глаза от своих рук.

— Я принесу вам чистую одежду, — отозвалась Эйрилла и скрылась вместе с докторшей в соседнем кабинете.

Грэм подал голос, как только за ними закрылась дверь.

— Ого. После услышанного я больше ни перед кем не обнажу душу.

Триста помолчала еще немного, улеглась на кровати и накрылась одеялом с головой. Настроения разговаривать у нее не было.

Ночью они сбежали на крышу. Тристе до помутнения, до зубного скрежета хотелось на свежий воздух, но даже окно нараспашку не смогло удовлетворить эту внезапную потребность. Грэм сопротивлялся недолго, и уже в полночь топал с ней по коридору на третий этаж. Они были одеты в одинаковые белые пижамы в желтую полоску и хрустели кукурузными шариками, которые Селетта принесла вечером в тайне от медсестры и миссис тен Дюорти.

— Сколько ты здесь лежишь?

— Четыре дня, — задумавшись, ответил альфариец.

Они шли медленно, не переживая о слежке — Грэм заверил, что по ночам Эйрилла спала как мертвая. Хотя Тристу больше беспокоило то, что временами у нее кружилась голова. Например, как сейчас, при подъеме по лестнице.

— Разве после отравления горчичной розой лечат так долго? — не подавая вида, поинтересовалась она.

— О, это моя любимая часть. Оказалось, у меня на нее аллергия! — непонятно чему рассмеялся альфариец. — Я чуть прямо на травоведении не откинулся, еле откачать успели. Но плюс в этом все-таки есть, профессор тин Флос поставил мне пятерку в семестре. Теперь мне чистят легкие и параллельно вводят лекарство каждые три часа, чтобы поддерживать работу дыхательных путей. Кста-ати, повторная капельница через час, и лучше нам не задерживаться…

Не все болезни лечились рунами и настойками — они с Грэмом оказались как раз теми неудачниками, вынужденными проводить дни и ночи в лечебном крыле. Триста искренне не понимала, как он продержался там один так долго, и искренне завидовала этому оптимизму.

Гравиаль сработал и на этот раз — Грэм лишь оценивающе присвистнул. Они вышли на крышу и синхронно вдохнули.

— Не мухлюй, ты и суток в заточении не пробыла, — с закрытыми глазами пробурчал альфариец.

— А мне кажется, целую вечность.

Было тепло и звездно. Совсем как в ту ночь после ужина у мистера тин Фолльта-старшего. Они, не торопясь, пошли вдоль периметра.

— Как думаешь, кто он?

— Он? — вынырнув из мыслей, не поняла Триста.

— Ну, тот некромаг, который нагло ворует у тебя силы, — развел руками Грэм.

Триста подавила в себе судорожный вздох. Рэйнер был единственным, кто подходил под это описание. Но также он единственный не нуждался в чужой силе, и своей напитанный до краев. Она не врала, отвечая:

— Я не знаю. Если честно, мне кажется, что его нет.

— Ну, так даже лучше, — по-своему расшифровал ее слова альфариец. — Скоро ты поправишься и не будешь переживать о том, что кто-то решит повторно поохотится за твоей энергией.

Она слабо улыбнулась, теребя кончик спальной рубашки. Грэм неожиданно подошел к самому краю и сел, свесив ноги. Немного подумав, Триста присоединилась к нему. Интересно, если она упадет с крыши, успеет ли провалиться в темноту до того, как коснется земли?

— О чем ты думаешь? — смотря вперед, спросил Грэм.

— О… завтраке? Если честно, я ужасно голодная.

— Неплохо. А я вот думаю о попугаях.

— Почему? — посмеиваясь, удивилась Триста.

— Они классные, — пожал плечами Грэм и, нащупав камешек, кинул его вперед. — В детстве у меня был один жако. Его звали Пепел. Упрямая, надо сказать, птица. Даже шрам мне на пальце оставил, видишь?

Триста рассмеялась и оттолкнула его ладонь от лица.

— Ты просто чудик. И почему я раньше не замечала тебя?

Грэм был веселым, находчивым и, в конце концов, симпатичным парнем. За полсуток знакомства Триста чувствовала себя рядом с ним как со старым другом — разве такие парни остаются в тени?

— Ох, ты разбиваешь мне сердце… Я вот тебя заметил в первый же день.

— Вот как? — смутилась она. — Но за стол к Рэйнеру я подсела не в первый день.

— Думаешь, тебя можно заметить только из-за Фолльта? — Грэм подбадривающе толкнул ее в плечо. — Ты забавная.

— Ну, спасибо! — фыркнула Триста и вздрогнула от внезапного хлопка.

Они синхронно обернулись к захлопнувшейся двери. Сердце пропустило удар.

— Кажется, это знак, что нам пора возвращаться, — предположил Грэм и поднялся на ноги, протягивая ей руку.

***

— Ты болтаешь во сне.

— И что я говорила?

— Сложно сказать. По-моему, ты просто кричала как галка. Э-а-а-у! Э-а-а-у! — очень похоже завопил Грэм полусонным голосом.

Триста устало улыбнулась, выравнивая тяжелое дыхание. Единственными источниками света в палате были луны, заглядывавшие в окна.

Птица во сне и правда была, но не галка — Триста была лаксольским степным ястребом и ловила острыми когтями мелких пташек. Она прожила долгую жизнь и погибла от старости. Вчера днем ей снились морской окунь, пойманный рыболовом, и мышь-полевка с золотыми усами. Вместе с тараканом уже четыре. Ровно половина. Триста чувствовала, что силы медленно вытекают из нее словно из треснувшей вазы, и видела подтверждение в глазах мрачневших доктора тен Дюорти и Эйриллы. Защита не помогала, потому что ей нечем было помогать.

Она повернула голову и проговорила негромко:

— Мне страшно, Грэм. Я вижу свои прошлые жизни.

Альфариец поднялся на локтях.

— Ты уверена? Мне тоже иногда снится всякое.

Она кивнула несколько раз и стерла горячие дорожки, побежавшие вдруг по щекам. Подтянулась, опершись о спинку кровати, и взяла в руки мобильный, сжав пластик.

— Уверена. Эту силу забирает не кто-то извне, я сама выталкиваю ее из себя… Любопытство меня погубило. Не нужно было мне лезть туда. Не нужно было открывать ту дверь.

Грэм растерянно сел, слушая тихий шепот. Загорелся экран телефона, освещая мокрое от слез лицо.

— Ты ведь слышала, завтра тебя отправят в столичную лечебницу, — попытался приободрить он. — Они наверняка придумают, как тебе помочь! Триста?

Девушка спустилась на пол, принявшись копаться в полках, и прижала телефон плечом к уху. Альфариец поднялся и подошел ближе, смотря с волнением. Триста перехватила телефон ладонью, когда на том конце подняли трубку, и, пошатываясь, дошла до стола Эйриллы.

— Мне нужна твоя помощь. Тихо-тихо, не буди никого! Я пришлю тебе руну, нарисуй ее на шкафу в нашей спальне…

— Что ты задумала? — спросил Грэм севшим голосом.

Триста отыскала в выдвижном ящике лист бумаги и тяжело осела на стул, потянувшись к ручке. Дослушав ответ, отключилась и начала что-то выводить.

— Триста! — вновь позвал альфариец. Она будто не слышала его, продолжая по памяти рисовать руну портала. — Через семь минут сюда придет Эйрилла! Слышишь меня?

— Я успею, — остановившись, она подняла на него мутный взгляд. — Но мне понадобится твоя помощь, Грэм. Моих сил не хватит… Их вообще нет.

Сил был насколько мало, что она с трудом держала глаза открытыми.

— Почему ты хочешь уйти?

— Так надо, — выдохнула Триста, откладывая ручку в сторону. Опустила лицо в ладони. — Мне нельзя здесь больше оставаться. И в столицу нельзя, понимаешь?

Он не понимал. Грэм тихо подошел и повернул к себе лист. Эти знаки ему ничего не говорили. Ему пришлось переступить через себя, подавливая все протесты, чтобы произнести:

— Тогда куда ты собираешься?