Адам кривится, сплевывает и оборачивается. Но женщины нигде не видно.

– Кто это?

– Это она, – говорит Сэди. – Шаманка. Кейн говорит, что она будущее предсказывает.

Адам качает головой. Смотрит, как Кейн помогает мужчинам ставить юрту, и в душе его растет раздражение.

– Кейн сказал, будто он тоже накода. Мол, они его родня. Но он совсем на них не похож. Ни капли.

– Шаманка мне про него кое-что рассказала.

Адам переводит взгляд на Сэди.

– И что же?

– Якобы они его нашли. В реке. Он чуть не утонул. Они его вытащили.

– Чуть не утонул? Врет. Я видел, как он плавает.

– Это не все. Река, в которой они его нашли, протекает через Провиденс.

– Что они делали в Провиденсе, если их земли тут?

– Я же тебе сказала, они кочевники. Странствуют туда-сюда. – Сэди встряхивает головой. – Ну ты помнишь, что там было. В городе начался пожар…

– Да. Помню. Много народу погибло. И их командир обвинил рабов в поджоге.

– Не просто обвинил. А уничтожил. Всех мужчин, женщин, детей отвели к реке, заковали в цепи и утопили. Всех до единого.

– Да, помню. В Провиденсе же есть река. Которая, кстати, кишит крокодилами.

Сэди бросает на Адама странный взгляд и понижает голос.

– Говорят, это была настоящая кровавая баня. Крокодилы схватили Кейна. Вцепились в него зубами и утащили на глубину.

Адам молчит. Он вспоминает о шрамах на теле Кейна.

– Никто не знает, как, но каким-то чудом ему удалось спастись, – продолжает Сэди. – Единственному из всех. Спустя несколько дней накода нашли его ниже по течению. Крокодилы на нем живого места не оставили. Говорят, он был полумертвый… А шаманка утверждает, что не наполовину, а совсем.

Адам сглатывает комок.

– Как? Что за чушь?

– Накода владеют магией, – поясняет Сэди. – Вот и вернули его.

– В смысле – вернули?

– Воскресили из мертвых.

Адам смотрит на шаманку. На ней все та же широкополая шляпа. На шее короткие бусы. Зеленые глаза смотрят проницательно из-под полей шляпы. Высокие скулы по-прежнему вымазаны охряной грязью, а зубы красные от бетеля.

Они сидят в ее юрте. Шаманка осматривает левую руку Адама. Без повязки она выглядит отвратительно. Как насекомое, которому оторвали половину лап. Кривая. Она совсем не похожа на его руку. Такой, какой та была прежде. И уже не будет никогда.

Красную кожу на первой фаланге отсутствующего большого пальца скрепляют черные стежки. Адам остолбенело разглядывает рану и молчит.

– Я вижу гонщика, – произносит женщина, легкими касаниями втирая в нежную кожу зеленую пасту. Юрту наполняет резкий травяной запах. Шаманка говорит, не глядя на Адама.

– Какого гонщика? – спрашивает Адам, вздрагивая не от боли, а от ее ожидания.

– Он гонится по пустыне за демонами. У него серебристый мотоцикл и черное сердце. В тени дьявольского холма он увидит себя.

– А что еще вы видите? – интересуется Адам.

– Они едут убивать. Три черных байкера. Друг за другом. Один мотоцикл белый. Один красный. Один черный. Тот, что на белом, падает лицом вниз. Трое встречают троих. И начинается ад.

Женщина тянется пальцами к его руке, замирает, потом берет чистую повязку и принимается аккуратно бинтовать рану.

– Солнце высоко. Тени широкие и короткие. Трое гонщиков едут вперед. По новой дороге. Через черную равнину к концу всех концов.

Шаманка рвет повязку надвое и завязывает узелок. Потом возвращается на свое место.

Адам поворачивает забинтованную руку, удивленный отсутствием боли.

Женщина наклоняется вперед и говорит, тыча пальцем в воздух:

– Я видела, что ты сделал и что сделаешь. Но будь осторожен. Ты мчишься навстречу тому, от чего хочешь убежать.

Адам поднимает глаза и замечает силуэт Кейна, который стоит на пороге и смотрит на них.

– В каком смысле?

Шаманка смотрит на него, но видно, что мысли ее уже далеко. Она улыбается, поднимает руки в воздух, как будто открещивается от собственных слов.

– Поднимется дурной ветер, – отвечает она.

Адаму хочется расспросить ее обо всем, но по глазам знахарки он понимает, что разговор окончен.

Они снова в пути. Едут по дороге, проложенной накода. В воздухе по-прежнему висит пыль, так что видимость от силы метров десять. Они катят по странной равнине, где к небу тянутся зеленые растения с толстыми листьями. Высокие суккуленты, добывающие воду глубоко из-под земли. Стоят, точно призрачные стражи во мгле, указывая гонщикам путь.

Они въезжают в рощу. Мягкая земля пружинит под колесами. Опустив глаза, Адам замечает переплетение корней и лоз. Все поросло таким толстым слоем мха, что даже колеса мотоциклов не вырывают из него клочки. Поднимаются облачка спор. Чирикают птицы, жужжат насекомые.

Адам едет рядом с Кейном.

– Ну и местечко, – говорит Адам. – Тут все…

– По-другому?

– Я не об этом. Люди… и даже растения… Все как будто…

– Да забудь ты про шаманку, – перебивает Кейн. – Ей нравится сбивать людей с толку. Развлекается она так.

– Дело не в ней. А… в другом. Я кое-что видел.

Кейн поворачивает голову и смотрит на едущего рядом Адама.

Адам косится на странную землю под колесами мотоцикла, на зеленые суккуленты с мясистыми листьями, похожими на кинжалы. Переводит взгляд на Кейна.

– У них длинные волосы. Как у Наблюдателей.

Кейн отворачивается.

– Ну и что?

– То есть как – ну и что? Разве ты не понимаешь? Они живут в глуши, но у них есть лекарства, которых больше ни у кого нет. А рука… я же ничего не чувствую. А та шаманка старше всех, кого я знаю.

– Может, и так. Все равно это ничего не меняет.

– Это меняет все.

Кейн поворачивает голову и выпрямляется.

– О чем ты думаешь? Я же вижу, тебя что-то гложет.

У Адама по руке бегут мурашки. Он щурится от красного блеска солнечных очков Кейна.

– Я все знаю, – признается он. – Я знаю, откуда твои раны и шрамы.

Кейн смотрит на него. Взгляд его темнеет.

– Мы должны выиграть Гонку, – отвечает он, давит на газ и вырывается вперед.

Они подъезжают к краю крутой насыпи. Земля под колесами снова каменистая. Останавливаются и чувствуют, что поднимается ветер. Здесь дует северо-восточный, завывая как банши, и они смотрят, как поднимается пыль, обнажая мерцающий на солнце солончак. На солончаке они замечают группу гонщиков. За ними вьется серебристая пыль, и ветер относит ее. Позади в жарком мареве плывет какое-то строение, похожее на башню.

– Похоже на заброшенную стартовую площадку, – замечает Сэди. – В Бэдленде таких полно.

Адам кивает.

– Да уж, к действующей нас бы и близко не подпустили. Слишком опасно.

– Для них или для нас? – бросает Кейн.

Сэди смотрит на него, потом на Адама.

– Вы готовы?

– Сейчас и выясним, – отвечает Адам, глядя на искалеченную руку. Но лекарство накода сильное. Боль притупилась, и теперь рана просто ноет. Адам вспоминает, как где-то слышал, что будто бы, если человек теряет ногу, или руку, или даже всего лишь палец, он все равно продолжает чувствовать эту часть тела, хотя ее давно нет. Это как-то связано с нервными окончаниями. Для Адама так оно и есть. Он по-прежнему чувствует большой палец – разумеется, когда вспоминает о нем.

Издав дикий первобытный вопль, Кейн переключает скорости и отрывается от них, со свистом слетая по склону. Адам и Сэди спускаются следом. Колеса превращаются в размытое пятно, из-под них летит грязь. Они по очереди обгоняют друг друга, мчатся вперед, низко наклонив головы.

Дорога расширяется и переходит в равнину. Они стремительно гонят вперед, оставляя за собой три длинных хвоста пыли, точно инверсионные следы от ракеты. Вдруг все трое резко тормозят, так что мотоциклы заносит.