— Шутник, блин. Что встал, заходи уж, раз пришёл. — вздрагивает тот от моего приветствия.

— Семёныч, я что зашёл. Если после Нового года не сразу увидимся, то ты меня не теряй. У меня небольшие гастроли будут.

— Садись, и объясни подробнее, — махнул тренер в сторону стула. Рассказал, когда и на сколько уеду. Семёныч записал даты в ежедневник. Заодно и про увольнение с завода пришлось рассказывать. Тренер засопел, ещё что-то черкнул себе в записях.

— Не можешь ты жить спокойно. Иди, тренируйся, — вынес он вердикт, и выпроводил меня из кабинета.

Алексей нашёл временную базу, где можно репетировать и немного подхалтурить на новогодних вечерах. Стена к стене к его музучилшцу примыкает ДК имени Горького, неказистое снаружи здание, но со старинной, недешёвой отделкой внутри. Дубовый паркет, мрамор, массивные старинные двери с витиеватыми полуметровыми бронзовыми ручками.

Забежав в ДК, я кинулся было к лестнице, но меня остановил аромат ванили и свежеиспечённой сдобы. Нос уверенно подсказал направление, и я развернулся в сторону буфета. Эквилибристика четырьмя горячими булочками, положенными в свёрнутый кулёк, и горячим кофе в картонном стаканчике, чуть не закончилась в дверях. Вовремя притормозил, пропуская навстречу мужчину в кроличьей шапке с белым пятном.

— «Надо же, миллионный город, а я соседа третий раз за день встречаю», — подумал я про себя, поднимаясь по лестницам. И тут вдруг дошло. Сердце на секунду упало вниз и пропустило один удар. — «Какой к чёрту сосед. Это же за мной следят».

Глава 20

Вот это я опростоволосился! Сам вчера Ольге рассказывал про разведчика, а сегодня на эти грабли и наступил. Понятно, что город это не лес, не пещера и не космос, где меня натренировали на постоянном контроле и наблюдении, но самокритику и оправдания лучше оставить на потом. Сейчас мне нужен план действий.

— Коля, куртку бери и пошли, срочное дело есть, — я заглянул в комнату, где на репетицию начали собираться ребята. — Лёха, я минут через двадцать буду.

Вытащив Николая в коридор, встал так, чтобы видеть в нижний пролёт лестницы и всех, кто по ней будет подниматься.

— За мной полдня какой-то пинкертон таскается. Может менты, а может и воровайки. Ты первым выходи на улицу, а я минут через пять пойду, и на остановке от него оторвусь. Мне надо знать, куда он после этого направится. Присмотри за ним издалека. — я хорошо изучил Колю, а он меня. Надёжный парень, не задающий лишних вопросов, который знает, что если я его о чём-то попросил, значит так надо. Подождал минуту, услышал, как за Николаем хлопнула уличная дверь. Я спустился по лестнице на один пролёт и встал к окну. Глядя на улицу, не спеша выпил кофе и съел булочки. Освещённый холл ДК отчётливо отражался в оконном стекле, и я видел, как мой преследователь выглянул из буфета и скрылся обратно.

Теперь главное всё правильно рассчитать. Я вышел на улицу. Николая заметил на другой стороне дороги, у тумбы с афишами. Не торопясь пошёл к остановке. Мне надо будет изобразить человека, желающего попасть на нужный маршрут. Дверь ДК у меня за спиной хлопнула ещё раз секунд через тридцать, так что фора по времени известна.

В автобус девятнадцатого маршрута с надписью «Экспресс» я заскочил вслед за бегущей тройкой студентов. Кавалеры галантно придержали двери, а я успел подсадить отстающую девушку, и запрыгнув сам, немного пододвинул парней, после чего двери автобуса захлопнулись. Назад оглянулся, когда мы отъехали метров на сто. Филёр бодро топал в сторону городского пруда, а среди группы пешеходов пару раз мелькнула знакомая помпошка Колиной лыжной шапочки.

Обратно вернулся, дав небольшой круг, чтобы подойти к ДК с другой стороны. Николай, с красным от бега и мороза лицом, примчался минут на пятнадцать позже.

— Он в «Динамо» зашёл, на третий этаж, — вполголоса сообщил Коля, раздеваясь.

— Ты за ним, что ли туда попёрся?

— Нет, конечно. Там лестница, как аквариум. С набережной хорошо видно, кто и куда поднимается. — обиделся Николай.

— Коль, извини. По крайней мере, теперь всё прояснилось. Вот только с усилителями пока завязываем. Интересно, откуда они мой новый адрес узнали?

— Да тут и гадать нечего, — кивнул Николай в сторону Вити.

К Вите мы подошли с двух сторон и под недоумевающими взглядами ребят, под локотки вывели его в коридор.

— Расскажи мне, друг мой, за сколько сребреников ты меня динамовцам продал? — елейным тоном поинтересовался я у Виктора.

— Я… да ты что, да я…

— Кому опять растрепал? Вспоминай, — тряхнул парня за плечо Николай, конкретизируя вопрос.

— Так я это… мы в хоккей играли, а тут дядя Саша с третьего подъезда к корту пришёл. Спортсменов, говорит, ищу. Он же по конькам мастер спорта. Только старый уже. Вот и думает тренером стать.

— И ты… — мягко подтолкнул Коля зависшего парня.

— А я говорю, вон Пашка у нас теперь в доме живёт. Первое место в Новосибирске только что занял.

— А он…

— А он ничего, спросил только по какому виду, ну, я и рассказал.

— Так, находка для шпиона. Если ты про меня ещё хоть раз что-то сболтнёшь, то сразу можешь забыть, что мы когда-то были друзьями. Витя, детство закончилось. Ты понял?

— Да понял я, понял. А что случилось-то? — закивал головой Витька, как китайский болванчик.

— Давай я ему сам в ухо врежу, если тебе неудобно? — предложил мне Николай, посмотрев на моего друга, как на недоумка. — Слышь, ты, информагенство. Тебе только что русским языком сказали, что от тебя, болтуна, одни неприятности. А тебе опять всё надо знать? Кому на этот раз побежишь рассказывать, жертва словесного поноса? — вид у Николая свирепый, того и гляди, Витьке реально может в ухо прилететь.

— Витя, а ты вечером у отца спроси, кто у вас из родни и сколько отсидел из-за таких, как ты, Павликов Морозовых. Только тот пионер — герой болтал якобы из идеологических побуждений, а ты — из-за словесного недержания. Надеюсь, теперь сообразил, что второй раз я с тобой разговаривать не буду и ребятам объясню, почему, — подтолкнул я Витьку обратно в комнату.

— Зря ты так, пару подзатыльников надо было ему выдать. Это я тебе на личном опыте воспитания младшего брата говорю, — проводил Николай взглядом скрывшегося Виктора. — Что дальше думаешь делать?

— Есть мысли, но сначала с тренером посоветуюсь, — успокоил я друга.

Семёныч ничего неожиданного мне не расскажет, но какие-нибудь реальные случаи я у него выпытаю. Надо мне это знать, для иллюстрации. Откуда нынче такое рвение у динамовских волонтёров, я догадываюсь. Щёлоков с Чурбановым перед Брежневым хвалятся, как они за советский спорт радеют. Вот и прогибается местное руководство, получая соответствующие приказы сверху. Вручат мне медальку за спортивную победу, завоёванную в обществе Динамо, глядишь, кто-то и получит внеочередное звание, или ещё какую-нибудь плюшку. Хотя, это я сейчас такой умный, а вот до того, как узнал про Динамо, что только не передумал…

Семёныч не подвёл. Ожидаемо поделился новостями «из жизни спорта», как динамовцы вратаря из молодёжки вербовали, под заявление об изнасиловании, как биатлонисту через губу цедили, что раз не хочет он быть среди чекистов, то значит не всё у него в порядке с Советской властью, да и ещё много чего. С другой стороны Динамо многих спортсменов устраивало. Хорошие оклады, квартиры, машины, дополнительное снабжение. Кто от такого откажется. Добивайся побед и получишь социалистическое счастье. А так-то да, мы все в одинаковых условиях, и спорт у нас любительский. Вот только барак в нашем социалистическом лагере, у динамовцев посытнее.

— Это что!? — сорвался на крик академик, дав «петуха».

— Вы же будете писать об открытии «наверх»? Вот и приложите первый вариант письма к своему докладу, — спокойно ответил я ему. Даром, что ли я вчера целый вечер сочинял, да на машинке печатал.

— Я такое не подпишу!