— Тогда и серёжки придётся к нему покупать, — орудуя пилочкой, задумчиво сказала Ольга, чуть слышно вздохнув.

— Купим, — легкомысленно пообещал я, даже не задумавшись.

Пилка со звоном полетела на стол, а я был зверски зацелован. Два — ноль, что характерно, не в мою пользу.

— Стоп. По магазинам мы не пойдём, — вот теперь я полюбовался широкой гаммой обиды-разочарования-непонимания. Задумался, кося глазом в зеркало трёхстворчатого шкафа. Станиславский умер бы во время моей паузы, вместе со своими товарищами Немировичем и Данченко. Минуты на три завис. Потом не спеша подтянул к себе телефон, и по автоматическому набору позвонил в Свердловск.

— Соломон Давидович, здравствуйте. Это Павел беспокоит. Как ваше здоровье? Даже так… Ну, что же, я очень рад. Звоню из Москвы, поэтому буду краток. Мне нужен кулон и две серьги с янтарём. Лучше бы от того же мастера. Не было у него таких… Жаль. Может, вы что посоветуете? Для кого? Миниатюрная брюнетка, и по совместительству — самая красивая женщина в мире. Да, я в Москве. Записываю. Большое спасибо. Сейчас я ему позвоню, — не обращая внимания на Ольгу, у которой наверняка созрел миллион вопросов, я демонстративно потянулся, и громко выдохнув, спросил:

— Слушай, а не пойти ли нам выпить кофе?

— Я сейчас сама всё сделаю. Ты же кому-то позвонить хотел…

Когда за тобой наблюдают, то всегда что-то, да не так. Вот и у Ольги не всё получилось гладко. Сначала она погнула ножницы, пытаясь вскрыть крышку от банки с кофе. Затем, неожиданно фыркнувший кран, забрызгал её водой. И под конец, она сожгла кофеваркой одну из двух розеток в нашем номере.

Я спокоен. Я абсолютно спокоен. Моё лицо расслабленно и спокойно…

Изображая из себя Будду, я не вмешивался. Счёт у меня не нокаутами. Мне приходиться играть по очкам. Поэтому падение банки кофе я отметил только лёгким поднятием бровей, а когда сгорела вторая розетка, я обнял свои локти ладонями.

- Слушай, а не пойти ли нам выпить кофе? — я постарался максимально достоверно сохранить в этой фразе ту же свежесть, и интонации, что и пять минут назад. Выдержал паузу, и продолжил: Только тебе стоит слегка переодеться, — величественным жестом я указал на грудь, где шифон, после попавшей на него воды, стал прозрачным, н на подол, вымазанный в кофейном порошке. Счёт три — два. Я веду. А ибо нефиг.

— Здравствуйте, дядя Паша, — мелкое создание, в пышной юбке и с большими розовыми бантами, было до неприличия прилично, если бы не цветущий шишак на лбу, с небольшой ссадиной на самой его вершине, и лукавый взгляд из-под невинно хлопающих ресниц. Зато мордашка — что надо. Постная и скучающая. Этакая томная леди, с налётом сплина.

У самых дверей встретила.

— Так, кто это у нас. Сейчас угадаю… Ты единорог, — показал я пальцем девочке на лоб.

— Это же я, Оля, — топнула она ножкой, н на глазах вот-вот были готовы появиться слёзы.

— А откуда у тебя на лбу такое замечательное украшение?

— Я не красивая, да? — разом потухла девочка, готовясь развернуться и убежать.

— А давай мы у твоего друга спросим? Вот, кстати, и он. Его зовут Мишка — Медвежушка. А ещё он медбрат, — я вытащил медвежонка из пакета.

— Это так же, как медсестра? — тут же переменила девчушка настроение, протягивая руки к подарку.

— Ну, почти. Только медсестра — это медицинская сестра, а медбрат — это твой младший братик — медведь. Медвежонок — брат. Ты мне не поверишь, но он волшебный. Он даже синяки лечить умеет. Надо только прижать его к себе, к самому синяку, вот этой брошью, и очень сильно попросить, чтобы он помог. Главное, не торопись. Он ещё маленький, и не всё умеет делать быстро. Подержи подольше, пока не почувствуешь, что достаточно.

Степан Арамович слушал наши разговоры с отвисшей челюстью и не совсем понятной улыбкой. В том смысле, что умные н интеллигентные люди должны "держать лицо”, а не так явно выпадать в осадок, демонстрируя удивление, переходящее в охренение.

— Оля, после смерти отца, кроме её мамы и Деда, ни с кем из взрослых не разговаривает, — проинформировал он меня, как бы между прочим, когда мы поднимались на второй этаж. То, что я

на это всего лишь пожал плечами, он вряд ли заметил, так как грузно топал по лестнице впереди меня. А я что? У всех свои тараканы.

Анастас Иванович сегодня был одет по-домашнему, на нём светлые летние брюки, в которые он заправил мягкую, фланелевую рубашку в клетку. Мы застали его, когда он перебирал на полке толстые папки. Когда он повернулся, я не смог скрыть изумления. Понятно, что эликсир у меня работает эффективно, но я даже представить себе не мог, насколько.

— Как самочувствие, Анастас Иванович? Мне кажется, или вы действительно похудели немного? — поинтересовался я, после обмена приветствиями.

— Отлично себя чувствую. Словно десяток лет с плеч долой. Сегодня проснулся, а у меня ничего не болит. Давно такого не было. Ем много, но, Павел, вы правы. Похудел. Ремень теперь на две дырочки дальше застёгиваю. Не поделитесь со стариком, что же это за метод лечения у вас такой?

Я, улыбаясь, помотал головой, но заметив требовательный взгляд, пояснил:

— Анастас Иванович, в волшебство вы всё равно не поверите. Нет его — это даже наукой доказано, а врать мне не хочется. Да и стоит ли говорить лишнее, если вот он результат — хоть на лице,

хоть налицо, — скаламбурил я, подходя ближе к Деду, — Присаживайтесь лучше на диван. Я вас немного осмотрю и подумаю.

Подумать мне есть над чем. Благодаря Контакту, я знаю все события в жизни Микояна, произошедшие с ним после нашей прошлой встречи. И если честно, мне страшно.

Старики — разбойники сговорились на проведение тихого государственного переворота. Во всём их плане меня радует только одно, то, что импактиты выйдут в мир. Неважно, кто и какие цели будет преследовать, но их не засекретят насмерть, и не сделают достоянием одной оборонной промышленности.

План у них вполне жизнеспособный, но в нём не хватает изюминки. Такой, чтобы всё сработало наверняка н гораздо быстрее, чем в моей первой жизни.

— Анастас Иванович, вы занимались когда-нибудь спортом?

Мой вопрос поставил Деда в тупик, он даже закашлялся от неожиданности, поперхнувшись слюной. Пришлось легонько похлопать его по спине.

— Однако, — помотал он головой, откашлявшись, — Умеете вы удивить. Нет, не довелось. Кроме зарядки по утрам, и то, когда это было…

— То есть, представление о турнике, или отжимании от пола вы имеете? — настойчиво продолжал я гнуть свою линию.

— Павел, я не понимаю, к чему все эти вопросы, — строгим тоном ответил Дед, закаменев лицом.

— Сейчас всё объясню. Только ещё один вопрос. Ответьте на него, это важно. Вас Брежнев сильно не любит?

Прежде чем начать говорить. Дед откинулся на спинку дивана, и с минуту изучал меня взглядом.

— Скажем так. Он не меня не любит, а свою слабость. Когда готовилась отставка Хрущёва. Лёня трясся от страха и жутко паниковал. Я это видел. Поэтому я для него просто раздражающий свидетель его трусости, который никак не вписывается в создаваемый им образ. Я ответил, а теперь жду ваших объяснений.

— Я подумал вот над чем. Здоровье у Брежнева так себе, если не сказать большего. Кроме того, он маниакально следит за своим весом. — я заметил, как ухмыльнулся Микоян. Видимо тоже знает, что в доме Брежнева куча весов, а его настроение прямо зависит от того, добавил ли он полкило, или чуть похудел, — И тут он узнаёт, что его знакомый, выйдя на пенсию, занялся собой, похудел, начал бегать по утрам, и уже к турнику подбирается. А от вас идут слухи, что давно надо было забросить политику и пожить для себя, хоть чуть-чуть. Вроде того, что как только бросили делами заниматься, так здоровье у вас сразу вверх пошло.

— Допустим, про турник вы загнули, но идея интересная. Может и сработать.

— Как сказать, как сказать, — прищурился я, разминая руки, — Вот сейчас полечимся, и посмотрим, потянете ли вы турник.