«Даже не думай об этом, - приказываю я себе. - Ты сделала выбор, ты хотела, чтобы он был в безопасности. Чтобы все были в безопасности. Слишком поздно сожалеть».

Интересно, а вдруг забор ударяет током только голую кожу? Может, я смогу перебраться, обернув руки и ноги тканью? Я решаю проверить теорию, бросив на забор кусочек кроличьего мяса. Стоит мясу дотронуться до проволочной сетки, как раздается потрескивание, и оно падает на землю, на месте контакта остается опаленная чёрная полоса. Я оборачиваю кусок в хлопчатобумажную ткань и снова бросаю. Всё повторяется, только теперь в месте касания проволоки прожжённая ткань. Что ж, значит, идея перелезть через забор, пока он находится под напряжением, никуда не годится.

Я обдумываю проблему со всех сторон, но никак не могу придумать способ перебраться через изгородь без отключения металлической коробки. А значит, охрана может получить сигнал тревоги, что в свою очередь означает, что у меня ещё меньше времени, чтобы сбежать со своими людьми и покончить уже, наконец, со всем этим. Что ж, да будет так. Другого выхода у меня всё равно нет.

Я сажусь рядом с забором и закрываю глаза, устанавливая связь с Йарой и представляя в голове коробку. Как только связь устанавливается, я вижу множество тоненьких разноцветных проводов, собранных в пучки и вставленных в разные пазы. Я выбираю пучок, который переходит в самый толстый чёрный провод, и представляю мысленно под ним маленький костерок.

Я вижу, как цветная пластиковая обмотка начинает плавиться и слазить, а оголённые провода краснеют от жара. Серебристая коробка освещается изнутри, пока несколько маленьких искорок не разгораются, и все внутренности коробки не начинают пылать синим пламенем. Я открываю глаза и вижу, что мигающий красный огонёк потускнел и исчез.

Вокруг меня стоит тишина. На фоне глубокого чёрного неба я еле-еле могу различить изгородь. Я поднимаюсь с земли и приближаюсь к ней, продолжая наблюдать за коробкой над головой, которая больше не светится. Чтобы убедиться, что электричество действительно отключено, и я не сожгла своим мини-костром просто какую-нибудь сигнальную лампочку, я снова проделываю тест с кроличьим мясом. Завёрнутый в ткань кусок снова летит в ограду и падает на землю ничем не поврежденный. Никакого шипения. Никаких искр. Но разве я могу быть уверена, что соседние коробки не запрограммированы на то, чтобы взять на себя участок выведенной из строя коробки?

Я вспоминаю затравленный взгляд охранника, когда его коллега включил забор, прежде чем тот успел приземлиться. «Ты ведь меня чуть не убил!» — кричал он тогда.

Напряжение изгороди явно смертельно для человека. Но у меня нет выбора. Придётся рискнуть.

От страха у меня щемит в груди, я подношу руку на три сантиметра к изгороди. Затем убрав руку, отхожу на пару шагов. Потом разбегаюсь, подпрыгиваю и хватаюсь за изгородь как можно выше, цепляясь за решётку пальцами, подтягиваюсь, не останавливаюсь, стараясь забраться на вершину забора и перепрыгнуть на другую сторону прежде, чем электричество сможет меня обездвижить и убить. Я добираюсь до середины сетки, когда понимаю, что меня так и не ударило током — ограда всё ещё деактивирована. Я в безопасности.

Я цепляюсь крепче за проволоку и позволяю себе на секунду остановиться, чтобы выровнять дыхание, а потом лезу дальше. Я добираюсь до верхнего края, перебрасываю ноги через забор и ползу вниз по другой стороне, уже в самом низу спрыгиваю и приземляюсь; надеюсь, что никто не заметил моих акробатических номеров. Я поправляю рюкзак и потом, пригнувшись как можно ниже, добегаю до группы растущих кактусов и присаживаюсь за ними.

Теперь я всего лишь на расстоянии полёта стрелы от ближайшего костра, где сидит Галена, укачивающая на руках своего ребёнка - Аниак. Я оглядываю лагерь, но нигде не замечаю охранников, тут только мои люди. И я, наконец, позволяю себе испытать облегчение, постоянно растущее внутри меня до этого момента, и от него сердце колотится у меня в груди.

Я хочу подать знак своим людям, который точно каждый узнает - тот самый свист, который я издавала, возвращаясь с охоты, и все дети сразу же бежали мне навстречу. Но я до сих пор не уверена, что за моим кланом не следят, и не хочу, чтобы меня поймали так рано. Уит и так знает, что я здесь, и что я приду за своими людьми. Вопрос в том, предупредил ли он людей Эйвери?

Пока он не Прочтёт, что я здесь, я буду в безопасности от него. Или пока охрана Эйвери не заметит, что я деактивировала часть изгороди. От того, когда они это обнаружат, зависит количество времени, отпущенное мне на разработку вместе с кланом стратегии по освобождению Барсука и побег. Каждая секунда на счету.

Из одной из хижин выходит высокий парень, он несет к костру охапку поленьев. Я его еле узнаю в джинсах и футболке, ведь всегда видела его только в шкурах и мехах. Это Кенай, а рядом с ним Нома, одетая в майку и шорты. Моё сердце готово разорваться. Я так сильно по ним скучала, что сейчас меня просто переполняют эмоции, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не позвать их по имени.

Когда Нома наклоняется, чтобы подобрать пару веток, я бросаю свой рюкзак на землю и достаю из него арбалет. Поднимаю его на уровень глаз, прицеливаю чуть левее Номы, и спустя секунду болт уже врезается в дверь хижины в десяти сантиметрах от моей подруги. Она оборачивается, чтобы посмотреть, что же только что мимо неё пролетело, замечает болт, вытягивает его       из двери и принимается осматривать. Потом вскидывает голову и начинает удивленно осматриваться вокруг, я осторожно выпрямляюсь и машу ей рукой. Она меня замечает, бросает ветки и кидается ко мне.

— Господи, Джуно! Это ты! — одно мгновение, и она уже сжимает меня в крепких объятиях, а мое лицо тонет в её распущенных светлых волосах.

— Мы все знали, что ты придёшь. Только не знали когда, — бормочет она, ощупывая моё лицо, будто всё ещё не верит, что это я.

— О боже, Джуно, твои волосы, — шепчет она, осторожно прикасаясь к моей короткой стрижке, будто у меня на голове змеи, а не волосы.

Остальные тоже бегут в нашем направлении. Кенай подбегает первым и крепко меня обнимает.

— Ты мой Майский Жучок. Ты здесь, — произносит он.

— Ребята, я так по всем вам скучала, — говорю я и поглядываю на хижины поверх их плеч. — У вас тут никакой охраны? — уточняю я, в ответ Нома отстраняется и качает головой.

— Они все вернулись в особняк, — наконец отвечает она. — Они сказали, что нет смысла нас охранять, если они отобрали все наши амулеты и забрали Барсука после нашей последней попытки к бегству.

— Но почему Барсука? — восклицаю я. — Он же такой маленький!

— Именно поэтому, — мрачно отвечает Нома. — Он слишком мал, чтобы попытаться сбежать.

— Сегодня нас навестил Уит, — скривив от отвращения нос, рассказывает Кенай. — Он просил передать тебе, что как только ты встретишься с Эйвери, Барсука отпустят, и он сможет увидеться с мамой.

Из одной из хижин выходит мой отец и смотрит прямо на меня. Я хочу подойти к нему, но не могу сдвинуться с места. И, наконец, он сам подбегает ко мне, Нома и Кенай отходят в сторону, чтобы не мешать ему. Его лицо осунулось. Он ласково обнимает меня и хлопает по спине, как делал это всегда, когда я была маленькой девочкой, и меня надо было успокоить.

— Ох, Джуно, — говорит он, отстранившись и пристально глядя мне в глаза. — Я ведь просил тебя не приходить.

— Но я знала, что должна прийти, — отвечаю я, и хотя чувствую, что слёзы вот-вот потекут из глаз, я стараюсь держаться и с вызовом вскидываю подбородок. Мой отец знает, что это значит: я здесь, чтобы сражаться.

— Да, — печально отзывается он, — я знал, что так и будет.

Мои расчёты оказались неверны. Во-первых, истинные границы ранчо оказались не совсем там, где нарисовал мужчина с заправки: мне дважды приходилось возвращаться, и в итоге я проехал на восток гораздо дальше, чем предполагал. А во-вторых, ни одна, пусть и грунтовая, дорога не вела прямо к ранчо.