Пока мы были в пределах радиовидимости научно-исследовательского судна Академии Наук, успели подробно доложить, сколько чего и куда движется. За что получили горячую благодарность. Естественно, от научного руководства судна. Ага, от исследователей, млин.

— Паш, они там что, воевать собрались? — озадаченно потёр лоб Димка, когда связь прервалась.

— Ты про американцев? Вряд ли. Ещё англичане говорили в своё время, что "fleet in being", подразумевая, что наличие сильного флота само по себе влияет на политику одним фактом своего существования.

Судя по их курсу, они собираются припереться в Персидский залив силами двух авианосных ударных группировок, и прибегнуть к излюбленной дипломатии канонерок. Правда, сейчас всё больше такой стиль в политике называют дипломатией авианосцев, но суть от смены названия не меняется. Со времён Рузвельта "политика большой дубинки" ими рассматривается, как лучший способ распространения равенства и демократических ценностей.

— Не любишь ты американцев… — неодобрительно покачал мой друг головой.

— Американцев… А при чём здесь люди? Они везде примерно одинаковы. Есть плохие, хорошие, трудяги и лентяи. Я не люблю их политику. Это да. Скажу тебе по секрету, я и от нашей далеко не в восторге. Что от внешней, что от внутренней.

— А ребята говорили, что в Германии ты постоянно СССР защищал, — улыбнулся Дима.

— "Я конечно, презираю Отечество мое с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство". Знаешь, кто так сказал? Александр Сергеевич Пушкин. В отличии от него, я к Отечеству отношусь нормально, но партийное руководство страны, по крайней мере бывшее, то что с Брежневым было, то да, откровенно презираю. Старпёры, сами ни в чём не разбираясь, пытались рулить всем сразу. От экономики и армии, до музыки и фильмов. И да, я не считаю, что тот социализм, который у нас сейчас — это лучшее, что может быть. Однако, Дим, в чём-то я с Пушкиным согласен. Одно дело, мы наш строй сами между собой хаем, прикидывая, что можно было бы лучше сделать, и совсем другое, когда начинаем выносить сор из избы на люди. И я не усматриваю в своём отношении двуличия. Когда мы ругаем социализм у себя на кухне, то мы ищем его несоответствия с тем идеалом, который каждый из нас видит сам для себя. За границей по-другому. Там, в разговорах с иностранцами, мы сравниваем два разных строя. И вот тут социализм выглядит человечнее, что ли…

— То есть ты взъелся на демократию? — не унимался мой школьный товарищ, разбирая фотоаппарат и раскладывая его по гнёздам футляра.

— Нет, не я. Они сами её не любят. Тот же Нобель ещё когда говорил, что любая демократия приводит к диктатуре подонков. Скорее всего, мне не нравятся тупые подонки у власти. И чем их больше, тем больше мне не нравится власть, — рассматривая перчатки скафандра, пожал я плечами. Перчаточки-то менять придётся. Прилично я их сегодня излохматил, — Так что любой строй надо рассматривать в динамике. Начинают многие хорошо, и вроде бы с благими намерениями, но потом происходит постепенная подмена принципов, и мы видим то, что видим.

— Как твои руки? — резко, и чуть виновато, спросил Дима.

— Сейчас подлечу, и начнём работу. Нам ещё плавки кремния надо успеть сделать, — ответил я, сосредотачиваясь и держа перед собой прижатые друг к дружке ладони.

— Какие плавки? "Прогресс" с сырьём только через сутки прибудет. Что ты плавить собрался? — явно забеспокоился Димка, приглядываясь к моему лицу.

— Димон, как ты думаешь, какой момент в согласованиях нашего полёта оказался самым спорным? — поинтересовался я с ухмылкой, глядя на растерявшегося парня, явно подозревающего меня в сумасшествии.

— Да они все нереальные, за что ни возьмись, — тряхнул он головой, попробовав представить себе те круги ада, через которые я прошёл.

— Вовсе нет. Больше всего споров было по составу экипажа. После неудачной стыковки "Союза-25", произошедшей из-за неадекватной реакции необкатанного экипажа, было принято решение об обязательном присутствии на борту корабля космонавта с опытом стыковок. Мне чёрт-те знает до куда пришлось достучаться, чтобы продавить нас двоих. Как ты думаешь, почему? Почему я за тебя бился, аки дракон огнедышащий? — я с интересом смотрел на Диму, наблюдая за сменой выражения его лица.

— Н-не знаю, — пробормотал он, ожидая моих дальнейших пояснений.

— На самом деле всё очень просто. Ты не будешь болтать ни о чём странном, что увидишь на борту этой станции.

— А что я увижу? — полушёпотом поинтересовался Димка, отстёгиваясь от своего кресла и подлетая ближе ко мне.

— Магию и волшебство. Только сначала тесты пройдём, — решительно ответил я, почувствовав, что после заклинания лечения мне прилично полегчало.

Через четыре часа печь была подготовлена к первой в мире плавке кремния в космосе. Успели бы и быстрее, но пришлось отвлекаться на сеансы связи с ЦУПом.

Когда всё было готово, я вышел к шлюзу и открыл сундук, нагруженный контейнерами из диоксида кремния с порошком сверхчистого кремния.

До прилёта "Прогресса" оставалось двадцать часов.

— Паша, я одного не могу понять. Наша станция каждые сорок пять минут прячется от Солнца в тени планеты. Наружные излучатели у нас не маленькие, даже по внешнему виду они как бы не больше, чем у американцев. Вот объясни мне, как их корабли до Луны долетали. Тени по пути к Луне нет, солнечных батарей у них тоже не было, соответственно электроэнергии самый минимум. Без насосов и вентиляторов теплообменники эффективно работать не могут. Каким образом они излишки тепла сбрасывали? Особые технологии радиаторов? — Дима закончил свою часть работы, и наблюдал, как я завершаю монтаж отвода на теплообменник печи.

— Не было у них никаких особых и секретных технологий. Иначе мы бы эти радиаторы на "Апполонах" увидели, — отмахнулся я, проверяя собранную конструкцию. Печь у нас расположится в специальном термоизоляционном кожухе. Когда мы её на Земле проверяли, то наружная сторона кожуха почти не нагревалась. Рукой, на ощупь, не сразу и определишь, что там внутри уже кремний плавится.

На самом деле вопрос Димка интересный задал. Восемь с лишним суток американские астронавты проболтались в космосе, летя до Луны и обратно. Это мы от перегрева в тень планеты прячемся, а от радиации нас защищают пояса Ван Аллена и серьёзные стены станции, которые в разы толще и прочнее, чем у американцев. Не, как-то в их астронавты мне не хочется… Хорошо прожаренный кусок радиоактивного мяса — это не предел моих мечтаний.

Излишнее тепло в космосе — серьёзная проблема. Воздуха нет, соответственно нет конвекции и отвод тепла осуществляется только излучением. У станции две системы охлаждения — внутренняя и внешняя.

Тепло внутри станции собирается газожидкостным теплообменником, его избыток излучается через наружные радиаторы в космическое пространство. Своими "зонтиками" мы существенно облегчили работу внешних радиаторов, поместив их излучающие поверхности практически в постоянную тень. Это важно. Можно сказать, что мы вдвое увеличили мощность внешних радиаторов и она теперь составляет двадцать-двадцать пять киловатт.

В будущем космические корабли и станции обзаведутся более современными и мощными системами охлаждения. Даже у крошки — Шаттла она будет в пятнадцать киловатт, а у станции МКС в семьдесят.

— Ты, чем бестолку про американцев болтать, лучше делом займись. Начинай полную прогонку тестов, а я пока кассету с кремнием в печь заряжу, — отвлёк я Диму от созерцания нашей планеты через иллюминатор, — Думаю, что мы со своей печкой в космосе больше пользы человечеству принесём, чем десяток астронавтов-туристов, прыгающих по Луне.

— А я что, я ничего. Просто мы сейчас как раз над Америкой пролетаем, вот и пришло в голову, — оттолкнувшись от столика, поплыл Дима к пульту управления, вынесенному в жилой отсек. Над ним мы пристроили нашу панель, мигающую сейчас разноцветными огоньками. Около неё поставили "якоря" — забавные механические устройства, вроде лыжных креплений. Вковываешься в них, и обретаешь привычное устойчивое положение тела.