— И когда ты всё успеваешь? — интересуется Дима, — Не виделись всего ничего, а тебя не узнать. Даже причёску сменил.

— Тороплюсь жить, — пожал я плечами, — Много работаю, хорошо день планирую.

— А вы слышали, что Сашка Пашенцев клад нашёл? Они на чердак полезли в старом доме, и там за досками коробку нашли с монетами. Его уже в милицию два раза вызывали, — новости из Вити сыплются, как из радио.

— В милицию-то зачем? Они что, клад не сдали? — не поверил Дима.

— Сдали. Теперь их по очереди вызывают и спрашивают, сколько монет было, как они лежали, не сунул ли кто в карман несколько штук.

— Ну и дураки, я бы не стал сдавать, — неожиданно сказал Дима. Неожиданно потому, что он всегда был самым честным из нас. Сколько у нас планов рухнуло из-за того, что он наотрез отказывался что-нибудь иногда приврать.

— Да они во дворе всем разболтали, — скривился Витя, — Всё равно кто-нибудь бы да сбегал в милицию.

Я слушал друзей и вспоминал, как я сам в первой жизни нашёл трёхлитровую банку с пачками старых купюр. С теми самыми, которые сейчас в ходу. Долго я тогда хранил старые деньги, всё хотел туалет ими на даче обклеить, да руки не доходили. Интересно, они уже лежат там же, или их позже спрячут. Завтра же проверю.

Два полуразвалившихся сарая на отшибе, фундамент из дикого камня, скорее всего ещё более старый, чем развалившиеся дощатые постройки. Когда-то из-за этого камня я и начал ковырять развалины. Сэкитей хотел на даче изобразить, сад камней. Огляделся. Здоровый кирпичный дом надежно закрывает меня собой от остальных хибар. Года три назад тут прикрыли нелегальный армянский цех по пошиву обуви. Громкое было дело. В газетах писали, что кожу армяне грузовиками воровали с камышловского кожевенного комбината. Потом кто-то из организаторов цеха повесился, а дом то ли прокурор купил, то ли его родственник. Поддеваю монтировкой верхний камень и выворачиваю его в сторону. На месте банка! Быстро сую её в рюкзак, проверяю, что больше там ничего нет, и вскакиваю на велосипед. Иногда зачем-то оглядываюсь, пару раз срезаю дорогу через дворы. Сам не понимаю, чего испугался.

Долго разбирался с деньгами, закрывшись в гараже. Некоторые пачки были не полные, пришлось всё считать. Столбиком подвёл итог: шестнадцать тысяч восемьсот пятьдесят рублей. Очень большие деньги по нынешним временам. Сложил всё в пакет и упихал его в железный ящик из-под инструментов.

Тренировка. Бегаю по парку, болтаю с ребятами.

— Паша, а для чего ты упражнения на пресс постоянно делаешь? Нам вот их редко задают.

— Для бега пресс при старте нужен, а в прыжках, чтобы ноги вовремя подтянуть и корпус держать, — щёлкаю секундомером, фиксируя время круга.

— Точно, я в высоту когда прыгаю, часто ноги не успеваю вытащить, — кивает Стас на бегу.

Сердце ёкнуло и пропустило пару ударов, когда после круга ребята присели на скамейку и начали вытряхивать песок из полукед. Все носки в дырах. Увидели, что я смотрю, застеснялись. Похоже у меня сегодня поход в магазин намечается. Посмотрел на парней ещё раз, прикинул размеры. Побуду немного Дедом Морозом, а по-хорошему надо дело им найти. Знаю, что я это выполню, мне бы самому увереннее на ноги встать, тогда легче будет.

Закончил маховые упражнения на растяжку. Очень полезная штука. Шаг — и прямая нога поднимается выше головы, снова шаг — другая вверх пошла. Беговые нагрузки снижаю, работаю на мышцы и растяжку. Серии приседаний на одной ноге. На сегодня хватит.

После душа созваниваюсь с Николаем. Панели готовы, он едет ко мне. Договариваюсь, что съездим в Спорттовары.

— Ты на колхоз что ли закупаешься? — Николай смотрит на пять спортивных сумок, в которые я набиваю десятки носков, трусы, майки, футболки, полотенца.

— Помогай лучше, — рычу на него, потому что сзади уже очередь, а у меня не всё куплено.

Потом ходим, добивая по мелочам: шахматы, набор для настольного тенниса, футбольный мяч, летающая тарелка. Выходим из Спорттоваров, напротив него Центральный гастроном. Беру последнюю свободную сумку с собой. Конфеты, сгущенка, печенье, яблоки.

— А теперь двигаем к спортинтернату, — барским тоном распоряжаюсь я, вытягиваясь на сидении Запорожца. Всё-таки шоппинг — это не моё. Коля явно тормозит. Он смотрит на меня, на сумки…

— Ты для кого всё это покупал?

— Для детей, Коля, для нормальных советских парней из интерната. Для тех, у кого родители-алкаши детство украли.

— О-чу-меть, — по складам выводит мой друг и заводит свой тарантас, — Сто сорок рублей…

— Эй, парень, тут у вас где-то Стас должен быть, он на Юности бегает, — окликнул я парня, усердно раскачивающегося на отломанной боковине от футбольных ворот.

— Атлеты, старшая группа, знаю — приостанавливает тот окончательное разрушение интернатовского инвентаря.

— Позови его сюда.

— Тебе надо, сам и зови, — недовольно откликается молодое спортивное дарование, начиная вновь раскачиваться.

— Дам две Ананасные, если сгоняешь быстро, — залезаю в пакет и вытаскиваю две шоколадные конфеты в ядовито — желтом фантике.

— Три, — тут же тормозит раскачку пока не отломанной трубы ворот вымогатель.

— Замётано, — вспоминаю я местный сленг, — Но только быстро, — интуитивно вытаскиваю секундомер и щёлкаю кнопкой. Что такое секундомер? Нет, не так… Что такое Секундомер в спортинтернате? Символ Власти! Талисман, подтверждающий причастность к Руководству. Аналог короны во дворце. Взметнувшаяся пыль, паренька уже не видно. Шустрые они тут…

Минуты через три наблюдаем учения. На армейском языке это можно назвать — Действия отделения в наступлении. Из здания выкатывается десяток подростков, многие с палками в руках, и начинают охватывать нас полукругом. А вот и Стас. Узнаёт меня, машет остальным рукой.

— В Зарницу играете? — улыбаюсь я, глядя на парней лет четырнадцати, мнущих в руках палки и клюшки для хоккея с мячом.

— Не, хачеков гоняем. Докопались недавно до гимнасток, мы два раза уже им ввалили. Лето. Народа у нас мало, вот и наглеют. Они все тут недалеко живут. Днём на Центральном рынке торгуют, вечером к девкам лезут, а там соплюхи одни остались, было бы к кому приставать, — сплёвывает он.

— Держи подгон, — пытаюсь вписаться я в местную «феню», — Брат с Севера приехал, — вытаскиваю сумки, в последний момент вспомнив своё обещание, достаю из пакета три конфеты. Мелкий разрушитель футбольных ворот выбегает из-за спин ребят, на ходу подхватывает угощение, и снова исчезает, ловко увернувшись от подзатыльника Стаса.

— Это что? — смотрит тот на новенькие сумки.

— Подарки. Дальше сами разберётесь, — махнув на прощание рукой, сажусь в машину. Николай понятливо трогает с места. Молчим. Слишком неожиданной стороной нам показала себя интернатовская жизнь. Той, о которой предпочитают не говорить вслух.

Попали на концерт «Песняров». Потрясающе! Необычно всё: сами песни, многоголосие, профессионализм и та лёгкость, с которой музыканты исполняют сложные партии, большое количество участников на сцене, аппаратура, исполнение а капелла, костюмы. А какие солисты — легенды! Борткевич, Кашепаров, Денисов, Мисевич, да и у нашего земляка — Мулявина с голосом полный порядок.

— Парни, надо нам с вокалом что-то делать. Я последнее время, как ни возьмусь более-менее приличную песню расписывать по партиям, так сразу упираюсь в многоголосие и подпевки, — Алексей поглядывает на нас с Колей. Мы вышли из «Космоса», киноконцертного зала, где выступали «Песняры», и всё ещё находимся под впечатлением от их музыки.

— Да, обязательно надо, — соглашается Николай, — А что у нас с репетициями?

— Кроме ударника все вернулись, завтра соберёмся. А ты, Паш, что думаешь?

— А мне Динакорд понравился, — улыбаюсь я, заранее предполагая реакцию друзей на свои слова.

— Ну вот, кто о чём, а он опять про аппаратуру…, — не подводит Коля мои ожидания.

— Да, звучат они сказочно. Никогда ничего подобного ещё не слышал. Звук могучий и кристально чистый. Электроорган у них какой-то странный. Фарфиса. Первый раз такое название вижу, но звучит очень даже неплохо, порой на Хаммонд похож, — поддерживает Лёха начатую мной тему.